Я посмотрел на Роузи – взгляд у неё был острый, будто бритва.
Глава тридцать третья
– Если ты сам до сих пор не сообразил, – сказала Эйльса, – Роузи работает на меня.
– Да, – ответил я. – Вот только что догадался.
– Превосходно, – сказала она. – Теперь слушай внимательно, есть новости.
– Новости есть, – подхватила Роузи. – Мамаша Адити рвёт и мечет, господин Благ. У её новой правой руки в «Золотых цепях» были связи, а теперь они снова твои, вот он и клянёт тебя всеми богами. Ну, то есть, это я так говорю, что он правая рука, а вообще не уверена, какой у них там на Колёсах нынче расклад. Насколько я знаю, Мамаша Адити теперь крепко подсела на мак, а через него-то смола и приходила. Он с ними всего пару месяцев, а власти над Кишкорезами сейчас у него как бы не больше, чем у самой Адити.
Я погрузился в раздумья. Вспомнил человека, который сидел от Мамаши Адити по правую руку. Здоровенный амбал с иссечённым лицом бывалого вояки. Я тогда предположил, что она подобрала его под Абингоном, потому как в Эллинбурге я такого не помнил. Как ему удалось сделаться правой рукой, по-прежнему загадка, но, подозреваю, мак к этому имел самое прямое отношение. Интересно, кто он такой и кому служит? Насколько я могу судить, следы ведут на север. В Сканию. Сканийцы хотят получить власть над городской промышленностью, как уже писалось, а также над рабочей силой.
Может быть, подумалось мне, вместо того чтобы и дальше бороться с Кишкорезами, вроде как со мной, сканийцы просто-напросто нашли средство победить их изнутри. Это было разумно – ни один полководец не станет вести войну на два фронта, если появится возможность этого не делать, к тому же если сканийцы и впрямь обрели власть над Кишкорезами – у них намного больше бойцов.
– И что же она собирается делать? – спросил я.
Роузи хмыкнула:
– Адити, насколько я слышала, собирается укуриваться своей маковой смолой, потрахивать своих молоденьких парнишек и всё больше нагуливать жир. Подумай не о ней, а об этом её подручном, господин Благ. Ему нужны «Цепи», да он этого и не скрывает. Нынче в «Цепях» можно наварить неплохое состояние на продаже маковой смолы знатным господам и уличным перекупщикам. А ещё он беспощадный изверг – насколько я слышала. Мясник – так его называют, но почему – этого мне услышать не довелось.
Тут я чуть воздухом на хрен не подавился, а по лицу Эйльсы было видать – это и для неё новость.
– Прошу прощения? – переспросила Эйльса. Роузи обернулась к ней с отсутствующим взглядом, и я понял – её не посвящали во все подробности деятельности Эйльсы. Так что сама она не Слуга королевы, а всего лишь осведомительница. Это меня порядком обрадовало – значит, нечего тревожиться из-за Анны.
– Так вот я и говорю. Называют его Мясником, но…
– Полно, – оборвала Эйльса; глазами она буравила меня через стол, и я уразумел: думаем мы об одном и том же, но высказывать эти мысли в присутствии Роузи никак нельзя. Новая правая рука Мамаши Адити и есть Мясник, главарь всех сканийцев в Эллинбурге. Мясник, который завоёвывает преданность своих людей, угрожая расправиться с их детьми. Мясник, который зверски убил Слугу королевы и послал его обратно в Даннсбург четырьмя частями с четырьмя разными торговыми караванами. Выходит, я сидел за одним столом с этим упырём и знать не знал, кто он такой.
– Мы должны перехватить маковую торговлю, – объявила Эйльса.
Я покачал головой:
– В это я ввязываться не буду. Только не смола.
– Ты же до войны торговал смолой, – возразила она. – Как раз через это мы к тебе и нашли впервые подход. Одних только пошлин на чай тут не хватило бы.
Нашли подход, говоришь? Как по мне, это называется «шантажировали», и что бы я там ни испытывал к Эйльсе, тут уж разобиделся не на шутку.
– Ну да, торговал, – процедил я сквозь зубы. – Продавал смолу лекарям, которым иначе было её никак не достать, чтобы они смогли помочь безнадёжным больным и хоть как-то облегчить их муки. А уличную торговлю я не снабжаю. Ради Госпожи нашей, Эйльса, я любыми средствами пытаюсь извести грёбаную уличную торговлю.
– Это же горы золота, – повторила Роузи.
Я хлопнул ладонью по столу и со злостью посмотрел на обеих:
– Плевать я хотел на золото! Золота у меня в достатке, половину его я могу тратить, как пожелаю. А маковая смола разрушает жизни. Не потерплю!
Эйльса пропустила мои слова мимо ушей.
– Спасибо, Роузи, – сказала она. – Думаю, пора нам с Томасом переговорить наедине.
Роузи кивнула с видом выполненного долга и встала из-за стола. Мы сидели и молча наблюдали, как она надевает плащ, а потом она вышла и дверь за ней затворилась.
– Чёрт возьми, Мясник – правая рука Адити? – сказал я, как только мы остались вдвоём.
– Похоже, что так, – подтвердила Эйльса.
– Меня усадили за один стол с этим говнюком! Мог бы…
– Мог бы, только ничего не сделал, – перебила она, – поскольку мы ещё ничего не знали. А теперь знаем, и должны пользоваться этим знанием и двигаться вперёд. Поле боя по само´й своей природе всегда изменчиво, Томас, и нет смысла цепляться за упущенные возможности. Сейчас важнее подумать о маковой смоле.
