Да, это был Карасик. Он подошел к ребятам, помолчал, потом спросил насмешливо:
— Ну как? Живы?
— Живы…
— А что с тобой было, Карасик? — спросил Федя.
— Да ничего особенного. Когда вы драпанули, я за вяз схоронился. Ну и глядю. Они еще чуток попрыгали и остановились. Совсем возле меня. Шагов за пять.
— А дальше? — и спрашивающий громко проглотил слюну.
— Дальше одно привидение грит: «Влипли вроде». А другое отвечаить: «Ерунда! Возьми себя в руки, Тушкан».
— Так и сказало?
— Так и сказало!
— Выходит, по-человечьи они, привидения, разговаривают?
— Выходит, что так.
— А потом что, Карасик?
— Потом еще они пошептались и посигали назад, к кладбищу.
— А ты?
— Я за ими — по заборчику.
— За ими? — ахнул кто-то.
«Ну и отчаянный же ты, Карасик!» — с завистью подумал Федя.
— За ими! И что же я увидел!
— Чиво, Карасик?
— Перелезли они через забор и попрыгали к склепу князей Вахрушиных! Знаете, такой большой склеп в старых дубах?
— Знаем…
— По-моему, они там и живут. Еще я услышал, как одно привидение сказало: «Снег выпадет — беда нам».
— А может, привидения ети души князей Вахрушиных? — прошептал кто-то.
— Проверить надо, — сказал Карасик.
— А как проверить?
— Очень просто! — Карасик хитро улыбнулся. — Завтра пойдем на кладбище пораньше, запрячемся возле склепа князей Вахрушиных и выследим все. Согласны?
Никто ему не ответил.
Федю мгновенно прошиб пот, и он тоже промолчал.
— Так согласны или нет?
— Завтра решим, — сказал Федя, и все с облегчением вздохнули.
Но решить они не успели.
Утром следующего дня Федя узнал тревожные новости: ночью прыгунки совершили три нападения на прохожих, при этом один из них, красноармеец, был убит; ограбили лавку колониальных товаров на базаре — сторож клялся, что видел множество прыгунков, которые обступили лавку, а заметив его, злобно захохотали. Что было дальше, сторож не знает, потому что, как он сказал, «лишился чувствий», а когда при шел в себя, был без дохи, без ружья и с кляпом во рту.
Все это Федя узнал из разговора отца с дядей Петей. Они сидели в пустой классной комнате под золоченой иконой и обсуждали создавшееся положение.
— Не то бандиты, — говорил дядя Петя, — не то еще какая контрреволюционная шайка.
— Скорее всего бандиты, — сказал папка. — Надо что-то делать, Петр.
— Совсем не бандиты! — закричал Федя. — Привидения это! На кладбище они живут.
— Перестань болтать ерунду, Федор! — У отца лицо стало сердитым.
— Не болтаю я! — обиделся Федя. — Мы вчера вечером их выследили. В склепе они живут. В склепе князей, этих… вот забыл фамилию. Карасик точно знает.
Внимательно посмотрели на Федю отец и дядя Петя.
— Не врешь? — спросил папка.
Федя нахмурился и не ответил.
— А Карасик кто такой? — спросил дядя Петя.
— Товарищ мой новый!
— Чего же ты молчал, Федюха! — Папка сильно сжал Федины плечи. — Беги за своим Карасиком! Да живо!
В дверях Федя услышал, как дядя Петя сказал:
— Возьмем бойцов шесть. Я думаю, хватит.
…Маленький отряд, вооруженный винтовками, осторожно подошел к самому глухому углу кладбища.
— Тута лазейка, — прошептал Карасик и отодвинул у забора доску.
За ним пролезли Федя, его отец, дядя Петя и еще шесть рабочих с винтовками.
— Пошли! — и Карасик уверенно повел всех по еле заметной тропинке, между могил, покосившихся деревянных крестов, белых мраморных памятников; колючий шиповник, уже совсем облетевший, с яркими красными ягодами цеплялся за одежду; шуршали под ногами опавшие листья.
— Вон склеп князей Вахрушиных, — прошептал Карасик.
И все увидели совсем рядом среди старых темных дубов большой мрачный склеп. Он был из серого гранита, потемневший от дождей и времени; два скорбных ангела стояли у тяжелой двери, опустив головы; а крыша была острой, как у теремка, железо проржавело во многих местах, и через него росла бурая трава; самую макушку крыши венчал позолоченный крест; мраморные ступени вели вниз, в усыпальницу…
Все это Федя разглядел сквозь ветки дубов, пока отряд осторожно приближался к склепу.
— Стоп! — шепотом приказал отец.
И все замерли.
— Смотрите… — с изумлением прошептал вдруг кто-то.
Из узкого окна склепа торчала железная труба, и слабый дымок курился над ней.
— Что же это такое? — прошептал Федя.
— Тише! — Карасик сделал страшное лицо; вдруг крайнее изумление расширило его глаза. — Гляньте!
Сбоку от склепа в густой чаще бузины сушились белые кальсоны.
— Вот тебе и привидения, — тихо сказал дядя Петя.
Подкрались совсем близко к склепу. И тут все услышали, что там, внизу, за тяжелой дверью наигрывают на гитаре. Хриплый голос пел:
Ты сидишь одиноко
И смотришь с тоской,
Как печально камин догорает…
— Ребята, в сторону! — приказал Федин отец. — Товарищи, внимание!
Щелкнули затворы винтовок.
