— Письмовник сказал, ты скоро явишься, — пробубнила Шейн с набитым ртом. — А то я хотела отправиться на поиски.
Под ноги наемница придвинула ящик с дровами и выглядела до крайности довольной собой. В конце стола возвышалась шляпа Фи.
— Я за тебя волновалась, — закончила Шейн, когда ей наконец удалось проглотить то, что она жевала.
— Да уж, — пробормотала Фи, глядя на тарелку с горкой ломтиков дыни и свежей клубникой. Она надеялась на встречу с Шейн, но при виде напарницы, поглощающей печенье, густо намазанное джемом, Фи подумала, что несколько иначе представляла себе их воссоединение. — Как ты очутилась здесь раньше меня?
Шейн осталась на другом берегу озера. Ее путь должен был занять больше времени.
Северянка с усмешкой облизала палец.
— Повезло раздобыть лошадей.
Похоже, за ее словами таилась какая-то история — из тех, что Фи наверняка не хочет слышать, — однако это подождет. Как и пустой желудок. Фи тоскливо посмотрела на стол, но все же опомнилась.
— Мне нужен Письмовник. Он здесь?
Шейн ткнула пальцем в сторону витой лестницы, которая вела в башню.
— Кажется, он там что-то сжигает, — сказала она, потом спохватилась, торопливо вытерла руки об рубашку и взяла что-то со стола. — Эй… тут для тебя послание. От твоих родителей. А чего это Письмовник получает твою почту?
— Открывала? — сердито спросила Фи, в груди ее все сжалось от гнева. Она подскочила к столу, выхватила письмо, сложив конверт вместе со сломанной печатью, и сунула в карман.
— Да ты не волнуйся. Там одна скука смертная, я уже все забыла, — отмахнулась Шейн, словно это могло хоть сколько-нибудь сгладить ее полную невоспитанность.
— В будущем изволь избавить себя от унылого чтива и не ройся в моих вещах! — огрызнулась Фи.
Брови Шейн взлетели вверх, и Ненроа мысленно выругалась. Разозлившись, она показала больше, чем хотела. С усилием Фи сделала глубокий вдох.
— Спасибо, что не придала внимания.
Она уже пошла было к лестнице, но задержалась, положив руку на спинку стула Шейн.
— Ты со мной в озере никого не видела?
— Странный вопрос, — сморщила нос наемница.
Будто Фи этого не знала! Она потянула за косу, спутанную узлом на затылке Шейн.
— Я серьезно!
— Ладно… — проворчала северянка. — Нет, я никого не видела. Была странная вспышка света, потом ты вынырнула. С тобой точно все хорошо? — Она откинулась на спинку стула, пригвоздив Фи взглядом.
— Посмотрим.
Филоре без предупреждения отпустила стул Шейн, та едва не опрокинулась, разразившись проклятиями. Фи с ухмылкой направилась по высоким ступеням винтовой лестницы в башню.
Перед дверью мастерской на верхнем этаже она остановилась.
В круглом помещении повсюду царили стопки бумаг. Свернутые пачки листов кремового цвета были прислонены к стенам, на трех небольших письменных столах были расставлены всевозможные чернила и лежали все письменные принадлежности, какие только можно вообразить, — длинные перья хищных птиц соседствовали с короткими белыми перышками и шелухой сухого тростника.
На сером оловянном блюде валялись короткие угольные палочки. У дальней стены изящная винтовая лестница спиралью поднималась к люку на крышу. Весь пол покрывали наложенные друг на друга листы бумаги: на некоторых были странные символы, на других — плавные магические строки, Фи их узнала. Как большинство чародеев, Письмовник творил магию с помощью посредника — выводил замысловатые заклинания. Скромные пожелания, как назвал их колдун, когда впервые рассказывал о своих способностях Фи — девчушке с широко распахнутыми глазами в огромной мастерской, полной шелестящих листов бумаги и перьев.
Ей хотелось, чтоб Письмовник владел могущественными чарами, как в старых сказках. Он опустился на колени и улыбнулся. «Магия во всем, — сказал колдун, — в растениях, в животных, даже в людях. У чародеев ее просто немного больше, чем у остальных. Заклинания позволяют использовать эту природную магию для каких-то задач, но чем сильнее чары, тем выше риск непредвиденных последствий. Моя магия лучше всего справляется со скромными пожеланиями — заклинаниями-оберегами от болезней, для защиты от темных чар или просто чтобы все в саду цвело. Скромные пожелания».
Фи вошла в дверь, покосившись на бумажные фонарики ручной работы, которые свисали с потолка. Письмовник стоял у жаровни в центре комнаты, одетый в свою обычную белую мантию с серебристым поясом. На плечо свисала длинная прядь седых волос, перевитая голубой лентой со звенящим серебряным колокольчиком. Чародей держал горящие бумаги. Наклонившись, он подул на скрученные рулоном листы — огонь вспыхнул, вихрем поднялся пепел. Красные искры и обгоревшие клочки бумаги взметнулись вверх и вместе с дымом вылетели в трубу.
— Филоре, ты пришла постоять у порога и рассмотреть меня? — поинтересовался Письмовник, даже не повернувшись.
«Как он это делает?» — гадала Фи. Сколько бы чародей ни рассуждал о скромных пожеланиях, она давно подозревала, что тот способен на большее.
Фи смущенно откашлялась.
— Я не хотела мешать.
