Но даже если ей суждено утонуть, сопротивляться она не собиралась.
Танец слишком быстро закончился. Пары отвесили последние поклоны, музыканты встали под гром аплодисментов. Часы где-то били полночь.
— Спасибо за танец. — Рэд подняла голову и невесомо поцеловала Шейн в уголок губ. — Не ходи за мной.
К тому времени, как наемница открыла глаза, ведьма уже исчезла на темной лестнице, а Шейн так и стояла на балконе с пылающим в груди сердцем.
Кара никогда не отвергала ее, но и не любила. Рэд, похоже, испытывала к Шейн какие-то чувства, но все равно их отрицала. Наемница коснулась губ, что до сих пор горели от поцелуя.
Не вздумай в меня влюбляться.
— Слишком поздно, — пробормотала Шейн, глядя на угасающие люстры.
Глава 21. Шиповник
Шиповник прошел через потемневшую комнату. Лишь свечи всколыхнулись ему вслед.
Он остановился возле увенчанной завитками кровати с шелковыми простынями и пуховыми подушками и посмотрел на спящее лицо Арманда Беллисия.
Принц и сам не знал, что здесь делает. Было бы разумнее вернуться к Фи или в свою белую башню, уснуть и восстановить магию. Шиповник ночь напролет безрассудно расходовал свою силу и снова оказался почти на грани истощения. Однако не мог остановиться, и причина лежала в этой роскошной постели.
Какой бы умной ни была Фи, кое-что в этом человеке она просто не могла увидеть, а вот принц догадался обо всем, едва глянув на Арманда Беллисия и на то, как он следил за Фи на балу. Аристократ из кожи вон лез, бросал на нее взгляды через всю комнату, пытался заманить ее, уговорить, даже оскорбить, лишь бы она обратила на него внимание. Каждый жест, холодное слово и жестокая улыбка служили только одной цели — вернуть Фи в свои объятия. Она лишится всего, а Арманд получит ее любовь. Фи будет носить то, что он выбрал, подчиняться его прихотям. Но вышло не так, как хотел Арманд.
Шиповник очень на это надеялся. Ему прежде не доводилось изображать благородного рыцаря, но именно им он себя чувствовал, когда взял Фи за руку и закружил в танце. Не потому, что спас от Арманда, — герцогский сын больше ничего не значил. Шиповник смог заставить Фи улыбнуться — даже рассмеяться.
Глядя, как она смотрит в ночное небо и созвездия отражаются в ее карих с прозеленью глазах, принц поймал себя на мысли, что, возможно, все это время ошибался насчет любви. Может, любовь — это не сбывшееся заветное желание или каприз судьбы. А ощущение, которое приходит, когда вам так хорошо, что вы его и не замечаете.
Например, когда Фи закатывала глаза и отказывалась впечатляться ужасными познаниями Шиповника в магических языках.
Или когда она краснела и прятала лицо под широкие поля своей шляпы, словно он не видел алеющие кончики ушей.
Или когда Фи бросила на него дерзкий взгляд, прежде чем нырнуть в секретный проход в старом поместье. На миг он увидел ее прежнюю, из тех времен, когда она промышляла кладоискательством. Шиповник то и дело запускал искры в воздух, просто чтобы похвастаться и заметить написанное на ее лице изумление.
Или, может, любовь пришла, когда Фи откинулась на его руки в зале и засмеялась, следуя и ведя одновременно. Он тоже смеялся, забыв обо всем, в сердце не хватало места для иных чувств. Фи завораживала его каждое мгновение во время танца и после.
Сколько раз один человек может влюбиться в другого? И влюбится ли Фи когда-нибудь в ответ?
Фигура на кровати зашевелилась, застонав во сне и привлекая внимание Шиповника. Фи не хотела мстить Арманду, она ясно дала это понять. И все же принц пришел сюда после того, как Фи заснула, рухнув на Шейн, которая по ошибке забралась в ее кровать.
Что-то горело в нем — ярость, которую он, казалось, не мог погасить.
Фи держалась замкнуто, и доверие между ними было очень слабым. Шиповник никогда не позволил бы себе допытываться, что сделал Арманд. Но он должен был знать. Оставался только один человек, который мог бы рассказать, и принц собирался получить ответы, даже если ему придется ради этого проникнуть в разум Арманда.
Теперь ходить во сне стало легко.
Шиповник склонился над кроватью, собирая магию в ладони.
Материализоваться в поместье оказалось труднее, чем где бы то ни было, и принц не сразу понял, что представители рода Беллисия сами по себе устойчивы к магии. Даже сейчас, чем ближе Шиповник подносил руку к Арманду, тем сильнее чувствовал, как что-то отталкивает его прочь, словно яростный ветер. Принц упорно сопротивлялся. Сверкающие кончики пальцев зависли над лицом Арманда. Шиповник хотел положить ладонь на лоб молодого герцога, но стоило коснуться кожи, как магию высосало из руки, искры исчезли. Принц зашипел, ощутив головокружение и пустоту, ладонь стала почти прозрачной.
Арманд принялся ворочаться и стонать.
— Филоре! — крикнул он во сне.
