Из Осаки. 5 января 1966 г. Как русский, желаю успеха вашей мирной инициативе. Убежден, что Федерация Индии и Пакистана — единственное решение. Иосиф Бешер.
Из Дели. Его превосходительству уважаемому г-ну Косыгину, Премьеру СССР. Мы, местные жители, хотим воссоединения Индии и Пакистана. Если вы сможете помочь в осуществлении этого, то мы, люди этих стран, будем премного благодарны Вам. Это разрушит тот огромный вред и то зло, совершенное нашим бывшим правителем, Британией, ради США. Как объединенная страна (даже как расторгнутый союз) мы сможем жить счастливыми людьми, освобожденными от страха войны и постоянных интриг.
Из Ейска. 5 января 1966 г. Прошу сердечное пожелание передать мое и моей семьи представителям великих государств Пакистана и Индии достигнуть разумных соглашений за мир между их народами и во всем мире. Так желает каждая советская семья. Милюков Петр Семенович.
Из Читтагонга. 7 января 1966 г. Сердечные поздравления вашей эпохальной исторической конференции. Горячо поддерживаем ваше активное участие для разрешения индо-пакистанского конфликта. Абдухалим.
Из Равалпинди. 8 января 1966 г. Ваша заинтересованность, показанная в разрешении кашмирского вопроса, высоко оценивается народом Пакистана вообще и народом Кашмира, в частности. И они молятся за Ваши успехи. Зафар Ахмад Хан.
О самих переговорах написаны книги, научные труды — поэтому не буду пересказывать их ход. Напомню лишь общую атмосферу и то, как действовал Косыгин — к его посредничеству Шастри и Айюб Хан договорились обращаться, если разойдутся в позициях. Вот как рассказывает об этом непосредственный участник встречи дипломат Алексей Леонидович Воронин.
«Советский руководитель предложил временно отложить рассмотрение проблем, вызывающих острые разногласия, и договориться только о том, что не вызывает особых споров. Казалось, с таким подходом нельзя не согласиться, и все же буквально через считаные часы пакистанская делегация заявила, что, пока не будет разрешено основное разногласие в отношении Кашмира, установление мира между Индией и Пакистаном представляется маловероятным.
Шастри сообщил Косыгину о своем намерении покинуть Ташкент. В тот день Алексей Николаевич, по словам журналистов, установил «мировой рекорд» продолжительности дипломатических встреч. Два с половиной часа он разговаривал с Шастри, потом провел сорокапятиминутную встречу с Айюб Ханом, который затем нанес ему ответный визит, продолжавшийся более часа. После этого состоялась вторая встреча с Шастри, длившаяся более двух часов. Затем Алексей Николаевич отправился на обед, данный в его честь Айюб Ханом, и беседовал с ним два с лишним часа, а в полночь снова посетил Шастри и обсудил с ним текст совместного заявления».
Индия и Пакистан отказывались от применения силы при решении любых вопросов. И хотя Кашмир и ныне остается горячей точкой, думается, добрая воля, проявленная в Ташкенте, дух Ташкентской декларации напоминают через годы: возможны нормальные и мирные отношения. Надо только смотреть друг на друга не через прицел винтовки…
После Ташкентской конференции о Косыгине на Западе заговорили как о возможном лидере в кремлевском триумвирате. Инициатор экономической реформы. Плюс незаурядный дипломат. Такой человек способен изменить лицо Советского Союза. Видимо, с этих пор у Брежнева стала нарастать зависть к Косыгину, которую он не всегда даже старался скрывать.
Ташкентский прорыв знаменовал и поворот во внешней политике Советского Союза. Пламенный борец за мир, как часто называли Хрущева, любил побаловаться с огнем. О Карибском кризисе 1962 года, когда СССР и США стояли на пороге ядерной войны, знают все. Были и другие акции, в то время мало кому известные, а то и совсем неизвестные.
Когда на октябрьском пленуме ЦК КПСС (1964 год) снимали Хрущева, кто-то, кажется, Суслов, бросил реплику: он же поссорил нас со всем миром. В самом деле, несмотря на громогласные заявления о мирной внешней политике, у Советского Союза осложнились отношения со многими государствами. Конечно, не только из-за своих собственных просчетов. По ту сторону железного занавеса тоже хватало ястребов.
За полгода с небольшим до отставки Хрущева, в феврале 1964 года на пленуме ЦК с большим докладом выступал Суслов. Докладчика то и дело перебивал экспансивный Никита Сергеевич, лауреат Международной Ленинской премии «За укрепление мира между народами». В стенограмму пленума эти высказывания не вошли — на полях пометка: «Тов. Хрущев реплики снял». Но сейчас они рассекречены и весьма любопытны в контексте нашего разговора.
«Н. С. Хрущев. Товарищ Суслов, извините меня, хочу включиться на минуточку. Хочу добавить, в чем заключалась, например, наша конкретная помощь Индонезии. Когда президент Сукарно решил осуществить демонстрацию против голландцев, он имел на вооружении эсминцы, крейсер, самолеты-ракетоносцы и прочие боевые средства, которые мы в свое время продали Индонезии по очень недорогой цене. Когда настало время переходить к делу, Сукарно снова обратился к нам с просьбой дать им людей, которые могут управлять подводными лодками. И мы им дали таких людей.
