Анна нахмурилась:
– Губернатор тут продажный?
– Губернатор тут делец, – ответил я. – Все мы тут дельцы, Анна.
Анна Кровавая была солдатом, а не преступником. Многое было мне неизвестно о её прошлом, ни где она жила до войны, ни чем занималась, но она была честной и преданной. Это восхитительные качества для сержанта, но сейчас она моя правая рука в отряде Благочестивых, и пора бы ей узнать, как всё на самом деле устроено.
– Я вроде не дура, Томас, – оскорбилась Анна. – Подкуп – он и есть подкуп, так и называй.
– Ладно, давай так назовём, – согласился я. – Я подкупаю гвардию, чтобы она не лезла в дела Благочестивых, и так же поступают главари прочих городских кланов. Свою долю сливок снимает капитан Роган, что-то перепадает гвардейцам, а всё остальное загребает себе губернатор. Вот так тут всё и работает.
Я с пренебрежением пожал плечами и осмотрел комнату. У камина Мика резался в карты с Браком – оба выглядели более-менее трезвыми, а все остальные, кажется, уже отправились на боковую.
– А где Йохан? – спросил я.
Моей правой рукой была Анна, но Йохан до сих пор мнил таковым себя, так что по всем правилам это он должен был меня дожидаться. Но это было не так. И, как по мне, говорило о многом.
– Спит у чёрного хода, – ответила Анна. – Выпил немного.
Выдул бутылку браги, да, поди, и не одну, и отрубился – вот что она хотела сказать. Я кивнул.
– Как там Хари?
– Лучше, – теперь Анне стало как-то неуютно. – Гораздо лучше.
– Вот и славно, – сказал я.
Она опустила взгляд и долго рассматривала носки своих сапог и молчала. Мне это было знакомо. Точно так же она вела себя под Абингоном, когда требовалось доложить мне, что ещё кто-нибудь помер. С таким видом Анна сообщала плохие новости, но если Хари лучше, что это за новости, было непонятно. Я отхлебнул из стакана и стал ждать, давая ей время подобрать нужные слова.
– Ему намного лучше, – наконец проговорила она. – Доктору Кордину надо было уйти, так что немного с ним посидел Билли Байстрюк, а потом он уже и привставал, и ел, и снова пришёл в сознание. А сегодня утром, Томас, он назвал меня полковником и спросил, далеко ли до Абингона. Он был так далеко, почти уже умирал из-за такой большой кровопотери, а теперь… живой.
– Ну так хорошо же, – говорю я. – Разве нет?
Я внимательно посмотрел на Анну, и та кивнула.
– Да, хорошо. Знаю, он не из нашего отряда, но кажется, что человек добрый.
– Он часть нашего отряда. Теперь-то уж точно. Все они теперь Благочестивые, Анна.
– Да, – повторила она. – Прямо как Билли Байстрюк.
Я согласился. Видно было – Анна побаивается мальчишку, и это неудивительно. Знал я, что его точно боится сэр Эланд, с той самой ночи в лесу под Мессией. Порой мне и самому бывало не по себе, хотя трудно определить, из-за чего именно. Отмеченный богиней, подумал я. Никогда двенадцатилетнему не стать исповедником и провидцем – а Билли был и тем и другим.
– Не умолчала ли ты о чём-нибудь, Анна Кровавая?
– Да можешь сам поглядеть, – ответила та.
Я прошёл за Анной на кухню, а там, как она и говорила, у постели Хари сидел Билли Байстрюк. Надо признать, Хари действительно выглядел получше. Сейчас он опять уснул, но с лица сошла эта жуткая восковая бледность, и на щёки постепенно возвращался румянец. Билли сидел на столе, скрестив ноги и уперев в него немигающий взгляд. Иногда он уходил в себя – в этом для него не было ничего необычного.
– Так что же?
– Томас, – медленно произнесла Анна, – он сидит, не касаясь стола.
Я присмотрелся и понял, что она таки права. Между задом Билли, его скрещёнными ногами и столешницей был добрый дюйм пустого пространства. Он завис в воздухе.
– Во имя Госпожи нашей, – прошептал я и сглотнул. Билли отмечен богиней, это я знал. Знать-то знал, но знать и видеть собственными глазами – вовсе не одно и то же. Было не похоже, что Билли нас заметил. Так и парил, уставившись на Хари и ничем не выдавая, что видит или слышит вошедших. Может быть, он никого и не видел. Сдаётся мне, парнишка погрузился в своего рода оцепенение, но как и почему – оставалось только гадать. Взаправду ли через него действовала богиня и исцеляла Хари? Может быть. Этой мысли я не исключал, но если так, у меня не находилось для неё объяснений. Насколько я знал, Госпожа не дарует исцеление.
– Надо послать за капелланом, – сказала Анна.
Я укоризненно взглянул на неё:
– Я и сам капеллан, чёрт возьми, но это выходит за рамки моего понимания. Чтобы это объяснить, чародей нужен.
У меня, ясное дело, не было знакомых чародеев, так же, как и настоящих врачей. Был, однако, Старый Курт, живущий на Колёсах, о котором рассказывали, будто бы он искусник. Был он, я полагаю, в той же степени чародеем, в какой Кордина можно было назвать доктором. Может, и не владел книжной премудростью, но то, что он делал, так или иначе срабатывало. Хотя бы в большинстве случаев. Наверно, он бы смог найти объяснение. И всё же, если Билли Байстрюк и совершил что-нибудь над Хари, или это Госпожа совершила что-нибудь через Билли, то это, по-видимому, никому не причинило вреда. Как по мне, совсем даже напротив. Один из моих людей был при смерти – и вот он ожил, и с этим было не поспорить.