Да как негодяй смел произносить ее имя! Даже не понимая, что делает, Шиповник копнул глубже, призвал другую силу, ту, которую поклялся никогда не использовать. Это была темная магия, что влилась в него благодаря связи с Пряхой. Чары мгновенно отозвались, взметнулись, как бурлящий прилив, и обтянули руку, как вторая кожа. На кончиках пальцев потрескивали искры — уже не бледно-белые, а темно-багровые, цвета розы и крови. Грубая сила текла по жилам, океан темной магии только и ждал приказа.
Шиповник провел пальцами по лицу Арманда, словно закрывая глаза мертвецу. Дыхание холодного ветра скользнуло в комнату, и герцог вскрикнул, погрузившись в кошмар. Он будет страдать по крайней мере одну ночь. Хотя заслуживал куда большего.
— Филоре! — снова позвал он.
Взгляд принца стал жестче. Даже в плену кошмара, несмотря на все, что натворил, молодой герцог продолжал мечтать о ней. Память о Фи билась в разуме Арманда Беллисия, как бабочка под стеклянным колпаком, и у Шиповника не было возможности ее освободить. Его пальцы сомкнулись на горле соперника, и тот стал задыхаться. Невыносимо было слышать ее имя из уст Арманда.
И вдруг Шиповник заметил, что его рука начала меняться. Ногти удлинились и превратились в блестящие костяные когти. Он уставился на то место, где когти упирались в плоть на горле Арманда. Он мог бы прикончить соперника здесь и сейчас, если бы только захотел.
А ему и правда хотелось.
Но Фи бы не одобрила.
В памяти принца всплыли карие с прозеленью глаза. Как Фи зачарованно любовалась магией Света. Как в ответ на предложение сделать что угодно попросила сущий пустяк.
Шиповник очнулся, с ужасом поняв, что едва не натворил. Тяжело дыша, он неровным шагом отошел от кровати.
Темная магия Пряхи всегда жила в нем, нашептывала искушающие слова бархатным голосом. Если дать слабину, тьма поглотит его. Шиповник думал, что владеет собой, но глядя на человека, который мучил Фи, мигом утратил весь контроль. Давно уже принц не знал такого гнева, такой печали, таких ярких чувств.
Шиповник потряс рукой, пока та не стала снова нормальной.
Он по-прежнему чувствовал тягу этой магии, темной и соблазнительной, сулящей исполнить любую прихоть. Но если бы принц поддался, то стал бы монстром куда хуже Арманда Беллисия. Тогда он не заслуживал бы любви Фи, даже если бы она ответила взаимностью.
Шиповник чувствовал, что угасает, что силы на исходе. Взгляд упал на фигуру в постели.
— Я никогда не стану таким, как ты, — пообещал принц спящему сопернику.
А затем растворился в темноте, как свеча гаснет в завитке дыма.
Глава 22. Фи
Маленький городок на границе сильно отличался от поместья Арманда. К тому времени, как они добрались до поселения, опорной точки Хранителя границы и его многочисленной стражи, горы уже остались за спиной, а далекие пики под низко висящими облаками казались серыми и зловещими. Все здания были приземистыми, за исключением нескольких высоких сторожевых башен. На смотровые площадки вели длинные лестницы, а сверху наблюдали любопытные солдаты. По дороге Фи постоянно чувствовала чужие взгляды, прежде всего Арманда.
Границу между Андаром и Дарфеллом обозначала высокая стена, в три раза выше самой Фи, построенная из грубо отесанных бревен, втиснутых между тусклыми блоками древнего камня. По верху барьер укрепили заостренными столбами, и его патрулировали солдаты в серых мундирах, отороченных золотом Беллисии. Пройти можно было только через узкие ворота, по бокам которых стояли десять мужчин с гербом пограничного патруля — щитом, разделенным на четыре части скрещенными пиками. Закрытая железная решетка вонзалась в землю острыми зубами. Сквозь прутья проглядывал пейзаж, но огромный Терновый лес казался лишь далеким черным пятном.
Всю дорогу путешественники молчали. Фи взглянула на Арманда. Тот спустился к завтраку уже не в духе. Наверное, припозднился, развлекая какую-нибудь красотку, решила Фи с неприятным привкусом во рту.
Тем не менее он настоял на том, чтобы лично сопровождать их до пропускного пункта, и, казалось, всю дорогу о чем-то размышлял, не говоря почти ни слова. Все это вызывало у Фи дурное предчувствие.
Оно лишь усилилось, когда Арманд остановился у ворот, спустился с коня и передал его слуге. Он даже не подумал залезть в седельные сумки или вытащить из кармана деревянные пропуска. Низкий раскат грома встревожил лошадей. Путешественницы спешились, и Фи передала поводья напарнице, настороженно наблюдая за Армандом. Тот все тянул, приглаживая свои короткие волосы под звон колец.
— Чего мы ждем? — наконец спросила Фи.
Арманд наклонил голову, с улыбкой глядя на нее.
— Я думал, что дам тебе шанс попрощаться.
Фи приготовилась к очередной его выходке.
— Мне нечего тебе сказать.
Ее язвительные слова не возымели действия. Во всяком случае, Арманд только разулыбался еще больше.
— Надеюсь, ты не пожалеешь об этом, — сказал он. Затем повернулся, обращаясь к стражу у ворот: — У меня два пропуска. Один для нее… — он указал на Фи, — …и один для себя. Мы переправимся в Андар.