– Нет. С тех пор как мама умерла, ни разу не был.
Дейв застегивает ширинку и подходит к раковине, ставя ступни одну перед другой, как ходят старики, которым неплохо бы сбросить лишний вес. У раковины он осторожно подставляет ладонь под флакон с жидким мылом; в отверстии носика вздувается пенистая блямба, плюхается Дейву прямо в руку.
– Ну надо же, не жизнь, а какая-то научная фантастика. Мало того что сам стареешь, а дети покидают родной дом, так еще и мир куда-то мчится без оглядки, так что о своих счастливых деньках в прошлом можно только мечтать. – Дейв подносит намыленные руки к крану, из которого извергается струя теплой воды. – Проводи побольше времени с Ифой. Ведь как оно бывает: только что носишь свою девчушку на плечах, а через миг ее уже как ветром сдуло и лишь осознаешь то, о чем смутно подозревал: дети, даже самые любимые, даны лишь на время, как бы взаймы.
– Больше всего меня пугает первый бойфренд Ифы, – признаюсь я.
Дейв стряхивает с рук капли воды:
– Да ладно, все будет хорошо.
Похоже, мой болтливый язык напомнил Дейву о Винни Костелло и о том, что предшествовало исчезновению Джеко, поэтому я стараюсь побыстрее сменить тему:
– Пит, по-моему, вполне приличный парень, верно?
– Да вроде бы. Так ведь Шерон у нас переборчивая.
В отраженном зеркалом лице Дейва я ищу невысказанное «не то что Холли», но он меня прекрасно понимает:
– Не волнуйся, Эд, ты и сам хоть куда. Из всех моих знакомых только тебе борода идет так же, как и мне.
– Спасибо. – Я подношу руки к сушилке, раздумывая, смогу ли я и впрямь бросить Холли и Ифу ради работы.
Ну почему Холли ставит меня перед этим выбором?!
Мне ведь просто хочется, чтобы она делила меня с моей работой.
Как я делю Холли с ее работой. По-честному.
– Что, небось страшно возвращаться в Англию на постоянное жительство? – спрашивает Дейв; у бывшего владельца паба великолепно развито чутье.
– Ну, вообще-то, да. Если ничего не изменится.
– Ага. А что может измениться?
– В «Подзорной трубе» предлагают продлить контракт до декабря.
Дейв сочувственно втягивает воздух сквозь зубы:
– Да, трудный выбор. Долг против семьи. Тут я плохой советчик, но, знаешь, мне встречалось немало людей, которым доктора сулили скорую кончину. Оно и понятно, если мне какой-нибудь лекарь скажет, что жить осталось всего несколько недель, то я и сам побегу в паб, где есть сочувственные слушатели и выпивка покрепче. Честно говоря, ни один из этих бедолаг не сокрушался, что уделял работе мало времени.
– Ну, может, они всю жизнь не тем занимались, – говорю я и пристыженно умолкаю: слова звучат слишком легковесно.
Мне не удается пояснить, что я имею в виду: дверь распахивается, и в туалет входят трое ирландских родственников Холли, смеясь над какой-то шуткой.
– Эд, дядя Дейв, вот вы где! – вопит Ошин; за все эти годы я так и не вычислил степень его родства с Холли. – Тетя Кэт велела вас обоих отыскать и привести назад живыми.
– А что за беда-то? Что я такого сделал?
– Расслабься, дядя Дейв. Пора резать свадебный торт, только и всего.
Мы возвращались в Багдад; Азиз сел за руль, чтобы Насер смог без помех рассказать мне о пациентах, расспрошенных в больнице. Эти сведения и снимки, сделанные Азизом, давали хорошую основу для журнальной статьи. Однако под Абу-Грейбом мы угодили в длиннющую пробку. Насер выскочил на обочину возле какого-то лотка и вернулся с кебабом и двумя новостями: чуть раньше произошло нападение на транспортную колонну с горючим, из-за чего на главной багдадской трассе появилась тридцатифутовая воронка, что и создавало основное препятствие; вторая новость заключалась в том, что на ферме к юго-востоку от тюремного комплекса сбили американский вертолет. Мы решили поехать в объезд, чтобы отыскать место крушения. Мы быстренько сжевали куски волокнистой баранины – а может, козлятины, – и у мечети, где мы раньше чуть не огребли неприятностей, Азиз свернул на юг. Как только тюремный комплекс оказался позади, мы увидели тонкий столб черного дыма, поднимавшийся из-за ветрозащитной полосы тамарисков. Какой-то мальчишка на велосипеде подтвердил: да, хвала Аллаху, там действительно сбили американский вертолет «Кайова». Сейчас иракские подростки знали толк в оружии и видах военной техники лучше, чем я в 1980-е разбирался в рыболовных снастях, мотоциклах и списке хитов «Toп-40». Мальчишка, смеясь, жестом изобразил взрыв и добавил, что полчаса назад морпехи сняли со сбитого вертолета двух убитых американцев, так что теперь туда можно подъехать и посмотреть.
Мы перебрались по мосткам через ирригационный канал, пересекли ряд тамарисков и оказались в поле, заросшем сорняками. Дымящийся, почерневший «Кайова» лежал на боку, хвостовую секцию отбросило на противоположный конец поля.
– Ракета «земля – воздух», – предположил Насер, – попала точно в середину. Как мечом разрубила.
