— Разве ты не должна сейчас быть на улице с девочками? — спросила Лилия. — Ана и Томасина приехали всего на два дня.
— Здесь мне лучше, — решительно сказала Филоре, переворачивая очередную страницу. — Книга интереснее их компании.
Лилия улыбнулась и присела рядом.
— Это просто невозможно. Всем известно, что четвертый том Риваррчи усыпляет даже закаленных исследователей. — Она наклонилась ближе, внимательно вглядываясь в лицо дочери, но та избегала смотреть ей в глаза.
Поначалу, когда Ана и Томасина только приехали, Филоре старалась с ними поладить. Она уже знала четыре магических языка и могла перечислить имена правителей Андара от Авроры до Амарис, однако понять девочек Альфиери оказалась не в силах. Ни история, ни древние чародеи их не интересовали. Обсуждать они хотели лишь музыку, политику, наследник какого благородного дома оскандалился на сей раз, и прочие темы, о которых Филоре не имела представления и не желала иметь.
Когда девочки обедали в саду ее матери, Филоре предприняла еще одну попытку. Она показала им тарантула, которого прятала в ладонях. Фи нашла его под поленницей. Отец учил ее поднимать пауков осторожно, чтобы не испугать их, иначе они могут укусить. Филоре паук казался очаровательным, а вот девочкам Альфиери — нет.
— Омерзительно! — заявила Томасина, гневно глядя на Фи; Ана, взвизгнув, спряталась у сестры за спиной. — Да что с тобой такое?!
Филоре не знала, что и сказать. До этой минуты ей казалось, все так растут: ездят в экспедиции, за обедом обсуждают историю, учатся обращаться с ядовитыми пауками и змеями. Она и не догадывалась, что остальные дети в приграничных семействах знают друг друга, ходят вместе на уроки и сплетничают. Они уже основывали союзы, заводили друзей и врагов. А Филоре осталась от всего этого в стороне.
Она посмотрела на маму. Та была в платье винного цвета и сверкающих жемчужных серьгах, лучи солнца подсвечивали веснушки у нее на щеках. Она выглядела благородной дамой до кончиков ногтей, лишь выбившиеся из длинной темной косы волоски выдавали, что госпожа Ненроа рылась в завалах вещей на чердаке. Каким-то образом матери удавалось быть и историком, и леди одновременно. У Филоре это не получалось. Более того, она и не хотела.
Почему же вопрос Томасины так ее обидел?
Похоже, мама решила, что ответа не дождешься. Она убрала темные волосы со лба Филоре.
— Что ж, ладно. Отдохнем-ка от Риваррчи — возьмем вместо него это. — Она отодвинула тяжелый том в сторону и положила на его место книгу сказок.
Филоре непроницаемым взглядом посмотрела на нее.
— Кажется, я уже старовата для выдумок.
Лилия засмеялась, и ее мелодичный смех разнесся по отделанной панелями красного дерева библиотеке.
— Ты никогда не постареешь! Половина работы историков — просматривать старинные сборники легенд, подобные этому. — Она раскрыла книгу, показалась сверкающая иллюстрация: колдунья призывает большой поток воды. — Люди рассказывают истории, чтобы объяснить загадочные события: землетрясения, чуму, может быть, какое-то невероятное магическое воздействие. — Мама помолчала, покосившись на Филоре, слушает ли та, радостно улыбнулась, перелистнула страницу к следующей главе и продолжила: — Любая сказка начинается с крупицы правды. Да ты только взгляни на эти рисунки! Дай-ка лупу…
Филоре невольно рассмеялась, увидев красавицу-маму, которая смотрит в лупу с латунной ручкой: один глаз с помощью линзы стал большим, будто блюдце.
Прищурившись, она рассматривала картинку: букет карминно-красных роз, золотой песок и на этом фоне белая змея, чье длинное тело представляло собой замысловатую первую букву классического зачина сказки «В давние времена…»
Эти три символа она бы узнала где угодно: песок, роза и змея, знаки последних Великих ведьм.
И хотя Фи видела их сотни раз, она не смогла удержаться и принялась рассматривать красочное изображение трех женщин на лицевой странице. Первой была Змея, высокая, строгая, с намотанной наподобие браслета на загорелую руку серебристой рептилией. Затем шла Грёза — темнокожая красавица с буйными кудрями, она прижимала палец к губам, будто хотела поделиться огромным секретом. Грёза была любимицей Лилии Ненроа. Последней стояла Роза — почти подросток, с нежными чертами лица и венком из розовых бутонов в золотистых волосах.
Филоре провела пальцем по странице, мягкой и истрепанной, так часто ее открывали. В детстве истории о Великих ведьмах она любила больше всего. Фи читала о них и думала, что если будешь умной, храброй и сообразительной, то сможешь преодолеть все. Вероятно, это работало только в сказках.
Она не осознавала, что мать обнимает ее, пока та не прошептала ей на ухо:
— Филоре, ты именно такая, как нужно. И что бы ни случилось, ты всегда сможешь вернуться домой.
Фи не осмеливалась на нее посмотреть, боясь, что пощипывание в глазах превратится в ручьи слез.
Они листали страницы, пока она не забыла обо всем: о своей неловкости и смятении и лице Томасины с гримасой отвращения. Порой быть не такой, как все, очень одиноко, но сидя рядом с матерью и читая сказки о ведьмах, Филоре чувствовала себя на удивление замечательно.
Фи убрала записку обратно в книгу, поставила том на полку и отряхнула руки от пыли. Любопытно, станет ли когда-нибудь ее история частью истории Андара, превратятся ли они с Шиповником однажды в маленькие иллюстрации детской сказки? Мама была бы в восторге.
Возле книжного шкафа висел небольшой портрет Лилии. Фи обвела взглядом ее лицо, дружелюбно улыбающиеся губы и глаза, которые смотрели куда-то за пределы холста.
— Моя мама была красивее, но на портретах редко улыбалась.
Фи резко развернулась. Шиповник лениво прислонился к столбику кровати, задумчиво взирая на картину.
— Не смей подкрадываться к людям! — прошипела Фи, стараясь унять сердцебиение.
Шиповник совершенно не изменился: тот же бархатный плащ ниспадал с его плеч, правда, в тусклом свете луны, проникавшем через панорамное окно, казался почти черным.
— Прости, — сказал он, искренне смутившись. — Полагаю, я совсем забыл, что нужно как-то подавать знак о своем присутствии. Хотя я предупреждал, что загляну к тебе.
«Я хочу узнать тебя получше», — эхом отозвались в голове Фи слова принца, которые он произнес в башне, но она отмахнулась от этой мысли, пригвоздив духа пристальным взглядом. Конечно, Фи не забыла о своей новой волшебной обузе, но сейчас была не в настроении для светских визитов.
— Что ж, в следующий раз — стучи, — предложила она. — Или вообще не являйся.
Шиповник прижал руку к сердцу, словно она нанесла ему смертельную рану. Блеск в синих глазах выдавал его.
— Похоже, я оставил о себе плохое впечатление. И если хочу получить шанс тебя покорить, то должен выяснить, что же тебе во мне не нравится.
— Может, я просто не люблю тех, кто вламывается ко мне в спальню и оскорбляет мою мать? — огрызнулась Фи, стараясь не краснеть.
Шиповник рассмеялся.
— Я ее не оскорблял. По крайней мере нарочно.
Он шагнул вперед в пятно лунного света. Фи сдержала порыв провести рукой по его руке. Странное ощущение — стоять рядом с кем-то, кто кажется таким осязаемым, и при этом находиться в полном одиночестве.
Принц кивнул на картину.
— Моя мать была невероятно красива. Говорят, я весь в нее. — Он дерзко улыбнулся Фи, и та в ответ закатила глаза, хотя знала, что это только подстегнет его. — Она умерла вскоре после моего рождения, так что больше я о ней почти ничего и не знаю.
— О… Верно.
Фи не представляла, что и сказать. Легенда была ей хорошо известна, но впервые она задумалась о ней не просто как о сказке. Шиповник — настоящий, а значит, родные, которых он потерял, тоже настоящие. Он лишился всего. Когда Фи снова на него посмотрела, принц показался ей совсем юным, тоскующим и грустным, просто парень шестнадцати лет, который делится секретами с незнакомкой, потому что она единственная, с кем ему удалось поговорить за целый век. Такой же одинокий, как сама Фи.
Внезапно ей показалось, что она догадалась, зачем явился Шиповник. Может быть, дело не в том, чтобы узнать ее получше.
Может быть, это связано с желанием не оставаться хоть какое-то время в одиночестве.
— Шиповник, ты…
«Все ли с тобой в порядке?» — вот что она намеревалась спросить. Но желание исчезло, как только Фи поняла, что его больше нет рядом, он стоит у нее за спиной, у книжного шкафа, и рассматривает сувениры на полках.
— Ты роешься в моих вещах? — возмутилась она, скрестив на груди руки.
Шиповник дернулся, потирая затылок.
— Любопытство одолело! — заявил он, и это вовсе не напоминало извинения. — Я еще никогда не покидал замок.
— Ты имеешь в виду целый век?
Принц мотнул головой.
— И даже до того. Мне с детства было предначертано пасть от злых чар. Было слишком опасно куда-то выходить.
Фи такого и представить не могла. В детстве у нее было предостаточно свободы делать что только вздумается.
«И вот как я ей распорядилась», — не сдержавшись, с горечью подумала она.
Шиповник снова отвернулся и склонился к полке, едва не уткнувшись в маленькую деревянную статуэтку.
— Что это? — поинтересовался он.
Фи сдалась и встала рядом с ним у подножия высокой полки.
— Сувенир на удачу, его вырезал умелец с острова у побережья Писарра, — объяснила она. — Он обещает хорошую погоду, но у нас шесть недель кряду шли дожди.
— Не сомневаюсь, ты прекрасно выглядела по уши в грязи, — поддразнил принц. Он обвел взглядом полку и уставился на нож с костяной рукояткой. — Как красиво!
— Этому клинку почти пять сотен лет, — сказала Фи, погладив вырезанные на рукоятке стебли и бутоны. Это была семейная реликвия, предположительно изготовленная собственноручно одним из предков Ненроа.
— А я-то думал, сто лет — это очень долго, — засмеялся Шиповник.
— По сравнению с большинством этих вещей ты младенец, — заявила Фи, невольно успокоившись. Тяжесть в груди куда-то исчезла, и спальня снова превратилась в обычную комнату, наполненную добрыми воспоминаниями, которыми Фи хотелось поделиться.