– Не потерплю этой гадости рядом с моими людьми!
– Не о твоих людях речь, – сказала Эйльса. – Забудь об уличной торговле. Ты прав – от неё больше неприятностей, чем пользы. Но подумай о знати. Аристократия знает, что делает, ей не приходится идти на преступления в угоду своим привычкам.
Я обхватил голову руками и глубоко вздохнул. Башка всё ещё гудела после вчерашнего, и я силился разобраться в том, о чём толкует Эйльса.
– Если не станешь поставлять им товар, в таком случае они просто уйдут к тому, кто станет, – продолжала она. – Пойдут к Мяснику, а через него – к сканийцам. Желаешь наполнить ему карманы золотом, чтобы он нанял ещё больше бойцов и взял в заложники ещё больше детей?
– Не потерплю этой гадости у себя на улицах, – упорствовал я. – Ни возле работяг, ни возле их детей.
– Подумай про знать, – повторила Эйльса. – По крайней мере, про ту знать, которая посещает «Золотые цепи». Они этого ждут, Томас. Они в этом нуждаются.
– Ни черта не смыслю в грёбаной маковой торговле. Ну вот где мне брать смолу, чтобы им толкать?
– У меня, разумеется.
Два дня ушло у меня на то, чтобы придумать задание, которое Йохан неминуемо провалит, но без ущерба для себя лично. Когда я наконец остался доволен своим замыслом, он мне уже был больше не нужен.
Кишкорезы сами нарушили мир. Роузи нам, понятно, об этом уже сообщила, но случилось всё неожиданно быстро. Похоже, этот Мясник не из тех, кто тратит время даром.
Я сидел на кухне в харчевне, она уже закрылась на ночь. У нас с Эйльсой тянулся очередной спор о сбыте маковой смолы в «Золотых цепях», и тут к нам ворвался Сэм Простак. Хвала Госпоже, уж больно возбуждён был парень, а то бы услыхал ненароком, чего ему слышать не следовало.
– Начальник! Караул!
Я кинулся за ним в общую комнату и обнаружил там бездыханную тётушку Энейд – она тяжело привалилась к стойке, у ног лежала упавшая клюка, а с накидки стекали струйки талого снега. Брак скрючился на стуле и сжимал правой рукой левое плечо. Между пальцами сочилась кровь и уже пропитала рукав. На лице у него тоже имелся длинный порез, а на обеих руках – ожоги. Йохан поспел раньше меня – он пьяно пошатывался и орал.
– Что за чёрт? – крикнул он.
– Кишкорезы, – прохрипела Энейд. – Не могу… чтоб им провалиться, не могу я бегать со своей долбаной лодыжкой. Взяли приступом мой дом, четверо. Брак пытался с ними сразиться, да благословят боги его юное безрассудное сердце. А они…
– Суки! – рявкнул Йохан. Выхватил из-за стойки свою секиру и уже через миг выскочил за дверь, забыв надеть кольчугу, и подол рубахи раздуло у него за спиной пронизывающим снежным ветром.
– Сэм, Билли, Мика, за ним! – приказал я. – А я пригляжу за тётушкой.
Парни в спешке похватали оружие и примкнули к моему братцу в его отчаянном наступлении. Эйльса помогла тётушке сесть на стул, а я как следует осмотрел Брака.
– Сожалею, начальник, – сказал он. – Я старался, как мог.
– Знаю, – помрачнел я. – Откуда ожоги?
– У них был взрывной порошок. Обложили дверь, высадили. Загорелось. Я не смог… Но старался.
С лицом и руками у парня было полнейшее безобразие, но ещё парочка-другая шрамов его не убьёт. А вот плечо его меня тревожило не на шутку. Порез глубокий, мясо обнажилось почти до кости. Рана сама по себе не смертельная, но если загноится – Браку крышка.
– Эйльса, вытащи-ка Котелка из конюшни и пошли за доктором Кордином, – велел я.
Та кивнула и ушла, потом к нам присоединились Анна и Эрик. Эрика я поставил в дверях заместо Билли – стеречь, как бы ещё чего не вышло, а Стефана с Борисом отправил караулить переулок за конным двором. Вот, собственно, и всё: весь отряд, что остался у меня в «Руках кожевника», – из-за того, что многих я разослал охранять другие свои заведения. Хари я не считал – бедняга по-прежнему едва ходит. Тут я обнаружил, что вообще-то пропустил сэра Эланда, – мысль для меня новая. Теперь-то он по-настоящему Благочестивый, и его тяжёлая броня и длинный меч оказались бы очень кстати, заявись к нам Кишкорезы во всеоружии. Подумал я было послать гонца в Свечной закоулок, но что, если они ударят туда? Биллу Бабнику в одиночку постоялый двор не удержать, ну а Тесак всё ещё стережёт Скотобойный закоулок.
– Котелок отбыл выполнять поручение, – доложила Эйльса. Я оглянулся и увидел у неё в руках свою перевязь. Она передала мне оружие, я застегнулся и кивнул с благодарностью.
– Плечо-то не отпускай, – посоветовал я Браку. – Врач скоро будет.
Брак кивнул, побледнев от потрясения.
– Грёбаный порошок, – шептал он, и можно было только молча с ним согласиться. Сдаётся мне, если Эйльса может снабжать меня маковой смолой, так явно сможет и пороха раздобыть. Об этом, впрочем, подумаю позже.