У вертолета собралось человек двадцать – мужчины и мальчишки. На дальнем краю поля виднелись фермерские постройки и брошенная техника. Азиз припарковался на обочине, мы вылезли из машины и подошли ближе. Послеполуденный воздух полнился жужжанием насекомых. Азиз снимал на ходу, по мере приближения к сбитому вертолету. А я размышлял о том, что чувствовали пилоты, стремительно несясь к земле. Старик в красной куфии спросил у Насера, не из газеты ли мы, и Насер сказал, что мы журналисты из Иордании, приехали, чтобы опровергнуть лживые вымыслы американцев и их союзников, а потом поинтересовался, есть ли очевидцы крушения. Старик сказал, что ничего не видел и ничего не знает; он слышал только взрыв. Отсюда уехали какие-то люди, возможно, из Армии Махди, но сам он был слишком далеко, да и зрение у него слабое, вон какие бельма на глазах.
В Ираке слишком хорошее зрение может привести к гибели.
Внезапно послышался гул армейских автомобилей, и местные жители тут же бросились врассыпную, но тщетно; два конвоя из четырех «Хамви» в каждом перегородили выходы с поля, и мы снова сбились тесной толпой. Морпехи в полном боевом снаряжении выскочили из машин, наставив на нас дула М-16. Невесть откуда донесся крик:
– Руки вверх! Руки вверх, быстро! Легли на землю, все, живо, отморозки долбаные, али-бабы хреновы, сучары, я вас щас в пыль размажу!
Перевода не дали, но мы и без него поняли смысл сказанного.
– ВЫШЕ РУКИ! – заорал второй морпех, замахиваясь винтовкой на автомеханика в комбинезоне, заляпанном машинным маслом. Тот пролепетал: «Мафи мушкеле, мафи мушкеле», что означало «не проблема, не проблема», но морпех почему-то озверел, крикнул: – Молчать, сволочь! – и пнул механика ногой в живот – у всех внутри сочувственно екнуло; бедняга согнулся в три погибели, кашляя и задыхаясь.
– Найди мне хозяина фермы, – велел морпех переводчику, прячущему лицо под маской, как ниндзя, и сказал в переговорное устройство, что все под контролем, а переводчик стал расспрашивать старика в красной куфии, кто хозяин этой фермы.
Я не слышал ответа, потому что в этот момент какой-то чернокожий морпех навалился на Азиза, грозно приговаривая:
– Сувениры, да? На память, да? Твоя работа, да?
К несчастью, над нами загрохотал «Чинук», заглушая мой голос, а негр сорвал камеру с шеи Азиза, и тот упал ничком. Морпех опустился на колени и приставил к его виску пистолет.
– Погодите! – завопил я. – Это мой фотограф! Он на меня работает!
Но грохот лопастей «Чинука» заглушил и это, а я внезапно оказался на земле, и мощное, защищенное бронещитком колено сдавило мне горло и трахею, и я подумал: «Когда меня убьют, то поймут, что ошиблись», а потом: «Нет, мой труп просто швырнут в канаву на окраине Багдада, и никто ни о чем не узнает».
– Почему такая неблагодарность, Эд?
Я как раз подношу ко рту кусочек свадебного торта, но у Полин Уэббер голос пронзительный, так что теперь на меня с интересом глядят четверо Уэбберов, шестеро Сайксов, Ифа и даже ваза с оранжевыми лилиями. Хуже всего то, что я понятия не имею, кого или что Полин имеет в виду, потому что вот уже несколько минут составляю в уме электронное письмо в бухгалтерскую службу корпорации, которая владеет «Подзорной трубой». Я вопросительно смотрю на Холли, но она по-прежнему прикрывается маской оскорбленной невинности. Впрочем, у меня больше нет уверенности, что это маска.
К счастью, на помощь приходит Ли, младший брат Питера и по совместительству свидетель жениха: его «ключевой компетенцией» является «уклонение от налогов», что не мешает ему считаться экспертом в международных делах.
– При Саддаме Ирак был огромным концлагерем, местом массовых захоронений. Поэтому мы с янки пришли, свергли их диктатора, как говорится, gratis, то есть совершенно бесплатно, – и чем же они нам отплатили? Восстали против нас, освободителей! Неблагодарность глубоко, очень глубоко засела в душах всех арабов. Они ненавидят не только наших парней в военной форме: они ненавидят любого белого человека, правда, Эд? Помните, как они в прошлом году расправились с журналистом? Только за то, что он был американцем. Кошмар!
– У тебя шпинат к зубам пристал, Ли, – говорит Питер.
Разумеется, Ифа тут же спрашивает:
– А как с ним расправились, папочка?
– Давай-ка проверим, – тут же предлагает ей Холли, – чем там занимаются Лола и Аманда за столом для старших детей? По-моему, они там пьют кока-колу.
– Мамочка, ты же от кока-колы не уснешь.
– Да, но ты была такой замечательной подружкой невесты, что сегодня можно сделать и исключение. – Холли уводит Ифу.
Ли по-прежнему не въезжает, что к чему:
– Ну что, шпината больше нет?
– Шпината нет, – говорит Питер, – а вот осадочек остался.
– Чего? Ой… – Ли смущенно улыбается. – Извини, Эд. Наверно, я чуток перебрал.
Вместо того чтобы сказать: «Ничего страшного», я пожимаю плечами.
– Дело в том, – продолжает Ли, – что вторжение в Ирак затеяли исключительно ради нефти.
Если бы все те, кто мне это заявлял, скинулись по десять фунтов, я бы уже купил Внешние Гебриды. Я откладываю вилку: