– Эй, это же моя строчка! Да, я сегодня еду вместе с нашими доблестными воинами. Когда в тебе шесть футов четыре дюйма роста, сто восемьдесят фунтов веса и глаза голубые, как у Иисуса Христа, то пробраться в Фаллуджу можно только на «Хамви».
– Ладно, тогда кто первым вернется в гостиницу, тот и платит за пиво.
Биг-Мак ручищей-лопатой придержал меня за плечо:
– Ты все-таки поосторожней, Брубек. Здесь сгорали люди и покрепче тебя.
– А вот это бестактное замечание скорей имеет отношение к ребятам из «Блэкуотер».
Он сунул в рот пластинку жвачки, отвел глаза и буркнул:
– Типа того.
– Прежде чем Шерон и Питер свяжут себя супружескими узами, мне бы хотелось, чтобы все мы задумались о жизни, которую они собираются начать вместе… – Преподобная Одри Уизерс лукаво улыбается. – В сущности, что такое брак? Как его объяснить инопланетному антропологу? Это ведь значительно шире, чем просто набор правил совместного проживания. Так что же это – некое начинание, зарок, символ или обязательство? Или череда прожитых вместе лет и совокупный опыт? Или средство для установления интимной близости? Может быть, наилучшим определением брачных уз служит старое присловье: «Любовь – это волшебный сон, а супружество – будильник»? – (Среди гостей звучит смех – смеются в основном мужчины, но под укоризненные шепотки тут же умолкают.) – Возможно, супружеству трудно дать конкретное определение в связи с его многообразием. Формы брака различны в разных культурах, у разных племен и народов, в разные века и даже в разные десятилетия, среди разных поколений и – как мог бы добавить наш инопланетный исследователь – на разных планетах. Браки могут быть династическими или гражданскими, тайными или принудительными, по договоренности или, как в случае наших Шерон и Питера… – она лучезарно улыбается невесте в свадебном платье и жениху во фрачной визитке, – по любви, основанными на взаимном уважении и нежной заботе. В супружеской жизни вам встретятся и каменистые тропы, и благодатные долины; с утра может разразиться гроза, а к вечеру тучи рассеются и небо вновь станет ясным и мирным…
Ифа в чудесном розовом наряде подружки невесты сидит рядом с Холли, в первом ряду, у купели, бережно держит поднос, где на бархате лежат два обручальных кольца. Очаровательное зрелище. Месяца через два после нашего «нортумбрского периода» я позвонил Холли из телефонной будки в аэропорту Шарля де Голля, кидая в щель автомата тогда еще ходившие франки. Я возвращался из Конго, где делал большой репортаж о Господней армии сопротивления, о детях-солдатах и сексуальных рабынях. Холли сразу взяла трубку.
– Привет, это я, – сказал я.
– Ну привет, папочка, – ответила Холли.
– Я не твой папочка, я – Эд!
– Знаю, дурень. Но я беременна.
Нет, к такому я еще не готов, подумал я, а вслух произнес:
– Великолепно!
– По поводу супружеских уз, – продолжает преподобная Одри Уизерс, – Иисус сделал только одно прямое замечание: «Итак, что Бог сочетал, того человек да не разлучает». Богословы веками спорят о том, что это значит, но следует учитывать не только слова Иисуса, но и его деяния. Многим известна притча о браке в Кане Галилейской, без которой не обходится ни одно христианское бракосочетание, в том числе и сегодняшнее. На свадебном пиршестве в Кане недоставало вина, Дева Мария попросила Иисуса спасти праздник, а Сын Божий не смог отказать настоятельной просьбе матери и велел слугам наполнить кувшины водой. Когда же слуги стали обносить гостей, то из кувшинов стало изливаться вино. И не какое-нибудь посредственное, а первосортное. И тогда распорядитель пира сказал жениху: «Всякий человек подает сперва хорошее вино, а когда напьются, тогда худшее; а ты хорошее вино сберег доселе». Как по-человечески поступил Сын Божий – Его первым чудом стало не воскрешение мертвых, исцеление от проказы или хождение по воде, аки посуху, нет, Он поступил, как любящий сын и верный друг. – Преподобная Одри глядит куда-то поверх голов, будто перед ней на экране прямая трансляция из Каны Галилейской. – Если бы Господу было не все равно, как именно должны выглядеть супружеские отношения, Он оставил бы нам на сей счет ясные наставления в Священном Писании. Так что, по-моему, Он доверяет нам, людям, самостоятельно составить примечания мелким шрифтом.
Брендан сидит рядом со мной. Его телефон с выключенным звуком вибрирует. Брендан тянется к карману пиджака, но замирает под гневным взглядом Кэт с передней скамьи.
– Шерон и Питер сами написали свои брачные обеты, – говорит преподобная Одри. – Признаюсь, я большая поклонница обетов, составленных брачующимися. Для этого нужно сесть рядышком, высказать свои пожелания и выслушать партнера, понимая и то, что было озвучено, и то, о чем умалчивают, ведь именно в молчании зачастую и кроется истина. Наверняка приходится идти на компромисс – это не только священное слово, но и вполне практическое искусство. Но священнослужитель – не прорицатель… – (Я замечаю, как оживляется Ифа при слове «прорицатель».) – Я не в силах предвидеть, что принесут Шерон и Питеру годы совместной жизни, что ждут их впереди, но любые супружеские отношения могут и должны развиваться, эволюционировать. Не тревожьтесь понапрасну и не отвергайте возможность перемен. Будьте неизменно терпеливы и добры друг с другом. Жизнь долгая, и порой грелка, заботливо поданная холодным зимним вечером, значит много больше, чем некий экстравагантный жест. Не забывайте и о благодарности, особенно за то, что обычно воспринимается как само собой разумеющееся. Определяйте суть проблемы сразу, как только она возникает, и помните, что гнев испепеляет. И если когда-нибудь ты, Питер, почувствуешь, что ведешь себя как осел… – (жених смущенно улыбается), – вспомни, что искренние извинения не унижают того, кто их приносит. Ошибки и заблуждения учат нас в дальнейшем правильно выбирать свой путь.
Интересно, какую оценку поставила бы преподобная Одри Уизерс нашим с Холли отношениям? Троечку с плюсом? Двойку с минусом?
– Ну когда уже дядя Питер будет с ней целоваться? – раздается детский голосок.
Все смеются.
– Прекрасная идея! – Судя по всему, преподобной Одри Уизерс очень нравится ее работа. – Давайте же перейдем к этой, самой лучшей, части свадебной церемонии!
Насер сидел за рулем своей полу-«короллы» – полу-«фиата-5», Азиз – на пассажирском сиденье рядом с водителем, сунув под ноги видеокамеру, завернутую в одеяло, а я скорчился на заднем сиденье, за вещами из химчистки, готовый в любой момент нырнуть на пол, под груду белья и коробок с детским питанием. Вдоль четырехполосного шоссе в Фаллуджу тянулись западные предместья Багдада. Через пару миль невысокие многоквартирные дома уступили место индивидуальным особнякам, построенным в благодатные 1970-е зажиточными представителями среднего класса: белые оштукатуренные стены, плоские крыши, высокие ограды и стальные ворота. Затем мы несколько миль ехали мимо убогих двухэтажных шлакоблочных строений, в нижних этажах которых были расположены лавки или мастерские, а наверху – жилые помещения. Все это напоминало повторяющиеся кадры примитивного мультфильма. Мы миновали несколько бензоколонок, у которых выстроились длиннющие очереди из сотен автомобилей. Водителям приходилось ждать там весь день. Апрельское солнце здесь струило с небес неимоверный зной, а не сияло ярким диском, как в северных широтах. Там и сям безработные мужчины в дишдашах стояли, курили и неторопливо беседовали. Женщины в хиджабах или в паранджах шли группками, неся пластиковые пакеты с овощами. Как ни странно, Ирак с невероятной быстротой становился все больше похож на Иран. Сверстники Ифы играли в войну: повстанцы против американцев. Насер вставил в плеер кассету, из крошечных динамиков полилась какая-то арабская мелодия. Женский голос выводил головокружительные гармонии, которых я полностью оценить не мог, но песня, судя по всему, была популярной, потому что и Насер, и Азиз тут же принялись подпевать. Во время инструментального проигрыша я поинтересовался – на повышенных тонах, перекрикивая шум мотора и музыку, – о чем эта песня.
– О девушке, – проорал в ответ Насер. – Ее любимый уходит воевать с Ираном, но не возвращается. А девушка очень красивая, и все мужчины ей предлагают: «Эй, красавица, у меня есть деньги, у меня есть большой дом, у меня есть хорошие связи, иди за меня замуж». Но девушка отвечает: «Нет, я буду тысячу лет ждать моего солдата». Конечно, эта песня очень… Как говорят? Ну, очень сахарная… Я забыл слово… сетиметательная?
– Сентиментальная.
– О-очень сентиментальная! Моя жена, например, говорит, что девушка из этой песни совсем ненормальная! Если она не выйдет замуж, что с ней будет? Убитые солдаты не присылают деньги. Она умрет с голоду. Только мужчина может писать такие глупые песни, говорит моя жена. А я ей отвечаю: «Э, нет…» – Насер отмахнулся. – Песня берет за душу. – Он ткнул большим пальцем себе в грудь. – Любовь сильнее смерти! – Он повернулся ко мне. – Понимаешь?
Ивано дель Пио из «Сидней морнинг геральд», уезжая из Багдада, порекомендовал мне Насера, который оказался великолепным фиксером. До вторжения он работал на радио, где достиг довольно высокого руководящего поста, так что ему пришлось вступить в Баас. У него был хороший дом, и он вполне мог содержать жену и троих детей даже в стране, изнуренной санкциями США и ООН. После вторжения Насер с трудом зарабатывал на хлеб, помогая иностранным корреспондентам. При режиме Саддама фиксеры были изворотливыми мошенниками, которым платили за то, что они скармливали иностранцам информацию, угодную Саддаму, и сообщали спецслужбам о каждом иракце, имевшем глупость рассказать хоть какую-то правду о жизни в стране. Насер обладал и журналистским нюхом, и острым глазом, и я, сдавая свои лучшие материалы в «Подзорную трубу», почти всегда настаивал, чтобы он значился соавтором моих статей и получал за них гонорар. Правда, Насер не пользовался своим настоящим именем, опасаясь, что его объявят коллаборационистом и сдадут одной из десятков повстанческих группировок. Фотограф Азиз, бывший коллега Насера, к сожалению, владел английским столь же плохо, как я – арабским, поэтому нам не удалось познакомиться поближе. Азиз отлично знал свое ремесло и был осторожен, ловок и храбр, охотясь за удачным кадром. Фотография в Ираке – опасное хобби: полиция запросто может решить, что ты – террорист-самоубийца.