— Я уже закончил, — сказал хозяин, стряхивая пепел с ладоней и поворачиваясь к гостье.
Бледное лицо выглядело доброжелательным, он с мягкой улыбкой смотрел на Фи; хрустальная серьга поблескивала на свету.
Ненроа все утро думала о том, с чего же начать свой рассказ. Но в итоге ей и не пришлось ничего говорить. Письмовник подошел к ней, глаза его удивленно распахнулись, он осторожно взял ее за руку, а потом раскрыл ладонь и увидел красный след, что вился на кончике ее пальца, словно нить.
— Это могущественные чары, — прошептал колдун и резко поднял взгляд на Фи, серьга его задрожала. — Во что ты ввязалась, милая?
Фи будто окаменела. Именно этого она не хотела слышать. Лучше бы Шейн и Письмовник просто над ней посмеялись, как бы это ни было унизительно! Она так надеялась, что все это ей привиделось. Фи постаралась успокоить нервы, что грозили захлестнуть с головой. Паника сейчас ничем не поможет. Нужно взять себя в руки.
— В одном старом замке я уколола палец костяным веретеном…
— Веретеном принца Шиповника. — Письмовник крепче стиснул ее руку.
— Наверное, да, — безжизненно согласилась Фи, заглянув в голубые глаза. — Знаю, это кажется невероятным, но вроде бы я видела его… Это что-то вроде проклятия?
Когда она произносила эти слова, левую руку Фи, которая была отмечена знаком Бабочки, пронзила боль. Насколько надо быть невезучей, чтобы оказаться проклятой дважды?
Письмовник вздохнул.
— Это не проклятие, Филоре, — сказал он, беря ее ладонь в свои руки. — Это то, на что все эти годы надеялись мы, потомки чародеев Андара. Это означает, что тебе суждено разбудить принца Шиповника.
— Мне? Не может быть! — Фи отпрянула, выхватывая руку. — И все из-за того, что я неосторожно обращалась с веретеном?
— Это веретено то же самое, о которое укололся принц, на него было наложено особенное заклинание, — поджал губы Письмовник. — Если ты видела принца Розоцвета, сомнений нет. Ты избранная.
— Нет! — запротестовала Фи и принялась с усилием тереть палец о брюки, будто нить могла исчезнуть. Когда-то она все бы отдала, чтобы самой стать частью истории, которую изучала, и увидеть своими глазами королевство Андар. Но как Фи могла спасти принца от проклятия, если сама не в силах от него избавиться? — Я не хочу!
Письмовник сочувственно на нее посмотрел.
— Вряд ли от этого что-то зависит, милая, — негромко сказал он.
— И все? Готово? Вот так просто? — Фи щелкнула пальцами. — Теперь я разбужу его поцелуем настоящей любви?
Во всех сказаниях, на всех гобеленах, в преданиях и сказках присутствовал поцелуй настоящей любви. Фи была недоверчива по природе и не относилась к этому всерьез. Даже если не обращать внимания на остальное, байка о принце явно преувеличена: с какой стороны ни глянь, но как можно влюбиться в крепко спящего?
— Такого заклинания нет, — с улыбкой ответил Письмовник. — Любовь и магия — это разные силы. Твое сердце — само себе хозяин, Филоре. Иногда поцелуй — это просто поцелуй.
Пульс Фи успокоился, однако это ничего не меняло. Она ведь не героиня, не авантюристка. И даже больше не кладоискательница.
— Я не та, кто вам нужен, — подытожила Филоре.
— Точно? — спросил Письмовник. — Возможно, если ты будешь двигаться к великой цели, это пойдет тебе на пользу. — Он многозначительно посмотрел на ее руку, затянутую в перчатку. — Проклятие может легко тобой завладеть.
— Я справлюсь, — вымученно ответила Фи, сжала кулак и спрятала в карман.
Почему все так настырно лезут в ее дела?
Письмовник покачал головой.
— Уже больше года прошло, как ты обратилась ко мне за помощью. Я не раскрою твою тайну и не предам доверие, но хотелось бы, чтобы ты поделилась с кем-то бедой. Например, с родителями…
— Не надо, — предупредила Фи срывающимся голосом. — Только их в это не впутывай.
Письмовник строго на нее посмотрел.
— Так жить нельзя — ты пытаешься угробить себя, гоняясь за слухами о проклятии Бабочки, и держишь всех на расстоянии.
— Я же не отказываюсь сотрудничать с Шейн, — сказала Фи, отводя глаза.
Прочее отрицать было сложно. Попав под заклятие Бабочки, Филоре осталась одна и перестала заниматься поиском сокровищ. Долгие месяцы она училась жить заново, а потом столь же долго пыталась отыскать малейшие упоминания об этом проклятии. Сдаться она не готова.
— Поэтому мне нужно избавиться от него, — заявила Фи, показывая палец с отметиной веретена. — Ты поможешь? Пожалуйста…
Письмовник тяжело вздохнул.
— Связующие чары Священной Розы сильны. Но я попробую.
Повернувшись к рабочему столу, он разложил на поверхности темного дерева большой лист шелковистой бумаги. Закрыл глаза, перебирая перья, наконец остановился на большом черном, которое, должно быть, принадлежало вороне или ворону. Письмовник обмакнул перо в пузырек чернил, отбросив прядь с серебряным колокольчиком за плечо, чтобы не мешала.