– С того самого дня в тысяча девятьсот семьдесят шестом году, когда ваша мать привела вас ко мне на обследование в грейвзендскую больницу.
– Гм, и после этого вы смеете утверждать, что помогаете другим избавиться от психозов и навязчивых идей? В последний раз спрашиваю, для чего вы послали мне поддельный снимок моего мимолетного бывшего бойфренда?
– К вашему сведению, пункт договора с жизнью, который гласит: «Что живо, то умрет», в исключительных случаях может быть пересмотрен.
Шум голосов в кафе «Санторини» – сплетни, шутки, смех, болтовня, заигрывания, жалобы – водопадом ревет у меня в ушах.
– Доктор Фенби, а вы, случайно, не сайентолог? – спрашивает Холли.
– Приверженцы Л. Рона Хаббарда и галактического императора Ксену считают, что психиатрам самое место в выгребной яме, – сдерживая улыбку, отвечаю я.
– Бессмертие, говорите… – Она понижает голос. – Бессмертия не существует.
– Зато существует атемпоральность. На определенных условиях.
Холли оглядывает посетителей, смотрит на меня:
– Это безумие.
– То же самое говорили о вас после публикации «Радиолюдей».
– Если бы я не написала эту проклятую книгу, было бы гораздо лучше. Кстати, голосов я больше не слышу. С тех пор, как погиб Криспин. Хотя это вас совершенно не касается.
– Дар предвидения возникает и пропадает, – я ворошу мизинцем крупинки сахарного песка на столе, – загадочно, как аллергия или бородавки.
– А для меня самое загадочное – зачем я вас слушаю!
– Знаете, как зовут наставника Хьюго Лэма в темных искусствах?
– Саурон. Лорд Волдеморт. Джон Ди. Луи Сайфер. Кто там еще есть?
– Ваша старая знакомая. Иммакюле Константен.
Холли стирает след помады с края кофейной чашки.
– Я никогда не знала ее имени. Только фамилию. В книге она фигурирует как «мисс Константен». Я это хорошо помню. Зачем вам понадобилось выдумывать ей имя?
– Я ничего не выдумывала. Ее на самом деле так зовут. А Хьюго Лэм – один из ее лучших учеников. Он прекрасный соблазнитель и великолепный психозотерик, хотя следует Путем Мрака всего каких-то три десятка лет.
– Послушайте, доктор Айрис Маринус-Фенби, вы на какой планете находитесь?
– На той же, что и вы. Хьюго Лэм выслеживает жертв точно так же, как некогда мисс Константен выследила вас. И если бы она не напугала вас до такой степени, что вам пришлось рассказать о ней маме – а потом и доктор Юй Леон Маринус оказался об этом осведомлен и успел сделать вам своего рода предохранительную прививку, – она бы соблазнила и похитила именно вас, а не Джеко.
Болтовня и звон посуды становятся невыносимо громкими.
Девушка за соседним столом ругается с бойфрендом на египетском диалекте арабского.
– А сейчас… – Холли стискивает пальцами переносицу, – мне очень хочется вас ударить. Изо всех сил. Кто вы? По какому праву вы морочите мне голову, вторгаетесь в мою жизнь, впариваете мне какие-то жуткие бредни? Я… у меня просто нет слов!
– Приношу искренние извинения за наше вмешательство, мисс Сайкс. К сожалению, у нас нет другого выхода.
– «У нас» – это у кого?
Я расправляю плечи:
– У хорологов.
Холли вздыхает, будто говоря: «Ну вот опять».
– Прошу вас, возьмите. – Я кладу зеленый ключ рядом с ее чашкой.
Она смотрит на ключ, переводит взгляд на меня:
– Что это? Зачем?
Мимо нас проходят студенты-медики с пустыми глазами зомби, обсуждают чей-то диагноз.
– Этот ключ открывает дверь к тем ответам и доказательствам, с которыми вам давно пора ознакомиться. Как войдете, поднимайтесь по лестнице в сад на крыше. Мы с друзьями будем вас ждать.
Она допивает кофе:
– Завтра в три часа пополудни я улетаю домой. И не собираюсь менять билет. Ваш ключ мне не нужен.
– Холли, – мягко говорю я, – мне известно, что после выхода «Радиолюдей» вас осаждают всевозможные безумцы. И о Джеко с вами не раз говорили. Но прошу вас, возьмите ключ. На всякий случай. Вдруг я не лгу. Да, шансы на это мизерны, но мало ли… Возьмите ключ. Если что, выбросите его в аэропорту. Берите. Вам это ничем не грозит.
Она смотрит мне в глаза, отодвигает пустую чашку, встает, хватает ключ со стола, кладет в сумку. Швыряет два доллара на фотографию Хьюго Лэма, бормочет:
– Чтобы не оставаться в долгу. И не смейте звать меня Холли. Прощайте.
