ле.
– Самый лучший вариант – это найти еще одну девушку. Ты, должно быть, в курсе, что всякие… В общем, они не трогают пары.
– Слышал такое, – отозвался из глубин капюшона Лода. – Так что, правда?
– Да, если всех поровну, то инцидентов не бывает. Конечно, там еще надо на возраст смотреть, но…
Лода отмахнулся.
– Ты хочешь сказать, что мы можем и не пойти?
– Я еще не знаю, что я хочу сказать, – ответил я, чувствуя слишком старательное раздражение Лоды и потому не намереваясь его щадить. – Времена сейчас не самые лучшие. Недавно девушка по имени Этдоттир вернулась со стороны гор почти без волос и совсем без разума. Такого я раньше не видел.
Лода присвистнул.
– Знакомая?
– Нет. Из другой деревни. Один раз встречал на танцах.
– А что говорят?
– Что всегда. Неживого встретила.
– Да ну. В горах? Может, болезнь какая. Или колдовство.
– Может, – согласился я. – А может, и правда кого встретила. – Я помолчал. – Впрочем, приходите к утру. Скорее всего, мы пойдем, втроем или нет. Что говорят на перевале, далеко зима?
– Там сыпал снег, – ответил он, и я вздохнул. – Не сильный, но… Он и не таял. Когда мы уходили, он еще милю шел за нами.
– Вон оно как. Тогда мы в любом случае пойдем вчетвером, Лода.
– Боги за Стеклом, что еще?!
– Снег. Белый из Шумного леса ищет меня. Зима – не мое время. Как только выпадет снег, он проснется, а как только он проснется, тут же учует меня, стоит мне спуститься в Дол.
– Лед тебе в шланги! – чудно́, по-старинному выругался Лода. – Что ты такого сделал?
– Отнял его добычу. Не спрашивай, а?
– И что ты будешь делать?
– Это мои заботы.
– Мне нравится этот ответ.
– Еще бы.
– А еще какие-то сложности будут? – спросил он, чуть усмехаясь.
– Будут, – пообещал я.
Он ушел. Я тоже не стал задерживаться – хотел еще успеть выспаться.
Луна выкатилась на небо полностью. Шлейф пыли растянулся на полнеба.
Говорили, что старики помнят ее почти целой, но какие старики? Иные расскажут, наверное, еще про две луны. Или восемь. Безумные войны не прошли даром, что и говорить.
Звезд уже тоже высыпало немало, так что желание я упустил. Голубая точка Второго Номера просвечивала сквозь лунный шлейф.
Я зашел домой: нужно было захватить угощение. У меня имелся пирог. Не сегодняшний, конечно, но вполне съедобный. Я нарезал куски поаккуратнее, сложил в плетеную корзинку. Получалось немного. Может, потому, что пару кусков я оставил себе.
Я добавил ветку сладкой сухой кубиники и вышел из дома. Жил я на самом отшибе.
Ночь опускалась. Лохматый лес придвинулся ближе, ветви трогали лицо, словно пытаясь угадать, кто здесь такой прошел; обманчивой теплотой горел далеко в лесу колдовской огонь. На самом деле они не блуждают, сказки врут. Если не испугаться и подойти, найдешь сияющий стеклянный шар, который можешь потрогать, но ничем не вынешь из земли или камня. Впрочем, места, где горят такие огни, и впрямь странноватые.
Уже десяток лет я зарабатывал тем, что водил людей из Ардватри через Дол в другие места. Потому мне полагалось Дол знать. И я, как мог, с этим справлялся.
Ближний Ардватри носил славу самого большого людского города. Нас в мире по-прежнему было больше, чем остальных, хотя и не настолько, как раньше. Пусть мы победили в Безумных войнах, но… Дорогой ценой. Да и никто, ни один народ, не забыл моим предкам их методов.
Именно поэтому людям в Доле было опаснее, чем любому другому существу.
Над этим я размышлял, пока не достиг дверей Пел-Ройг. Постучал.
– Кто?
– Пел-Ройг, это я, Глум. Дело есть.
С внушительным шорохом отодвинулись засовы, двери распахнулись, и я почувствовал яркий цветок радости. Пел-Ройг всегда меня так встречала. С тех самых пор.
– Заходи! – Девушка отступила, блик светильника прошелся по рыжим волосам. Я чуть пригнулся и вошел. Тепло, аккуратно и чисто. У меня вечно был какой-то бардак, как я ни старался.
– Пел… – Я решил говорить быстро и по делу. – Мне нужно, чтобы ты сходила со мной завтра в Торнадоре. Послезавтра вернемся. Треть денег твоя. Пришли двое с перевала, мужик и девка… девушка.
– Опасаешься? – спросила Пел-Ройг, присев на круглую табуретку.
– Не столько сердцеедов, сколько… Ты знаешь, похолодало. Они говорят, на перевале уже снег. Без тебя никак. Я лучше дома посижу.
– Ого. Да, Белый ждать не будет. Не хотела бы, правда, но для тебя – пойду.
За что я ее ценил, так за честность.
– Спасибо, Пел. Я принес тебе пирога.
Я ощутил теплое удивление. Не ожидала. Протянул ей корзинку:
– Ага. Держи. Он, правда, вчерашний.
– Так оставайся, сейчас вода закипит…
– Спасибо, но нет, мне еще собираться, – сказал я, выскальзывая за дверь, и попрощался, пока радость и удивление девушки не начали угасать.
Пока добирался домой, слышно было, как шуршит листьями ежва – просыпалось осеннее зверье. У зверей тоже есть свои народы. Есть человеческие звери – волк, лось, курица, к примеру. Есть, скажем, беомальдовские – супь, валёжка, ежва, опять же, или как там сами беомальды их называют. Бывают смешанные, общие, неизвестно чьи, как крысы или поршни. А бывают вообще непонятные. Или, может, даже и не звери. Как Белый. Нет, и у него имеется своя принадлежность, но… Она мне не нравится.
Собирался я долго, чистил и смазывал самострел, так что задремал только перед самым рассветом. Утро было мрачноватое. Палая листва отсвечивала синим инеем в низинах, тянул ветер, холодный, еще не зимний, но уже совсем печальный. Такой срывает последние листья, морозит квадратную кубинику во мхах у болот, загоняет человеческих зверей в норы. Такой ветер не укрывает снегом. Но готовит для него дорогу, да.
Послезавтра мы вернемся домой, и там хоть снег, хоть град. Сезон был неплохим, и зиму я мог зимовать спокойно.
Я стоял на камнях у корней реликта, самого ставшего камнем в давно схлынувших горьких водах Безумных войн. Стоял, наблюдая, как пара одетых в плащи теней приближаются ко мне. Эмоций я почти не чувствовал, только общую сонливость и сдержанное предвкушение. Грач на плече Лоды дремал, изредка поглядывая по сторонам вполглаза.
Ставра оказалась ростом с Лоду. Прицы у нее не было. Лицо так же пряталось в тени капюшона. Две толстые косы каштанового цвета спускались на грудь, перевитые серо-синими узорчатыми лентами. Я попытался вспомнить, где видел такой узор, но не смог. Впрочем, подумал я, вряд ли это важно.
Они поздоровались. Я почувствовал легкое нетерпение Ставры и такое же, но поярче, – Лоды.
– Идем? – осведомился Лода. – Втроем?
– Ждем, – сказал я, – четвертую.
Нетерпение стало заметнее – щекотное чувство чуть выше шеи. От сильных чужих эмоций у меня, бывало, волосы вставали дыбом. А однажды страх и боль другого чуть не утянули на дно бытия и меня.
Пел-Ройг появилась через минуту. Куртка из рыжей кожи казалась серой по сравнению с ее волосами – с них будто искры сыпались. Веснушки, двумя крыльями от переносицы, были чуть светлее.
Только из-за волос я и заметил ее тем вечером много зим назад. Когда эти волосы уже примерзали ко льду.
Задаток – треть – я сразу отдал Пел.
– Пошли, – сказал я. – К вечеру будем там. Правило одно – делать все, что я говорю. Быстро и без вопросов.
За холодную ночь лес почти осыпался. Рыжеватые листья шуршали под ногами. Прозрачные пауки бегали по паутинам, развешивая их по всему лесу.
От железных деревьев я старался держаться подальше, каменных же не сторонился. Пока мы двигались по тропе – тут она была. Через какое-то время хорошо знакомый Лохматый лес кончался, и начинался уже сам Дол, чаша, полная странностей.
Мы шли уже целый час, никто ничего не спрашивал, и это было прекрасно.
Пока навстречу не попался кожейлу.
Он пер, конечно, прямо по дороге, шоколадно-темный, с белыми полосами от клина безглазой морды до острого хвоста. Встречный ветер пел, разрезаемый широкой башкой. На костяных лопатках у висков нацеплялись лентами листья двуросли. Я чувствовал его как темную волну на уровне шеи. Чуждые эмоции я могу ощущать, пусть и искаженно, но понимать – нет.
– Идти и не дергаться! – приказал я, не сбавляя шага.
Пел-Ройг ухнула шепотом и придвинулась чуть поближе, продолжая, впрочем, шагать. От нее пахло выпечкой.
Я оглянулся. Ведомые, конечно, встали как вкопанные.
– Идти! – рявкнул я.
Зверь был уже тут. Ярдах в трех от нас он оттолкнулся и перемахнул всю группу. Земля дрогнула. Никогда не мог понять, как такое огромное животное может так легко прыгать, но за всю историю ни один кожейлу ни на кого не наступил.
– Это что? – спросила Ставра зло. Грач Лоды оставался на его плече только потому, что хозяин сгреб его, зажал головой, рукой и шеей. Я не мог понять, зачем он так с птицей – испугался, видно. И сильно, гораздо сильнее Ставры. Тоже мне.
– Это – зверь, нелюдской, – сказал я. – Эреш.
– Мог бы предупредить.
– Я же сказал, слушаться меня.
– Эреш опасны.
– А при чем тут их звери? Человеческие волки куда опаснее. Или вот, например, езны – вполне безобидные типы, если еще где-то есть. А езный конь – это жуть что такое.
– Так эта тварь не могла причинить нам вреда?
– Нет. Даже у нежити свои звери. И далеко не все из них опасны.
– А что, тут водятся? – спросил Лода.
– Вот именно тут – нет.
Я отвернулся от них, махнул рукой, и мы пошли.
Минут через десять впереди посветлело, засинели сизые кусты опушки, и мы вышли к ржавому железному столбу, оплетенному сухим плющом.
Постояли, посмотрели вдаль. Мне оно было не нужно, но Ставра попросила показать, где Торнадоре. Показал.
От столба дорога шла вниз, и я начал забирать вправо.
– А чего не прямо? – спросил Лода.
Терпеть я этого не могу, когда лезут с вопросами.
– Там мы не пройдем. Будем огибать по лесу, – сказал я.
– Почему? – поинтересовался Лода.