Это, как видите, была поддержка не на словах, а на деле. Сукарно попросил у нас также экипажи для самолетов-ракетоносцев. В разговоре с министром иностранных дел Субандрио я сказал: хорошо, мы вам окажем помощь.
Еще одно замечание, извините меня. Вы, товарищи, конечно, читали в газетах, как ОАР во время борьбы в Йемене наносила удары по войскам контрреволюции, которые пытались реставрировать королевскую власть в этой стране.
М. С. Суслов. И которые поддерживались английскими империалистами.
Н. С. Хрущев. Верно. А кто наносил удары по контрреволюции? Насер обратился к нам с просьбой дать ему людей, чтобы укомплектовать экипажи наших бомбардировщиков, переданных ОАР, дать транспортные самолеты для переброски войск и оружия в Йемен.
Родион Яковлевич Малиновский (министр обороны СССР. — В. А.) говорил мне тогда — мы все это дадим, а получится, что не мы, а Насер защищает Йеменскую революцию. Я ответил ему, — пусть уж лучше под маркой Насера будут воевать наши люди, чем весь Йемен будет, так сказать, под англичанами».
Хрущева прорвало. Он подробно рассказал, как в Йемене сражались наши летчики: «И мы дали самолеты «Ан-12», направили свои экипажи к ним. Мы послали в Йемен оружие и бомбардировщики со звездочками Объединенной Арабской Республики, которые громили там контрреволюцию. Марка была, так сказать, египетская, а экипажи наши, и самолеты наши, и бомбы наши, но всего этого мы не можем сказать открыто. Мы не можем сказать, что фактически это мы воюем. Нет. Мы твердо стоим на позициях невмешательства.
Можно было бы привести много таких примеров, но и этого, я думаю, достаточно, чтобы убедиться в том, какую серьезную поддержку оказывает Советский Союз борющимся народам».
Образно говоря, Хрущев стучал башмаком не только по трибуне ООН. Новые люди в Кремле начали новую политику, в том числе и внешнюю. После успешных переговоров в Ташкенте Косыгин с особым вниманием следит за отношениями с Индией и Пакистаном. 18 января 1968 года он принимает посла Индии и помечает в своей записной книжке: «Послание И. Ганди. Приглашение в Индию. Когда мы сможем сообщить? Хотят видеть в стране». И дальше — о развитии индо-пакистанских отношений, о позиции СССР…
Казалось бы, несомненный дипломатический талант Косыгина можно использовать во благо страны.
Но, но…
…Лондон, 1967 год. Поездка Косыгина в Великобританию — о ней рассказал в своей книге «Без скидок на обстоятельства» Валентин Фалин.
«Косыгин конкретен, четок, деловит. Англичанам нравится отсутствие у него позерства. Главу правительства вызывает Москва:
— Алексей Николаевич, мы слушали твое выступление в парламенте.
Получилось. Вообще визит удался. По причинам, которые объясню в Москве, важно вовремя остановиться».
Таким по смыслу был «стоп-сигнал» Л. И. Брежнева… Испортил тот звонок Косыгину настроение на всю оставшуюся поездку и годы вперед. Давалось понять: не ваше, премьер, дело — внешняя политика. Занимайтесь бухгалтерией, государственными похоронами и тушением пожаров. А внешняя политика, так сказать, фундаментального достоинства должна делаться Генеральным секретарем. Можно вместе с министром иностранных дел.
…Нью-Йорк, 1967 год. Косыгин принимает участие в работе Генеральной Ассамблеи ООН. Ему передают предложение президента США Джонсона о встрече. Даже для премьера, члена Политбюро, в таких случаях требовалось добро Центра. В Кремле раздумывали и советовались несколько дней, не считаясь с тем, что глава советской делегации оказывается в неловкой ситуации. Наконец согласие дано. Стороны решают встретиться в небольшом городке Гласборо, между Нью-Йорком и Вашингтоном.
«Эта встреча не только имела важное политическое значение, — пишет академик Д. Гвишиани, — но и стала серьезным шагом вперед на пути разрушения стереотипного пропагандистского «образа врага» как с той, так и с другой стороны… Позже, в узком кругу, Алексей Николаевич рассказывал, что из личных контактов с президентом США у него возникло представление о дружелюбном, скромном человеке, способном на проявления доброй воли, на поиски взаимопонимания. Импонировал ему и стиль работы Джонсона, его стремление привлечь к диалогу компетентных людей».
Думается, и Джонсон увидел в своем собеседнике такого же дружелюбного человека, готового к диалогу, поиску компромиссов, без чего не бывает продвижения.
Американская и мировая печать высоко оценила встречу в Гласборо, замечает Д. Гвишиани. Наша пресса ограничилась официальным коммюнике. Причина понятна: Центр, то есть Старая площадь, Брежнев, аппарат ЦК, намеренно осаживал премьера.
…Пекин, сентябрь 1969 года. Косыгин, возвращаясь из официального визита во Вьетнам, летит над Китаем. С борта самолета Председатель Совета Министров СССР отправляет протокольную телеграмму премьеру Госсовета КНР Чжоу Эньлаю