Кот баюн и чудь белоглазая — страница 108 из 110

— Говори, говори, нам это уже ведомо…

— В огне, — повторил мужичок и удивлённо посмотрел на Коттина. — Однако часть народа спаслась — у них теперь главным посадник Гостомысл. Князем-то его никак нельзя — кровь не та, а царской, или иной древней крови не осталось.

— Значит, вот они, как решили — посадника… Кого в князья пророчат?

— Пока не ясно. Гостомысл собрал вокруг себя богатейших купцов — они кричат, что пусть будет торговая республика. А князя призовут — если война или ещё что.

— Магистрат завели? В Ганзу перекинуться хотят, что ли?

— Нет, Боярин… Они на другом берегу Волхова заложили стены нового города… больше прежнего…

— Словенск воскрес?

— Нет, господин, вы не поняли. Они назвали его Новый Город… Новгород. И даже — Господин Великий Новгород. И хотят жить сами по себе…

— Много хотят… что ещё?

— Вы сами и сказали — много хотят. Пока они орали и посадника сажали — в город пришёл малый отряд с Ладоги.

— Варяги вернулись?

— Ну а как же! Русы пришли с товарами — металлы, ткани, продукты. Всё под охраной, и цены невелики. Их приняли с радостью, своя-то дружина погибла полностью… почти.

— Аминта, выдай этому человеку три ногаты. Пусть пока отдыхает.

— Благодарю господин! Да, ещё говорят, что ночью видели огнедышащего Горыныча, что сжёг дворец. А среди углей нашли много костей волков и чудовищ.

— Эти сказки мы тоже слышали, куда уж без драконов и оборотней. Всё, иди!

— Коттин, скоро начнут возвращаться гонцы. А там и народ потянется. Пора ставить шатры за городом — для ополчения, — промолвил Аминта, когда человек вышел из избы.

— Сам, сам, Аминта. У меня голова пухнет. Однако, всё складывается в нашу пользу. У них нет военного вождя! Скоро придёт оружие. Стальные мечи…

* * *

Со всех сторон подтягивались мужики — по всей великой Перми прошёл слух о сказочных благах для тех, кто будет участвовать в походе на словен — про лошадей, служанок, серебро. Деревенские памы сломали головы, как удержать мужиков дома — воевать желали поголовно все. Наконец, изобрели формулу: «от двадцати до сорока, если не единственный сын, не более двух мужчин от дома». Постепенно лагерь заполнялся. Пам Коттин лично обходил шатры, говорил с людьми, наблюдал за подготовкой будущих дружин.

— Как ты его копьём тычешь, — иногда слышался его горестный вопль. — Так только бабу на сеновале…

В ответ раздавалось бубнение непутёвого бойца, звонкий голос десятника, с утроенной силой принимавшегося гонять будущего воина.

Постепенно вокруг Коттина, помимо Аминты, боярина Скальда, сложился круг соратников — из молодых сотников, пары чудских купцов, стариков-ветеранов из простых дружинников. Как-то раз, обходя лагерь, Коттин узрел, как толпа ополченцев, стоя на коленях и весело скалясь, вдруг с уханьем выпрыгивает вперёд — среди воинов явно шло какое-то соревнование.

— Новое игрище? — спросил любопытный древний странник, ныне просто Первый. — Соревнования полезны для здоровья!

— Ещё как полезны! — с гордостью отвечал Аминта. — Прыжки с колен — национальная забава! На колени — а потом прыг! На колени — а потом прыг! Тем и крепки, Коттин!

Бывший Кот остался доволен войском — он приказал десятникам подготовить телеги, коней, провести смотр на наличие болезней, одежды, обуви, оружия и провианта. В Новый Белозерск, который вскоре стал просто Белозерском, откуда-то с востока прибыла известная повозка с огромной бочкой и множеством мелких бочонков и крынок. Все поняли, что поход на носу. Всех, от мальчика до почтенного отца семейства, охватило радостное предвкушение — когда дрожат руки, когда всех закидаем шапками, а жене — жди меня и я вернусь!


Выступить решили в пять утра — чтоб без лишних слёз, но, как всегда, пока разобрались в колонну, пока собрали обоз, наступил полдень. Наскоро перекусив, прямо из домашнего, завёрнутого в платки и тряпки, помолились в небеса, поохали, воодушевились неземным сиянием меча Первого, как его было велено величать — и медленно потопали. В лаптях, ботах, сапогах, кожаных тапках с завязками — совсем, как даки на римлян, тысячу лет тому назад. От скуки сложили и пели походную песню:

Рёв рогов,

Стук подков.

Вышла чудь

На врагов!

Через лес,

Через брод,

На Словенск

Наш поход.

Скрип телег

На мосту,

Звон кольчуг —

За версту!

Волчий вой,

Грай в ночи.

Завтра бой —

Меч точи!

Дым костра,

Ночь без сна.

На миру

Смерть красна!

Сталь остра,

Чудь, не трусь!

На поклон

Явим русь!