– Время позднее, а я утомился, – сказал я. – Если Билли охота позависать в воздухе, так не вижу в этом ничего дурного.
– Ты, значит, просто хочешь оставить всё как есть? – изумилась Анна.
Я пожал плечами. Непонятно, что ещё тут можно поделать, разве что схватить его и силой опустить обратно на стол. Что-то мне подсказывало – это было бы не слишком разумно.
– Это же колдовство, Томас!
– Я помолюсь о знаке свыше, – отвечал я. – А сейчас пойду спать.
Я оставил Анну на кухне наблюдать за Билли Байстрюком, как тот парит над столом и не мигая смотрит на Хари. Молиться я не стал. В конце концов, Госпожа не отвечает на вопросы, а у меня и так хватало хлопот, чтобы ещё голову ломать над парнишкой. По крайней мере, так я тогда про себя решил.
По шаткой лесенке я поднялся в каморку на чердаке, которую застолбил под собственную спальню, и затворил плохо пригнанную дверь. Было слышно, как в соседней комнате похрапывает тётушка. А Билли Байстрюк, подумал я, не раскроет, колдовство это или что, а как это ещё можно выяснить, ума не приложу. Я ведь капеллан, а не мистик, но меньше всего мне бы хотелось, чтобы Анна тревожилась о колдовстве у нас в отряде. Снял я перевязь и кольчугу да размял плечи, ноющие от веса доспехов. Анна перетопчется, тут есть другие дела, гораздо более неотложные. В городе Слуги королевы – хотят, чтобы я на них работал. Снова-здорово!
Наутро я проснулся рано, хотя и лёг незадолго до рассвета. Надо бы сходить по нужде. Я пинком раскрыл спальник, встал, чувствуя, как обдаёт утренним холодком голые лодыжки. Отыскал горшок, встал над ним в исподнем и предался размышлениям. С утреца нет ничего лучше для прояснения головы, чем как следует проссаться. Как по мне, порой это помогает лучше молитвы и уж точно намного действеннее.
Слуги королевы. Я-то думал, что видел последних из них, но, сдаётся мне, ошибался. Я уже писал, что я делец, и это так и есть. Ещё я капеллан, что верно, то верно. Но может быть, я ещё кто-нибудь? Как-никак, то золото, что припрятано внизу в стенке кладовой, не из воздуха ведь появилось. Это золото я заработал, но никто о том не знал. Ни губернатор Хауэр, ни Йохан, ни даже тётушка Энейд. Никто. Я получил это золото от Слуг королевы ещё до войны. И тревожило меня как раз то, что об этом мог пронюхать губернатор. Из его слов, сказанных вчера ночью, выходило, что нет, не пронюхал, и то хорошо. Они, Слуги королевы-то, щедро мне забашляли, надо им отдать должное. Так щедро они забашляли мне за то, что я шпионил для них за губернатором. Он-то, Хауэр, думал – его здесь никто не достанет, в его зловонном промышленном городе, куда никто из утончённых господ и дам Даннсбурга не пожелает ступить своей кисейной ножкой. Доходы, как казалось Хауэру, были такими, как он сообщал, налоги тоже уплачивались должным образом. Никогда бы не подумал он, что кто-то в столице станет утруждать себя и разведывать состояние его дел, но тогда он, конечно, не знал и того, что надвигается война. За войны надо платить – как кровью, так и золотом. Кровь недорого стоит, а вот золото приходится выжимать из провинций, если надо, то и принудительно. Уж на что я далёк от политики, а это даже и мне понятно.
Где-то за год до начала войны со мной связался некий человек. Мне он был незнаком – какой-то восточный купец, предлагал выгодную цену за чай, шёлк и маковую смолу. С этим человеком заключили мы парочку сделок, и как только он завоевал моё доверие, то показал мандат с королевской печатью и предложил ещё одну сделку – работать на Слуг королевы или понести от королевы справедливое наказание за неуплату пошлины на чай и отсутствие разрешения на торговлю маком. Я знал – королевская справедливость будет похлеще моей собственной, а потому, ясное дело, согласился. Никогда бы раньше не подумал, что стану шпионить на корону, но тогда я и не подумал бы, что когда-нибудь сделаюсь капелланом. Впрочем, работа на корону встала у меня поперёк горла, будто рыбья кость, и я почти уже подавился. Трудиться на благо её величества, доносить, вынюхивать – всё это шло вразрез с тем, во что я верил, и потому работу эту я ненавидел. Однако лучше уж это, чем в петлю, ну или так я решил про себя, чтобы спокойно спать по ночам. Работал я на этого человека пять месяцев, сливал ему сведения обо всём на свете: от взяток, которыми Благочестивые задабривали гвардию, и до количества лодок, что идут вниз по реке, и того, сколько тюков и бочек выгружают с каждой из них и что в них везут. Все эти сведения, ясное дело, стоили мне серебра, но каждую серебряную марку, что я тратил, этот Слуга королевы, казалось, рад был возместить мне целой золотой кроной. Я был осторожен и осмотрителен, я удостоверился, что мои глаза и уши никому из наших не знакомы. Это дело не для Благочестивых, знал я с самого начала. Сделай я это основным занятием клана, об этом прознал бы Йохан и сам бы сунулся в дело – ну и полетело бы тогда всё к чертям собачьим. Вот уже тогда, понял я, как только закончил справлять нужду и застегнул исподнее, уже до войны знал я – не стоит доверять братцу. Это всё дело прошлое, ну или так я думал, только, видать, на сей счёт я ошибался. Кажется, Слуги королевы про меня не забыли. Слыхал я, будто единственный способ покинуть королевскую службу находится на конце верёвки, и всё шло к тому, что так оно, по-видимому, и есть.