волк…
Произошедшее въелось в память Ленни короткими эпизодами, в одном из которых Тобиас держал нож, потом взгляд его опускался, и он отряхивал руку так, будто схватился за что-то горячее.
– Я просто рад, что ты жив, Ленн. Но я очень не вовремя испугался. И мне так неприятно от себя. Не зря, значит, я сюда пришел…
Леннарт опустил ладонь на его затылок и приблизился так, что они соприкоснулись кончиками носов.
– Тоби, ты спас меня. Как минимум дважды. И я хочу, чтобы ты знал, – сказал Леннарт и прикрыл веки. – Ты ценный просто потому, что ты есть. И мне не важно, какой болезнью ты болеешь. То, что тебя бросили люди, то, что от тебя отвернулись близкие, – это никаким образом тебя не характеризует. Может быть, если бы у нас было больше времени, или мы бы встретились при иных обстоятельствах, я бы помог тебе быстрее осознать твою ценность. Ты не должен быть здесь. Мы выберемся, но только если ты этого захочешь. А теперь скажи: ты хочешь этого?
– Я… – Тобиас замешкался, и Ленн ощутил его дыхание на своих губах.
От Тоби все так же веяло сладковатой спелой грушей, и у Ленни мурашки бегали по коже. И так странно было ощущать, что сейчас он вел себя раскованнее, чем обычно. Напрямую говорил то, что думал, и признания лились из самого сердца. Возможно, так сказывалось нервное и физическое перенапряжение. А возможно, они действительно стали доверять друг другу. Связал ли их случай или судьба – неважно. Теперь они крепко связаны друг с другом, и этот узел Ленн не хотел развязывать.
– Я хочу, чтобы мы выбрались вместе, – сказал он, поглаживая затылок Тоби. – Иначе не представляю, что буду чувствовать, если ты останешься здесь. Это же дико! Ты не изгой и не зверь. Твое место там, в городе. С людьми, а не здесь, с волками и опасностями на каждом шагу.
Тоби вдруг обессилено поник и прижался головой Ленни к груди.
– Я хочу уйти… с тобой.
Леннарт приобнял его и успокаивающе погладил по спине. Каждая клеточка тела отзывалась странными импульсами. Сердце приглушенно побаливало. Хотелось то ли кричать, то ли плакать, то ли просто молча упасть и не шевелиться. И Тоби будто ощущал то же самое. Да, кажется, они очень сильно перенервничали.
– В таком случае, – сказал Ленн, чувствуя, как у него начал садиться голос, – Лес должен нас отпустить. Ты же говорил, что важно наше общее желание. Теперь оно точно есть, да?
Тобиас утвердительно закачал головой, все еще прижимаясь к нему.
– Давай я принесу воды, мы немного успокоимся и ляжем спать, идет? – спросил Ленн, поглаживая и пропуская между пальцами его волосы.
Тобиас наконец выпрямился и молча кивнул.
Леннарт поднялся, и в глазах резко потемнело. Окружающие звуки притихли, в сердце вдруг стремительно стала нарастать объемная и всепоглощающая боль. Ленн хотел переждать приступ, сделать глубокий вдох и успокоиться, но легкие словно окаменели. Он пошатнулся и не устоял на ногах.
15
Тобиас успел ухватить Ленни за руку, но от падения не спас, хоть это и смягчило приземление. До ужаса побледневший Ленн хмурился, корчился и неразборчиво мычал. Его скрюченные пальцы хватались за ткань футболки, скребли грудь, словно изнутри наружу что-то рвалось. Губы его темнели, приобретая синюшный оттенок.
– Ленн, не умирай, пожалуйста, – взмолился Тоби, резко опустившись рядом с ним на пол. – Ты должен жить, неужели мы зря спаслись от Огонька?
Он приложил ладонь к груди Ленни. Снова в пальцы будто вонзились осколки стекла или множество иголок, но руку Тоби не убрал. Боль, которую он чувствовал сейчас, – лишь отголосок той боли, которая раздирала сердце Ленни. Тоби попытался сконцентрироваться, прикрыл глаза, сильно, даже до крови прикусил губу. Все остатки своих сил он направил Ленни, в страшных муках корчившемуся на пыльном полу хижины.
Вскоре тот перестал извиваться. Складка меж бровей разгладилась. Руки опустились вдоль туловища, движение грудной клетки остановилось. Лицо было по-прежнему белее снега, а губы мертвенно-синими, и Тоби, перепугавшись, что не смог спасти Ленни, склонился к его груди.
Билось. Оно билось.
Дыхание слабое, едва заметное, но оно тоже было.
Тобиас выпрямился и с облегчением выдохнул, когда заметил, что лицо Ленни и его губы все же возвращались к нормальному оттенку. Веки покрыл узор фиолетовых капилляров. Ресницы дрожали, будто Ленни снилось что-то тревожное. Он выглядел больным. Больным, но живым, а это самое главное.
– Это меньшее, чем я могу тебе помочь. Лишь немного приглушить боль, – прошептал Тоби, приложив тыльную сторону ладони сначала ко лбу Ленни, потом к его щеке. Леннарт был непривычно холодным. – Я не настолько эффективен, как таблетки. Прости. Мне жаль.
Тобиас поправил ему задравшуюся футболку, скрывая под тканью шрам на боку, подложил под голову подушку и укрыл пледом.
– Нужно найти что-нибудь, что поставит тебя на ноги. Я ненадолго, – сказал Тоби, склонившись к Ленни. Он смахнул прилипшие к коже светлые пряди и на мгновение приник губами ко лбу. Тот был холодным и влажным. – Все будет хорошо.
К ногам словно привязали гири, в глазах туманилось, а в груди поселился тяжелый ком, не позволяющий дышать свободно. Однако Тоби натянул куртку, подхватил свою сумку и выскочил из хижины в непроглядную тьму, обступающую со всех сторон.
Этой ночью Лес был неспокоен. Он шумел, скрипел, завывал ветром, хрустел ветками. С бездонной пропасти неба сыпался мерзкий мокрый снег, холодными иглами впивающийся в лицо. Тобиас выхватил из кармана камень интуиции и увидел через него… хотя, как и во все прошлые разы, больше почувствовал – направление. Он поскользнулся на мокром крыльце и упал, с замирающим от волнения сердцем нащупал в сырой листве камень, поднялся и отправился в самое сердце тьмы.
Тобиас ожидал, что волк нападет на них.
Во-первых, потому что в том сне Огонек, принявший облик Ленни, сам на это намекнул.
Во-вторых, Тоби знал, что за ними следят. Это было, в общем-то, очевидно.
В-третьих, Атрия, ненадолго заглянувшая в его сон накануне, подтвердила, что один Огонек отбился от стаи. Животная жажда крови и мести в нем перевесила. Он стал неуправляемым, в том числе и для самого себя. Его цель была – убивать, а не служить, чего так хотела Атрия. Но даже она не могла контролировать животные инстинкты. Наверное, это ответ, почему у нее до сих пор нет огромной волчьей стаи ищеек. Одни сменяли других, и поэтому ей всегда нужны новые. И Тоби не желал подобной судьбы для Ленни, хотя тот потенциальный кандидат на попадание в коллекцию потерянных душ.
После череды недавних откровенных разговоров Тобиас понял, что проблемы с сердцем у Ленни начались из-за клинической смерти и неугасающего чувства вины по отношению к умершему брату. Такие раны правда залечиваются долго. Но проблема Ленни заключалась и в другом: он очень долго загонял эти эмоции вглубь, не решаясь ни прожить их, ни кому-то рассказать о них. И в этом не было его вины, потому что Тоби как никто другой прекрасно понимал, каково это – быть одному и не знать, кому можно довериться и с кем можно просто поделиться тем, что камнем висит на душе. Леннарт очень добрый, стремится помогать искренне (хотя порой это граничит с синдромом спасателя), но очень несчастен сам по себе и замкнут. Была ли это его врожденная черта характера или приобретенная – сейчас неважно. Важно то, что первый шаг он уже сделал – рассказал о своих эмоциях другому. И Тоби надеялся, что этого будет достаточно, чтобы Лес отпустил Ленни.
Он шел буквально на ощупь, спотыкаясь и иногда врезаясь в деревья. Ветви хлестали по лицу, и от мокрого снега свежие ссадины пощипывало. Однако путь был недолгим. Благодаря камню вскоре Тоби дошел до священного круга камней, в такой тьме сияющего слабым голубоватым свечением. Так светились души захороненных здесь людей.
Тоби прошел к самому центру, где был установлен низкий плоский камень, похожий на алтарь, и на нем что-то лежало. Что-то, что Тобиас попросил в обмен на… частичку себя. Он схватил кулек, развернулся и на остатках сил побежал обратно к хижине, надеясь, что никто и ничто не спутает его тропы, а камень приведет к Ленни.
На пол и стены больничной палаты сквозь жалюзи падали золотые полосы закатного солнца. В воздухе зависла странная смесь из запахов цитрусовых, сладкой груши и лекарственных препаратов.
Тобиас сидел на краю койки и смотрел на свои бледные исхудалые руки, когда дверь в палату открылась. Вошли трое человек. Один из них был в длинном белом халате – врач. Безликий врач, так как внешности его Тоби не запомнил. Другие два человека – родители. Их лица стерлись из памяти, поэтому Тоби видел родственников всего лишь темными мерцающими силуэтами, словно те были призраками.
– Мне неприятно это сообщать, – заговорил мужчина в белом халате таким голосом, будто ему, наоборот, было вполне привычно. Тобиас похолодел и стиснул края больничной рубахи на бедрах. Он уже все понял, понял давно, но официальное заявление – как финальный гвоздь в крышку гроба. Тобиас сильно зажмурился, не желая слышать последующие слова. И в этом сне-воспоминании (он сразу понял, что это оно) сработало. – …если согласитесь, надо быть готовыми, что лечение будет долгим, болезненным и, возможно, не принесет результата…
– Не принесет результата, – лишь повторил Тоби и вновь отметил, как все-таки странно воспринималась смесь сладкого запаха фруктов, сочных апельсинов и спелой груши, и больничной стерильности, антисептиков и лекарств.
Он вынырнул из поверхностного сна, потому что Ленн рядом снова заворочался. Тоби привстал, смахивая со щек нежданные слезы, и настороженно пригляделся к нему. Дыша глубоко, Леннарт медленно открыл глаза. Потянулся руками к груди, ощупал шею и лицо. Наверное, когда он очнулся после той аварии в больнице, то сделал так же, просто чтобы убедиться, цел ли вообще.