но загаженной кухне.
– Ничего подобного со мной еще не случалось, – призналась она Виталию.
– Жаль, что вам пришлось во всем этом участвовать, – развел руками Виталий, – соседи люди простые, даже неплохие, но случается у них периодически. Так что привыкайте.
– Разве можно к этому привыкнуть! – возмутилась Люся. – Это же уголовщина! Одного они порезали в драке, другой мне угрожал. Оба забрались ко мне во двор. В следующий раз они меня подожгут или окна побьют. – Ее передернуло от отвращения.
– Нет, не волнуйтесь. Они вас не тронут. Жорик в горячих точках воевал, как выпьет – крышу рвет. Но вообще-то он мужик спокойный, рукастый, надо вас познакомить поближе, к нему можно обратиться за помощью – что-то починить, поправить. Но предупреждаю, жена у него ревнивица страшная!
– Даже не знаю… как к таким привыкнуть? – Люся сидела на табуретке, нахохлившись, зажав ладони меж коленями. Разве о такой жизни она мечтала, когда ремонтировала дом? Тихая жизнь, любящий и любимый муж, детишки, зеленый двор, большая добродушная собака – где это все?
Безумный ветеран Жорик и компания, посторонний кот, охранное агентство, не охраняющее ни от чего, странные женихи… И одиночество.
– Прошу меня извинить, – голос Виталия вывел ее из задумчивости, – Нюта дома одна, я задержался, пойду с вашего позволения. – Виталий направился в прихожую, Люся, опомнившись, засеменила за ним:
– Простите, я не знала, что ваша дочь одна дома, бедный ребенок, она же могла испугаться!
– Она не из пугливых. – Виталий надел куртку. – Но я пообещал вернуться через полчаса. А прошло уже, – он взглянул на часы, – ого! Почти два!
У калитки он обернулся:
– Не бойтесь, никто вас не тронет.
– Да-да, – ответила она машинально и, запирая калитку, крикнула вдогонку: – Спокойной ночи!
Масленица
Клаус писал письма: нежные, сентиментальные, как старинные открытки с голубями, купидонами и сердцами. Люся отвечала сдержанно, стараясь не обидеть, но и не обнадеживать. Она ждала, сама не зная чего.
В начале марта Клаус сообщил, что ожидает командировку в Москву. «Мы могли бы увидеться? Я очень скучаю за тобой. Жду нашего свидания с душевным трепетом, очень волнуюсь, вдруг ты откажешь…»
Люся ответила: «Буду рада встрече. Сообщи день и время, договоримся». Клаус почти сразу предложил поговорить по скайпу. Люся согласилась.
За окном гремела Масленица – соседи опять затеяли гулянку.
– Что там у тебя взрывается? – спросил Клаус озабоченно, не успев поздороваться.
– А, это салют. – Люся махнула рукой в сторону окна, она сидела на кухне, не догадалась уйти в спальню. – У нас Прощеное воскресенье, последний день Масленицы. Завтра Великий пост.
– Да-да! Я знаю, – живо откликнулся Клаус, – у вас все всегда с размахом. – Он на мгновение задумался. – Широкая русская душа…
– Загадочная, – невольно усмехнулась Люся, – Клаус, ты же понимаешь, что все это стереотипы. Не раз бывал в России, говоришь по-русски.
Он округлил глаза:
– Найн, Людмила, я, как человек, который давно знает Россию, утверждаю – русский народ особенный. Вы совсем не как европейцы. У вас все максимум – горе, радость; вы не можете жить по закону, у вас мало порядка…
Люся слушала его, с трудом сдерживая зевоту. Он усердно проповедовал какие-то свои надуманные выводы, слишком упрощенные, чтоб быть интересными. И почему-то именно сейчас она вспомнила старый фильм про войну, еще черно-белый, про наших и фашистов, и в этом фильме немцы тоже были уж очень глупыми, и слов-то они знали мало, умели только кричать свое приветствие. Вот такими же простецами сейчас Клаус описывал русских, и, кажется, сам себе нравился, прямо-таки любовался собой. Смешно. Люсе никогда не понять его и не ужиться с ним. Он сейчас очень старался, он уверен, что делает Люсе приятное, рассуждая о ее стране и народе, но ей даже опровергать его не хотелось – какой смыл? Если бы она любила его, сгорала бы от страсти, каждое свидание они проводили бы, не вылезая из постели, сдабривая любовные ласки вином и нежными словечками, наверно, они не скоро бы добрались до философских рассуждений или споров о политике, для этого нужно, чтоб наступила привычка, были общие дети и быт.
– Людмила, – она вздрогнула, возвращаясь к действительности, – я утомил тебя? – Глаза у Клауса уж очень несчастные. – Прости, я не должен был…
– Нет, ничего, все хорошо. Я ценю твое мнение, – подчеркнуто вежливо ответила она.
– Я не всегда понимаю тебя, – с грустью произнес Клаус, – ты ускользаешь, ты есть тайна.
«Вот дурачок, просто я не отношусь к тебе так, как тебе хотелось бы», – Люся улыбнулась.
– Должна быть в женщине какая-то загадка, должна быть тайна в ней какая-то… – пропела она.
– Эта песня откуда? – всполошился Клаус. – Кажется, я слышал эту песню?
– Какая разница. Просто старое кино. Погугли, если интересно: «Чародеи».
За окном громыхнуло, задрожали стекла. Люся выглянула. Соседи подожгли чучело. Костер сложили большой, но огонь все не разгорался, должно быть, дрова сырые. Хозяин бегал вокруг, плескал из канистры.
«Вот идиот», – Люся задумалась, глядя на черный дым с редкими языками пламени.
– Людмила, халло! Я тебя не вижу, – услышала она голос Клауса, доносившийся из ноутбука.
Вернулась к столу:
– Я здесь. Извини. Соседи костер разжигают с помощью бензина, я волнуюсь, как бы пожар не устроили.
Клаус опять округлил глаза:
– Костер возле дома? Это очень опасно! Вызывай полицию!
– Угу, а потом пожарников и «Скорую», – под нос пробормотала Люся. – Непременно, – пообещала она Клаусу.
– Обязательно напиши мне! – попросил он. – Или позвони! Я буду волноваться!
Зазвонил телефон, Люся взглянула – Виталий Стрешнев. Сердце екнуло – опять Базилька?!
– Да! – крикнула она в телефон, чуть не задыхаясь от волнения.
– Людмила, здравствуйте, Стрешнев беспокоит. – Люся уловила смущение в его голосе. – Есть пара минут, можете говорить?
Люся испугалась:
– Что-то случилось?!
– А, нет, ничего… я, кажется, напугал вас, – расстроился Виталий.
Она глубоко вздохнула, губы невольно растянулись в улыбку:
– Соседи жгут чучело зимы, дым коромыслом и вонь бензиновая. Как бы чего не вышло.
– Ну, не повезло нам с соседями, – кажется, он тоже усмехнулся, – я разберусь сейчас. Вы не волнуйтесь. Если позволите, я с просьбой…
Люся никак не ожидала, что Стрешнев обратится к ней с просьбой.
– Конечно, чем могу! – спохватилась, вспомнив о раненом коте.
– Во-первых, прошу прощения, если вдруг ненароком обидел. – Он замолчал.
– Что вы! Ничем вы меня не обидели. – «К чему он клонит? Ах да! Сегодня же Прощеное воскресенье! Из головы вон… Надо позвонить родителям, и Ольге, и…» – И вы меня простите, – уже спокойно добавила она.
За окном чадила облитая бензином «зима», сосед забыл о ней, он жарил шашлык на мангале, поливая угли дрянной вонючей жижей.
«Брр, – мелькнуло у Люси в голове, – потом они всем семейством будут есть обгоревшие куски мяса с химическим душком, хотя под водку не все ли равно…»
– У меня просьба, – услышала она, – завтра надо Барсика везти к ветеринару, а я целый день на работе. Не могли бы вы, если, конечно…
Она не дала ему договорить:
– Я же обещала помочь. Когда и куда везти?
Виталий рассказал, что клиника недалеко, на машине – пять минут. Врач знакомый, с ним договорено. Люсе всего-то надо зайти к Стрешневым, взять Барсика у Катерины Николаевны – Нютиной няни, отвезти на осмотр и привезти обратно.
– Буду обязан, – сказал Виталий.
– Сочтемся, – пошутила она.
Катерина Николаевна оказалась совсем еще не старой женщиной, такой уютной, полноватой тетушкой, круглолицей, с седыми кудрями. Она встретила Люсю немного настороженно, долго рассыпалась в благодарностях. Переноску с Барсиком донесла до машины сама. Поставила на заднее сиденье. Раскланялась и долго махала вслед.
– Ну что, котейка, как ты? – Люся посмотрела в зеркало заднего вида, стараясь рассмотреть Базильку в переноске. Кот не подавал признаков жизни. – Я по тебе скучаю, – призналась Люся, – а ты? У тебя такая прелестная хозяйка, твои домашние рабы – милейшие люди. Почему же ты приходил ко мне?
В клинике Базилька узнал ее, мурлыкнул, когда она осторожно достала его из переноски и взяла на руки. Врача не боялся, лишь прижимал уши и зажмуривался – умная животинка, понимал, что его лечат.
Ветеринар заверил Люсю, что Барсик идет на поправку, скоро будет бегать. Похвалил за хороший уход, выписал необходимые препараты и передал привет Нюте.
– Надо же, Барсик вам доверяет, – заметил ветеринар, – хозяин сказал, вы соседи?
– Да, Базиль, ой, то есть Барсик, часто приходил в гости. Мы с ним подружились.
– Наверно, вы очень хороший человек, – улыбнулся доктор.
Люся пожала плечами.
– Коту виднее, – отшутилась.
За воротами Люсю встречала Нюта. Она подбежала к машине с умоляющим взглядом.
– Не волнуйся, с Барсиком все в порядке, – успокоила ее Люся. – Я привезла рецепт и препараты – заехала по дороге в зоомагазин.
Она достала с заднего сиденья переноску. Нюта прижала ее к груди. Появилась Катерина Николаевна и настояла на чаепитии. Люсе неловко было отказываться, пришлось пройти в дом. Ее усадили в большой светлой гостиной за круглым столом, покрытым накрахмаленной скатертью. В простенках между окнами висели многочисленные фотографии в рамках: портреты и групповые, молодцеватые мужчины в военной форме, дамы в шляпах, завитые и одетые по моде середины прошлого века. Люся заметила молодую женщину с младенцем на руках – русоволосую, с открытым лицом и счастливой улыбкой. У Нюты были такие же волосы и глаза. Люся догадалась, что на фото мама девочки. Спрашивать она не решилась. Катерина Николаевна, поймав ее взгляд, вздохнула и покосилась на Нюту.
Няня потчевала гостью домашним вареньем «кружовенным» по особому рецепту, орехами, сухофруктами, сухим тончайшим печеньем собственной выпечки. Явно в этой семье она была своей, не просто приходящей няней, а доброй бабушкой, любимой и любящей.