Так как дороги, как таковой не было, а та, что по слухам была когда-то, давно заросла — шли не торопясь, вдоль Белого Озера. Когда водная поверхность скрылась с глаз, прилетели на загнанных конях двое — скрылись в шатре Коттина, в присутствии Амины и сотников долго шептались. Выяснилось — словене, выдвинулись из своих владений, вступили в союз с русами Ладоги, прошли мимо Ладоги и Онеги на север — дескать, пусть белозёрцы уйдут в поход, захватим всю северную землю, положим под Господина Великого Новгорода. Гонцы, измученные голодом и гнусом, были отправлены в баню, накормлены, напоены и награждены золотом — невиданная щедрость. Стояли полдня — думали. Затем повернули на север, снова шли вдоль Белого Озера, до речки Кема и её притока по прозвищу Сука, далее какими-то мелкими ручьями. Наконец, добрались до речушек Поржала и Свара. Судя по названиям водных протоков, вдоль них в былые времена хаживали не самые унылые предки. Так, через три недели и дошли до озера Лача — а это уже матушка Онега. Она впадает в озеро, из него и вытекает, а откуда эта чаша в земле появилась — неизвестно, не иначе след бога. Выслали на разведку людей Аминты — без коней, пешими. Они донесли, что на широком поле, на правом берегу Онеги стоит лагерь новгородцев. Ползали ночью, чуть ли не до вражеских костров — искали тайные ямы, иные ловушки — ничего не усмотрели. И драккаров русов не видели. Могли же они уйти восвояси — для них торг важнее соседских интересов.

От этих вестей войско воодушевилось. Встали лагерем, костров не зажигали — точили мечи и сабли, штопали ремни и одежду, чистили бронзовые пряжки, шлемы, проверяли кольчуги. Наутро решили идти в бой, смять ничего не подозревающих словен, тьфу, новгородцев, раз и навсегда покончить с заносчивыми соседями. А с русами — потом разберёмся, их не так уж и много, им ещё плыть по морю, то, да сё… А те, кто уже сел по славянским землям — пусть сидят, нам до того нет дела.

На заре стало ясно, что холм, разделяющий оба войска, тщательно исследован не только людьми Аминты, но и новгородцами. Однако Коттина это не смутило — да, фактор внезапности исчез, пригляды доносили, что лагерь противника проснулся, гремит оружием и котлами — новгородцы завтракают и готовятся к бою. Бывший Кот решил сам взглянуть на диспозицию. Поднявшись с десятком приближённых на пригорок, Коттин лёжа всматривался в открывшуюся картину. Новгородцы стояли на берегу Онеги, их было много, да, очень много — они собрали всю силу, видимо, обида на чудь, спалившую город, кипела в крови. Если чудь ударит сверху всем скопом по всему фронту — есть шанс скинуть новгородцев в реку и потопить, потоптать конями. А вот лучников необходимо поставить на фланги.

Коттин оглядел поле ещё раз — в стане словен не было ни одного знамени, ни одного прапора. Совсем оскудела земля словен на древнюю кровь. Конницы не было вовсе. Это неприятно кольнуло Коттина — так быть не могло никак. Он шепнул Аминте, чтоб тот срочно послал десяток людей в поля на ту сторону реки — искать засадный конный полк. Не пешком же они сюда пришли? Не было и русов — даже самый малый воевода боевитого народа обязательно бы поднял прапор. Воевать было не с кем. Коттин прополз несколько назад, встал, и помчался в свой стан — говорить Слово.

* * *

— Господа Чудь! — Коттин говорил не в полный голос, но стояла мёртвая тишина — войско слушало Первого. — Враги пришли на землю, которая издавна принадлежит нам. Они пришли за тем, чтобы не стало более Великой Чуди, они хотят, чтобы мы легли под Господина, что зовётся Великим Новгородом. Случались походы словен на чудь, случались чуди на словен — но сейчас решается судьба нашей крови. Быть нам Великой Чудью или уйти в небытие, раствориться среди иных племён.

Про награды я сказал всё — повторяться не буду. Если мы победим — Новгород и торговые пути будут нашими. А варяги — ну, что варяги — они тоже уважают это, — и Коттин вскинул над головой сияющий меч.

Войско секунду помолчало, затем заорало, нагоняя свирепость, застучало в щиты мечами. Сотники взмахнули рукой, проревели рога, и чудь единым фронтом побежала на холм. Там, полоса за полосой, на миг застывала, обозревая противника, затем рёв и рык усиливался — дружинники бежали вниз разъярёнными толпами, сверкая мечами, шлемами, кольчугами, наконечниками пик и дротиков. В ту же минуту лучники подняли луки. Снова взревели рога, на флангах — и в новгородцев полетели тучи стрел. Через минуту обстрел прекратился, первые шеренги чудского ополчения достигли новгородских рядов. Когда всё войско исчезло за холмом, Коттин вскочил на коня, направился наблюдать за ходом сражения. Через минуту перед древним странником открылось поле битвы.


С первого взгляда всё было прекрасно — обстрел нанёс противнику урон, чудь храбро наскочила на ощетинившийся Новгород, по флангам даже продавила ряды. Поначалу Коттин не обратил на это внимание — дескать, противник поставил в центр наиболее опытных и закалённых бойцов, но потом призадумался — фланги словен всё больше проминались под ударами чудского ополчения, вот-вот, и новгородчина будет окружена. Это было настолько неправильно, что древний Кот забеспокоился. А тут ещё стали возвращаться люди Аминты — в полях на том берегу Онеги не было никаких следов не только конницы противника, но и обоза. Коттин впал в ступор — не на драконах же прилетели враги? Или они думают победить его, древнего Коттина Стража без конной атаки? Страшное