5 апреля
В вязком иле снов злоумышленники перекрывают мне все выходы, один за другим, пока не остается единственный, вверх. Не помню даже своей нынешней ипостаси, пока не замечаю электронного табло ночника с цифрами 05:09, впечатанными в жаркую тьму комнаты. Особняк 119А. Более чем в миле отсюда, по ту сторону Центрального парка, на девятом этаже гостиницы «Эмпайр», Осима подстраховывает Аркадия, который готовится навеять Холли Сайкс сон. Лишь бы Осиме не пришлось вмешиваться! Жаль, что мне нужно оставаться здесь, но мое присутствие в гостинице может спровоцировать нападение, что сейчас крайне нежелательно. Медленно ковыляют минуты, а я пытаюсь отыскать смысл в неумолчном шуме нью-йоркской ночи…
Все напрасно. Включаю настольную лампу, оглядываю спальню. Вьетнамская ваза, свиток с изображением обезьяны, рассматривающей свое отражение, клавесин Лукаса Маринуса – подарок Си Ло, раздобытый в Нагасаки после напряженных и совершенно невероятных поисков… Снова открываю «О природе вещей» Лукреция, но мысли мои, хотя и не душа, устремляются на запад, на милю или две от особняка, в гостиницу «Эмпайр». Ох уж эта проклятая бесконечная Война! Иногда, поддаваясь мимолетной слабости, я раздумываю о том, почему мы, атемпоралы-хорологи, те, кому с рождения дарована способность воскресать – то, ради чего анахореты убивают людей, чтобы обрести ее искаженное подобие, – почему мы просто не отстранимся? Почему мы рискуем всем ради посторонних, которые никогда не узнают, что мы для них сделали, выиграли мы или потерпели поражение?
– Почему? – спрашиваю я у обезьяны, напуганной своим отражением.
Святой Дух вошел в Оскара Гомеса в прошлое воскресенье, во время службы в пятидесятнической церкви в Ванкувере, когда прихожане исполняли сто тридцать восьмой псалом. Несколькими часами позже он рассказывал моему другу Аднану Буйое, что «теперь знает, что на сердце у его братьев и сестер во Христе, знает, в каких грехах им предстоит покаяться и что искупить». Убежденность Гомеса, что Господь наградил его этим даром, была неколебима, и он был намерен безотлагательно вершить дела Господни. Он сел на монорельс «Скай-трейн», доехал до торгового центра «Метрополис» и начал читать проповедь у главного входа. В больших городах христианских уличных проповедников обычно не слушают, а игнорируют или высмеивают, но вокруг этого низенького, серьезного канадца мексиканского происхождения вскоре собралась плотная толпа. К изумлению посетителей торгового центра, этот проповедник отличался невероятной точностью своих весьма неожиданных предсказаний. К примеру, пылкие речи Гомеса заставили одного из зевак признаться, что он является отцом ребенка своей невестки Бетани. Парикмахерше из салона «7 раз завей, 1 раз покрась» было велено вернуть четыре тысячи долларов, украденных у хозяина заведения. Джеду, недоучившемуся студенту, было сказано, что конопля, выращиваемая в садовом сарае его немощной бабушки, испортит ему жизнь и, скорее всего, приведет в тюрьму. Слушатели бледнели от страха, изумленно разевали рты и сбегали. Некоторые обвиняли Гомеса в том, что он взламывает их планшеты или работает на Управление национальной безопасности, на что он неизменно отвечал: «Господь бдит!» Многие рыдали и каялись. Охранники торгового центра пытались заставить Гомеса убраться подальше, но несколько десятков человек снимали происходящее на планшеты и телефоны, а вокруг «провидца с Вашингтон-стрит» стеной выстроились защитники. Вызвали полицию. В роликах, выложенных на «Ютьюбе», видно, как Гомес просил одного полицейского сознаться в избиении (пинками в голову) имярека, эритрейского иммигранта, а второму советовал незамедлительно обратиться к психиатрам из-за пристрастия к детской порнографии, назвав регистрационное имя пользователя на каком-то русском веб-сайте. Можно только догадываться, какой разговор происходил в патрульной машине, но вместо полицейского участка она направилась в психиатрическую лечебницу «Коупленд-хайтс».
«Богом клянусь, Айрис, – тем же вечером писал мне Аднан по электронной почте, – когда я пришел в кабинет для беседы с пациентом и его осмотра, моей первой мыслью было: „Провидец? Ерунда! Этот парень выглядит честнее моего бухгалтера!“ И тут вдруг, будто я произнес это вслух, Оскар Гомес мне ответил: „Между прочим, доктор Буйоя, мой отец был бухгалтером, так что, возможно, честность я унаследовал от него“. И как после этого было ставить ему какой-то диагноз? Я, правда, надеялся, что ненароком упомянул о бухгалтере вслух, но в дальнейшей беседе Гомес ссылался на события из моей жизни в Руанде, о которых я рассказывал разве что вам и моему психоаналитику во время учебы». Спустя два часа Аднан прислал мне еще один мейл, где сообщалось, что пациенты «Коупленд-хайтс» поклоняются своему новому собрату как божеству. «Это как в „Проблеме Воормана“, – писал Аднан, имея в виду рассказ Криспина Херши, которым мы с ним оба восхищались. – Я знаю, как мои дедушка и бабушка назвали бы Гомеса на языке йоруба, но врачу психиатрической лечебницы не пристало всерьез говорить о колдовстве по-английски. Прошу вас, Айрис, помогите!»
Veni, vidi, non vici[92]. К тому времени, как я отыскала свою машину на залитой дождем стоянке, я промокла насквозь, а потом, забираясь внутрь, еще и порвала колготки. Меня обуревали гнев, отчаяние и ощущение собственного бессилия. Полная неудача. Тут дзынькнул сигнал эсэмэски.
Поздно Маринус поздно. Миссис Гомес тебе поверила?
Смысл происходящего тут же стал очевиден, будто кубик Рубика, сложившийся сам собой. Было ясно, что мой планшет взломан хакером из Хищников, злорадствующим анахоретом, который, утратив осторожность, дал о себе знать. Я отправила ответ, отчасти блефуя: