— А я не хочу жить без тебя, — настаивал Арманд, обходя Фи, пока ей не пришлось взглянуть на него. — Я дам тебе что угодно. Копайся во всех руинах в Беллисии, заправляй всем моим поместьем. Я буду финансировать каждую экспедицию, найду любую книгу, любую древнюю карту — подарю тебе все, что ты когда-либо могла пожелать.
Филоре закусила губу, почти сочувствуя напарнику. Родители предостерегали ее держаться подальше от кладоискателей, но Арманд захватывал, завораживал, и каждый новый день в древних руинах в пограничных землях дарил новые высоты. Филоре влюбилась в него и в их дикие прогулки по опасной Ведьминской Шкатулке, поздние ночи за чтением древних книг и страстные поцелуи в тайных коридорах пыльных поместий. Но Арманду этого было мало. Он всегда хотел большего. Он хотел обещаний. Хотел хвастаться своим богатством — хвастаться Филоре на своих роскошных вечерах. Ему нужен был кто-то, кого он мог бы привести домой в Беллисию, когда станет Хранителем границы. Филоре влюбилась в Арманда, влюбилась сильно, но никогда не хотела такой жизни. Они идеально подошли друг другу всего на краткий миг, и этот миг закончился. Таким было их партнерство. Она уже сказала ему, что это их последняя вылазка.
— Я хочу, чтобы ты отпустил меня, — ответила Филоре.
Она протиснулась мимо него, чтобы добраться до стола, и провела пальцами по скрутившимся от времени страницам.
Филоре спиной чувствовала взгляд Арманда. Напарник тяжело вздохнул и откинул с лица челку затянутой в перчатку рукой.
— Что ж, я должен был попробовать в последний раз, не так ли? — Он говорил спокойно, холодно.
Филоре почувствовала, как расслабились плечи. Ранее Арманд грозился, что будет настаивать, пока она не скажет да. Может, он тоже, наконец, решил двигаться дальше.
Когда она подняла стопку бумаг, то увидела, что на них стоит оттиск восковой печати. Филоре взяла свой фонарь, поднесла его к дереву и провела по узору кончиком пальца.
— Вот оно. Я узнаю этот символ. Это…
— Метка Скитальца, — договорил Арманд. — Повелителя бабочек.
Филоре нахмурилась. Откуда Арманд это знал? Символ настолько выцвел, что едва угадывался. Может, напарник нашел что-то более очевидное? Она выпрямилась, снова любуясь витражными бабочками.
— Значит, это и правда его утраченный кабинет. Мы могли бы разгадать, что случилось со Скитальцем после его исчезновения.
— Если бы только у нас было время, — пробормотал Арманд. Затем крикнул: — Филоре, лови!
Почему она тогда повернулась к нему? Почему не услышала злобу в его голосе, пока не стало слишком поздно? Все последующие ночи, ворочаясь в лихорадке от боли, она столько раз переживала этот момент заново — вспышку серебра, потрескивание огня в стене, обжигающую агонию, когда пальцы сомкнулись на ноже для разрезания писем, украшенном резьбой в виде бабочки Скитальца.
Фи закричала. Магия проклятия впилась ей в ладонь — и горела, горела. Уже после того, как Филоре выронила нож. После того, как упала на колени. После того, как глаза затуманились слезами и мир сузился до теней, боли и колеблющегося силуэта нависшего над ней Арманда.
— Мне жаль, что так вышло.
— Что ты наделал? — прошипела Фи. У нее так кружилась голова, что проекции бабочек казались почти реальными, тысячи силуэтов танцевали на насмешливом лице Арманда.
— Ты лучше, чем кто-либо, знаешь смысл отметины.
Верно. Нож для писем был опасной магической реликвией, о которой она заранее предупредила Арманда, — проклятым предметом, что превратил великого Повелителя бабочек в Скитальца. Плоть левой руки была обожжена, но физическая боль не шла ни в какое сравнение с агонией, терзавшей сердце. Фи сквозь слезы посмотрела на Арманда.
— Как ты мог так поступить со мной? — всхлипнула она, раскачиваясь взад и вперед на коленях.
— Я сделал это ради нас обоих, — ответил Арманд, опускаясь на колени, словно хотел обнять Филоре. Она в ужасе отпрянула. — Однажды ты сама увидишь, — пообещал он, вставая и глядя на нее с усмешкой. — Беллисия — единственное место, где проклятие не будет иметь силы. Я не жду, что ты сразу поймешь, но когда соберешься вернуться домой, я буду ждать тебя, Филоре. Так долго, как потребуется.
В ушах Фи отдавался какой-то незнакомый звук.
Потом она поняла, что кричит, кричит от гнева, разочарования и ненависти. Ее барабанные перепонки звенели. Она схватила платье бабочки и изо всех сил дернула юбку, разорвав прозрачную ткань прямо по шву.
Секунду спустя прибежала Шейн, наспех замотавшись в полотенце. Она бросилась к Фи, схватила ее за плечи и развернула так, что они оказались лицом к лицу.
— Эй, Фи! Что случилось? Ты в порядке? — Шейн потрясла ее, и Филоре задохнулась, прижав руку к глазам, чтобы скрыть слезы. Наемница вытерла прилипшую к уху пену. — Как-то быстро мы перешли от того, что «все под контролем», к нервному срыву.
Фи не знала, что делать: истерически расхохотаться или броситься в объятия подруги. Она опустилась на колени.
— Прости, Шейн, я…
— Не извиняйся, — перебила Шейн. Она взглянула на платье, затем села рядом с Фи на пол, прислонившись спиной к кровати. — Все, что я узнаю о твоем бывшем, ужасно меня злит, твои извинения могут стать последней каплей, и мне придется убить его.
Похоже, Шейн не шутила. Фи выронила растерзанное платье и откинулась, сев плечом к плечу с наемницей, не заботясь о том, что они обе мокрые, Шейн вдобавок в мыле, а сама она едва не плакала.
— Этот парень сразу мне не понравился, — заявила Шейн. — Тебе не обязательно мне все рассказывать — я и не жду. Просто объясни мне: что такое с ним и с этими бабочками?
Фи не знала, кому можно доверять. Не Арманду, конечно, но и в себе она теперь тоже сомневалась. А еще оставался Шиповник. Вот бы он оказался здесь прямо сейчас, попытался рассмешить — побросал чайные пирожные на вычищенные ковры Арманда или стал бы ныть, что сто лет не принимал ванну. Или, может, так разволновался, заглядывая к ней под полотенце, что покраснел бы для разнообразия.
Фи не знала, сможет ли принц вообще появиться в Беллисии. Шиповник сказал, что теперь он маг Света. Может, Фи осталась одна, но уже успела от этого отвыкнуть.
«Нет, не одна», — напомнила она себе. Шейн, вероятно, больше всех заслуживала доверия. Если Фи и могла на кого-то положиться, так это на дерзкую и вспыльчивую наемницу.
Филоре медленно разжала левую ладонь, чтобы показать Шейн выжженную на коже бабочку. Крылья, казалось, колыхались от движения пальцев.
— Это знак проклятия, — произнесла Фи, не зная, что еще поведать. Она представляла, с какой жалостью глядит на нее сейчас напарница. Фи никогда не хотела, чтобы на нее так смотрели, как на человека, которого нужно спасти.
На лице Шейн застыл миллион вопросов. Она смерила Фи долгим взглядом.
— Это он с тобой сделал? — спросила наемница сдавленным от ярости голосом.
Фи кивнула.
— Чтобы мне всегда приходилось возвращаться к нему. С тех пор бабочка стала его эмблемой. — Она беспомощно указала на смятое и порванное платье. — Я думала, что справлюсь, но не могу его надеть.
Фи обхватила рукой колени. Внезапно ей стало так холодно.
Арманд держал своих бабочек под замком.
— А я тебе и не позволю, — пообещала Шейн. — К счастью, твоего имени на этих тряпках нет, записку его мелочная светлость послать не догадался, так что, думаю, оно мое. — Охотница быстро встала, схватила костюм бабочки и встряхнула его. — Сомневаюсь, что Арманд получит удовольствие, увидев в нем меня, — сказала она с ухмылкой. — И не бойся, уж я чертово платье поношу как следует. Плотно закушу, а потом пропотею до чертиков. Когда закончу, никто больше не сможет его надеть.
Фи всхлипнула, издав дрожащий смешок.
— Ты же знаешь, что я порвала юбку.
Шейн пожала плечами.
— Значит, сбоку у него будет сексуальный разрез.
И Фи смогла успокоиться. Она собралась, глядя на Шейн и цепляясь за ту часть себя, которая раньше была такой уверенной, такой нерушимой. Филоре пришла не потому, что Арманд победил. Она была здесь, потому что наметила себе важную цель и ничто не могло встать у нее на пути.
Закрыв глаза, Фи представила белую башню из своих снов. Она не пойманная бабочка, а героиня, что идет спасать принца и королевство. Шейн наденет костюм монарха, а Фи — маску черепа и фрак. Роль нежити подходила ей гораздо больше.
Глава 19. Фи
Приемы Арманда остались точно такими же, как помнила Фи. Во всяком случае, вкусы молодого лорда стали еще более экстравагантными с тех пор, как их пути разошлись.
Большой бальный зал, широкий, как двор, блестел полированными полами и благоухал пионами в расписных вазах, вся комната была освещена росчерком алебастровых свечей в золотых люстрах. Балконы, выходящие в сад, обрамляли тяжелые бархатные шторы, а ветер доносил пьянящий аромат цветов, что смешивался с запахом жаренных с чесноком баклажанов и кабачков. Тяжелые бочки с прекрасным бургундским вином принесли из подвалов и разлили по широкогорлым кувшинам. Одна стена была увешана зеркалами. Фи смотрела в них, как кружатся танцоры. Из-за отражений казалось, будто комната уходит в бесконечность.
Арманд явно не пожалел денег на этот бал, как и его гости, которые съехались со всего Дарфелла и даже из-за его пределов. Ни один человек не пришел без костюма, хотя одни подняли фальшивые личины на макушку, а другие застенчиво смотрели в прорези, держа маски на тонких палочках. Женщины с вплетенными в волосы рубинами и жемчугом танцевали с мужчинами в искусно сшитых сюртуках. Все кланялись друг другу в пояс, когда трель флейты отмечала конец очередного движения.
Зал представлял собой море развевающихся подолов и тонких платьев-футляров, большинство в темных тонах. Фи казалось, что она смотрит на картину маслом, где краски начинают бежать, как только скрипки заводят следующую мелодию.
На фоне толпы Арманд выделялся как маяк. Фи не сомневалась, что так он и задумал. Бывший облачился в белый сюртук и штаны с золотой отделкой, а полумаску на его лице украшал врезанный в лоб бриллиант. Длинные белые перья сверкали над темными волосами. Все его кольца тоже были золотыми. Молодой господин стоял среди толпы поклонников, в основном девушек. Некоторые были ровесницами Фи, другие — на несколько лет старше. Девушка в ярком костюме павлина, с вьющимися волосами, которые сияли на фоне ее смуглой кожи, хихикала, прикрываясь веером из блестящих синих перьев.