овать и закрыл глаза. Но он не спал.
Вместо этого он скрупулезно припомнил все события дня, и пришел к выводу о правильности всего сущего. Все, что происходит в жизни, происходит не просто так. Взять, например, его дружбу с Артуросом. Ему вспомнились счастливые годы, проведенные вместе с ним, а затем долгое и трудное восхождение на престол и последовавшие за этим годы напряженной учебы и подготовки — возможно, все это вело именно к этому дню, когда друг обратился к нему в трудную минуту. Турмс в который раз поразился тому, как даже самые, казалось бы, незначительные действия и события могут в нужный момент оказаться столь значимыми.
Не пренебрегайте мелочами… Это изречение он перенял в Александрии у бородатого восточного мудреца — служителя Яхве — бога, который, как утверждалось, царил превыше всех остальных. Ему поклонялись евреи, не обращая внимания на остальных богов.
Турмс Бессмертный думал об этом, и сердце его вновь воспаряло от осознания того, что для мудрых мелочей не бывает.
На закате, когда солнце начало опускаться в море, превратившееся в подобие расплавленной бронзы, король встал, разделся и совершил троекратное омовение в бронзовой купели. Надел малиновую мантию и шляпу провидца и вышел, наказав Паше привести Артуроса с женой в урочное время.
Король неторопливо шел к храму, а тем временем его разум уже просматривал мириады путей возможного будущего своего друга.
ГЛАВА 7, в которой декабрь оказывается самым жестоким месяцем
Две одинокие фигуры, закутанные до самых глаз, с трудом пробирались по заснеженным улицам незнакомого им города Харрогейта. Мать с маленьким сыном только что приехали ночным автобусом из Лондона.
— Стой прямо, — строго наказывала мать сыну, — следи за своими манерами, как я учила. — Она с сомнением взглянула на ребенка. — Ты будешь слушаться? Обещай мне.
Мальчик кивнул, его маленькое личико сморщилось от холода.
— Тебе скоро предстоит стать джентльменом, — добавила она уже помягче. — Не забывай об этом.
— А если он мне не понравится? — Мальчик задал вопрос, который давно его мучил.
— Конечно, он тебе понравится, — убежденно воскликнула мать. — В любом случае, он твой отец. Неважно, нравится он тебе или нет.
— Почему?
— Потому что он твой отец, вот почему, — сказала она ему таким тоном, что мальчик понял — расспрашивать больше не стоит.
Они пошли дальше. На утренних улицах было еще темно. Зимой на севере утро наступает поздно. Под мерцающим уличным фонарем они остановились передохнуть и погреться, притопывая ногами. В нескольких шагах от того места, где они стояли, пекарь отпер дверь, вышел в засыпанном мукой фартуке и принялся снимать ставни, закрывавшие окна лавки. Аромат свежего хлеба разносился по всей улице.
— Я есть хочу, — пискнул мальчик, с вожделением глядя на пекарню.
— Скоро поедим, — обещала мать. — Вот придем, и твой отец даст нам чего-нибудь вкусненького. Думаю, у него много вкусной еды, он — прекрасный джентльмен и живет в большом доме с дворецким, горничными, лакеями, каретой и лошадьми. — Она ухватила сына за маленькую ручонку и потащила мимо пекарни. — Идем, Арчи. Нам лучше двигаться дальше, пока не стало слишком холодно.
Так они брели по заваленным снегом улицам города. Позади осталась долгая бессонная поездка в холодном автобусе, на билеты, кстати, ушли почти все их скудные средства. Даже мелочи на такси или пару горячих булочек не осталось. Чтобы отвлечь сына от голода и холода, мать рассказывала ему истории о его отце и особняке, которым сыну предстоит владеть по праву рождения.
Свернули с Хай-стрит и вышли на широкий проспект с большими домами из красного кирпича. Здесь пришлось снова остановиться, чтобы отдохнуть.
— Я устал, — пожаловался мальчик.
— Еще немного, — уговаривала мать. — Мы почти пришли. — Она указала на большой дом из серого камня в конце улицы; дом был трехэтажный, окруженный высокой железной оградой; он стоял в одиночестве среди обширного сада. — Видишь, Арчи? Вот это и есть его дом. Называется Кеттеринг Хаус. Правда, красивый?
Матери дважды приходилось бывать здесь раньше, так что дорогу она знала. Впервые она появилась здесь незваной на летней вечеринке. Поводом был день рождения второстепенного члена королевской семьи и пэра королевства, и она, недавно приехавшая из Лондона навестить свою лучшую подругу, просто отправилась с ней. «Пойдем, Джем, — уговаривала подруга. — Будет весело. Соберется много людей — никто даже не обратит на тебя внимания, а Вернон Эшмол — самый красивый мужчина, тебе таких видеть не приходилось».
Она поддалась на уговоры, преодолев врожденную деликатность; так две молодые женщины и оказались на вечеринке. И хотя казалось, что здесь собралось полгорода, ее заметили сразу после того, как они вошли в сад, украшенный китайскими фонариками и красными шелковыми гирляндами. Две хорошенькие молодые женщины привлекли не просто внимание, а пристальный интерес сына Его Светлости.
С бокалом вина в руке и проницательной улыбкой на красивом лице, молодой дворянин хищным взглядом рассматривал двух барышень, а потом, залпом допив вино, отшвырнул бокал в сторону и направился к ним.
— Вот забавно, — начал он, глядя только на Джемму, – я всех здесь знаю, а вас что-то не припомню?
— О, Вернон! Я и не заметила, как ты подкрался! — в притворном испуге воскликнула подруга.
— Чепуха, Джулиана, — отмахнулся наследник, не сводя глаз с незнакомки. — Лучше скажи-ка мне, кто это восхитительное создание?
— Это моя самая близкая подруга, Джемма Берли, — представила Джулиана, несколько озадаченная интересом молодого человека к подруге. — Она приехала из Лондона на пару недель в гости. Я попросила ее составить мне компанию, уж больно не хотелось одной идти. Надеюсь, ты не против?
— Ну что ты! Нет, конечно, — запротестовал хозяин. — Хотя это довольно серьезное нарушение строгого Эшмоловского Кодекса социального поведения, мои дорогие. Вы же не можете просто так запросто, без приглашения, вломиться на праздник к лорду Эшмолу. Видите ли, последствия могут быть ужасны.
Джулиана рассмеялась.
— Не обращай внимания, Джем, — сказала она, приблизив свою огненно-рыжую голову к темным кудрям Джеммы. — Он шутит.
— Ничего подобного! С такими вещами не шутят. С вас штраф.
— И каково же будет наказание за столь серьезное нарушение? — рассмеялась Джулиана с наигранной веселостью.
Джемма нервно улыбнулась, не зная, как относиться к словам этого дерзкого джентльмена. Но она не могла не признать правоты подруги: кем бы ни был их хозяин, он был невероятно, просто сказочно красив.
— Вам придется танцевать только со мной, — сказал Вернон, подмигивая. — Это, конечно, несоразмерно преступлению, но пусть будет так. — Он потянул Джемму за руку из-под хлипкой беседки на лужайку, где были накрыты столы с едой и напитками, а на траве настелен деревянный танцпол. Музыканты играли вальс Штрауса, и Джемму моментально затянуло в грациозно кружащийся круг танцоров.
Остаток ночи прошел в головокружительном вихре музыки, вина и смеха. Вернон оказался обаятельным и внимательным компаньоном, и еще до того, как закончился долгий летний вечер, Джемма Берли была по-настоящему влюблена. Расцветавший на ее глазах роман оказался непосилен для Джулианы, во всяком случае их дружба с Джеммой той ночью кончилась. Несмотря на это, четыре года спустя самым дорогим воспоминанием Джеммы оставался тот волшебный вечер, когда сын Его Светлости танцевал только с ней.
Второе посещение Кеттеринг-Хауса она предпочла не вспоминать. Это случилось уже после того, как отец выгнал ее из семейного дома, не простив дочери позора неожиданной беременности. Тогда Вернон привел ее домой, чтобы объявить о супружеских намерениях своему отцу. Последовавшая сцена получилась настолько неприятной, что Джемма категорически не хотела вспоминать о ней, отправив воспоминания во внешнюю тьму вместе с сожалением, взаимными обвинениями и разочарованием дальнейших четырех лет.
Но сегодня… сегодня непременно начнется новое будущее. Страданиям и несчастьям придет конец. Когда Вернон увидит их у своего порога, он тотчас же поймет, какие испытания выпали на их долю; он обнимет их и примет в дом — их дом, — и они займут подобающее им место. Она не сомневалась в том, что Вернон любил ее. Хотя речь об этом никогда не заходила, у нее были письма, целая пачка писем, непреложно свидетельствующие о его чувствах. В письмах он клялся в обожании и преданности. Были и другие письма с обещаниями заключить брак, как только это станет возможным; и всякий раз, когда он приезжал в Лондон по делам, Вернон находил время, чтобы навестить ее — сначала в доме Магдалины, а затем в квартире, которую он снял для них в Бетнал-Грин. А еще он посылал им деньги.
Они бы давно поженились, если бы не гнев отца Вернона, старого лорда Арчибальда Эшмола, яростно возражавшего против брака. Он не придавал значения забавам на стороне своего гуляки-сына, и угрожал лишить Вернона наследства, если тот еще хоть раз взглянет на Джемму. По мнению старого лорда, единственной достойной кандидатурой для сына могла быть только женщина-аристократка из северян, причем ее семья должна была владеть по меньшей мере обширными промышленными активами, скажем, в горнодобывающей промышленности или судоходстве, а вовсе не какая-то неряха с неправильного берега Темзы. Нечего и говорить, что старый лорд не знал ни о письмах, ни о визитах, ни о квартире.
А затем, вопреки ожиданиям, старший Эшмол однажды упал замертво, выметенный с мировой сцены опасным испанским гриппом, поразившего страну в прошлом году. Несколько месяцев ушло на то, чтобы улеглась пыль и Вернон вступил в законное наследство, прочно утвердившись в качестве лорда Эшмола. Более того, теперь он мог жениться по собственному усмотрению. Ничто уже не могло помешать Джемме и ее сыну — их сыну — наконец воссоединиться и создать нормальную семью, как, собственно, и должно было быть.