— За мной! — скомандовал отец, и у Феди сердце забилось чаще: какой же смелый у него папка! Вот Федя еще немножко вырастет и тоже будет таким же смелым.
Врываются в склеп Федин отец и дядя Петя с наганами в руках, за ними — шесть рабочих с винтовками.
— Поднять руки! — слышит Федя голос отца.
Какое-то движение в склепе.
Что-то стеклянное падает и разбивается.
Тихо.
Федя и Карасик спускаются по мраморным ступеням, входят в склеп.
Тут тепло, даже душно.
Топится жаркая буржуйка.
Горят в разных углах несколько свечей.
На каменных гробах-плитах — бутылки из-под вина, соленые огурцы, сало нарезано толстыми кусками, хлеб, бараний бок; разбросана колода карт.
И стоят с поднятыми руками восемь человек — с пьяными, тупыми, ничего не понимающими лицами. Один из них в офицерском кителе без погон, молодой, заросший, опухший, держит в руках гитару. А сбоку у маленького узкого окошка свалены в кучу белые простыни и стоят, прислоненные к отпотевшей стене, высокие ходули.
«Вот оно что! — догадывается Федя. — На ходулях прыгали».
— А я думал, настоящие привидения, — разочарованно шепчет Карасик.
— Ну что же, господа прыгунки, — говорит Федин отец. — Отпрыгались. Давайте выходить по одному.
И тут яростно ударяет гитару об пол молодой человек в офицерском кителе.
Переломился гриф у гитары. Жалобно застонала она всеми своими струнами.
— Видать, нервный господин, — говорит дядя Петя.
— Скачук, произведите обыск! — приказывает Федин отец.
— Есть!
При обыске были обнаружены две дохи — бывшего хозяина скобяной лавки Петрухина и сторожа с базара, пустой кошелек девушки Кати, кошелка из-под яиц и другие награбленные вещи. А также в склепе были найдены разные съестные припасы, ящик с бутылками дорогого французского вина и три колоды карт. В одной из гробниц прямо на останках какого-то князя было спрятано оружие: два карабина, наганы и ручной пулемет английского образца в разобранном виде.
Так перестала существовать банда грабителей-прыгунков.
На следствии выяснилось, что банда состояла из уголовных преступников, которых деникинцы, отступая, выпустили из тюрьмы; возглавляли ее два белых офицера, оставленные в Васильевске для подрывной работы и диверсий.
…Наконец, выпал снег, и началась зима.
Ждали приказа о выступлении — так много новых войск прибыло в Васильевск, так шумно было кругом, так все жило нетерпением.
Федя тоже хотел скорее увидеть наступление Красной Армии. Только одно огорчило его — предстоящая разлука с Карасиком, замечательным выдумщиком и самым бесстрашным мальчиком из всех ребят, каких Федя знал до сих пор.
ПЕРВЫЙ БОЙ
Сквозь сон Федя слышал, как далеко, видно на улице, пропел горн, пропел высоко и тревожно, и тотчас в казарме началось движение, сутолока. Все еще не проснувшись, Федя чувствовал, что пустеет классная комната, в которой он жил, что люди спешат куда-то. «Ведь это на фронт!» — подумал Федя во сне и сделал усилие над собой, чтобы проснуться.
Он проснулся и увидел, что комната действительно пуста, мусор, бумажки валяются на полу, он понял, что еще ночь — окна были черны и только иногда озарялись бледным заревом. Федя услышал далекий гул, и пол под ногами заметно вздрагивал.
На столе чадила керосиновая лампа, отец Парфений с заспанным недовольным лицом укладывал в деревянный чемоданчик свои пожитки.
— А где же все? — закричал Федя.
Отец Парфений посмотрел на него, подмигнул весело:
— Приказ о наступлении пришел. Вот они и подались в самое пекло.
— А мы? — У Феди к горлу подступили слезы.
— Мы… Мы с тобой в обозе. Кухня, санчасть, интендантство со своим имуществом и прочая такая штука. Ближний тыл. Смекаешь? Ближний! — И отец Парфений многозначительно поднял руку с крючковатым указательным пальцем.
— И будем тут сидеть? — совсем упавшим голосом спросил Федя.
— Зачем же? За своими пойдем. Я же тебе говорю — ближний тыл мы. Только вот что, Федор. Дмитрий Иваныч приказал тебе передать, чтоб ты меня беспрекословно, значит, слушал. Ослушаешься — прямо домой тебя отправят. Понял?
— Понял… — насупился Федя.
— А ты пузырем-то не дуйся. — Отец Парфений захлопнул свой чемоданчик. — Война, мил человек, это тебе не в прятки играть. Собирайся, бери своего медведя, к нашей телеге привяжи его. Скоро двинемся.
Начало только-только развидняться, когда они отправились в путь. Опять шел снег, густой, медленный, и свежесть наполняла ночной воздух. Длинный обоз растянулся по еле видной дороге. Подводы, подводы, подводы. Темные фигуры лошадей, их жаркое дыхание, фырканье; огоньки цигарок, приглушенные голоса; крытые кибитки с красными крестами на крышах.
— Передний! — зычно кричал кто-то. — За лесом направо! Дорога на Сухотинку.
— Передний!.. — передавали голоса над обозом.
Иногда коротко озарялось небо, и на миг становилась видной снежная даль, серый лесок справа, впереди дорога, темной змеей уползавшая к горизонту. А потом прилетал гул, тяжело тревожа тишину.