— Заткнись!
— Но, босс…
— Заткнись, тупой никчемный идиот! Немедленно ко мне! — Сетос вновь переключился на нас. — А теперь убирайтесь.
— Пожалуй, я лучше подожду и познакомлюсь с этими свидетелями.
— Убирайтесь! Вон со станции!
Я подал руку Гвен.
7
Честного человека не обманешь. Нужно, чтобы воровство сперва поселилось в его душе
В коридоре мы обнаружили Билла, который все так же сидел на моей сумке, держа в руках деревце. Он встал, неуверенно глядя на нас, но когда Гвен ему улыбнулась, ухмыльнулся в ответ.
— Есть проблемы, Билл? — спросил я.
— Никаких, босс. Э-э… одно чмо пыталось купить у меня деревце.
— Почему ты его не продал?
Он ошеломленно уставился на меня:
— Чего?! Оно ведь ее?
— Именно. Если бы ты продал его, знаешь, что она сделала бы с тобой? Утопила бы в гусеницах, вот что. Ты не решился ее прогневать и поступил умно. Но зато — никаких крыс. Пока ты рядом с ней, крыс можешь не бояться. Верно, госпожа Хардести?
— Верно, сенатор. Никаких крыс, ни за что. Билл, я горжусь, что ты не дал ввести себя в искушение. Но я хочу, чтобы ты оставил свой жаргон. Кто-нибудь услышит и примет тебя за бродягу, а нам это совсем ни к чему. Не говори «чмо пыталось купить деревце», говори «мужчина пытался».
— Ну, ваще-то это была чувиха. Ну… телка. Сечете?
— Да. Попробуем еще раз. Скажи «женщина».
— Ладно. Это чмо было женщиной. — Он застенчиво улыбнулся. — Вы совсем как сестры, которые учили нас в Святом Имени на шарике.
— Я принимаю это как комплимент, Билл… и буду приставать к тебе с грамматикой, произношением и выбором слов даже сильнее, чем они, пока ты не научишься изъясняться так же красиво, как сенатор. Потому что много лет назад один мудрец и циник доказал, что успех в жизни в основном зависит от умения говорить. Понимаешь?
— Гм… не очень.
— Всему сразу научиться невозможно, и я этого от тебя не жду. Билл, если ты будешь каждый день мыться и правильно разговаривать, мир решит, что ты победитель, и станет относиться к тебе соответственно. Поэтому будем стараться.
— А пока что надо срочно убраться из этого гадюшника, — сказал я.
— Сенатор, это не менее срочное дело.
— Да-да, старое правило: «Как приучить щенка к улице». Понимаю. Но давайте двигаться.
— Да, сэр. Прямо в космопорт?
— Пока нет. По Эль-Камино-Реал, проверяя по дороге все терминалы: нам нужен такой, который принимает монеты. У вас есть монеты?
— Немного. Возможно, хватит на короткий звонок.
— Хорошо. Но посматривайте заодно, не попадется ли разменный автомат. Наши кредитные коды теперь недействительны, и придется обходиться монетами.
Вновь забрав наш груз, мы двинулись в путь.
— Не хочу, чтобы Билл слышал это, — тихо сказала Гвен, — но не так уж трудно убедить общественный терминал в том, что ты используешь верный кредитный код, хотя у тебя его вообще нет.
— Попробуем, если честный способ не сработает, — так же тихо ответил я. — Дорогая, сколько еще мелких уловок припрятано у тебя в рукаве?
— Не понимаю, о чем вы, сэр. Вон там, в ста метрах справа, кажется, стоит будка с желтым знаком. Почему так мало общественных будок, принимающих монеты?
— Потому что Большому Брату хочется знать, кто кому звонит… А если использовать кредитный код, выйдет, что мы почти умоляем его узнать наши секреты. Да, на этой будке есть знак. Сколько у нас монет?
Преподобный доктор Хендрик Хадсон Шульц ответил почти сразу же. Похожий на Санта-Клауса, он оценивающе уставился на меня, одновременно подсчитывая деньги в моем бумажнике.
— Отец Шульц?
— Он самый. Чем могу служить, сэр?
Вместо ответа я достал банкноту в тысячу крон и подержал перед его лицом. Взглянув на нее, доктор Шульц удивленно поднял щетинистые брови.
— Вы меня заинтересовали, сэр.
Бросив взгляд налево и направо, я постучал по уху, затем изобразил трех обезьянок[19].
— Что ж, я как раз собирался выпить чашечку кофе, — ответил он. — Не хотите ли присоединиться? Одну минуту…
Вскоре он показал листок бумаги, на котором было выведено большими печатными буквами:
ФЕРМА СТАРОГО МАКДОНАЛЬДА
— Может быть, встретимся в гриль-баре «Сан-Суси» на Петтикоут-лейн, прямо напротив моего офиса? — предложил доктор. — Скажем, минут через десять?
Продолжая говорить, он раз за разом тыкал пальцем в листок.
— Отлично! — сказал я и отключился.
Я не очень люблю бывать в сельской местности: моя больная нога плохо сочетается с полной силой тяжести, а фермам без нее не обойтись. Вернее, все не совсем так. Возможно, в системе больше станций, где ведут сельское хозяйство при меньшей силе тяжести, такой, какая им нравится (или такой, на которую рассчитаны мутировавшие растения), чем станций, где используют естественный солнечный свет и нормальную гравитацию. Так или иначе, на «Золотом правиле» основную часть свежих продуктов получают под воздействием солнечного света и при полной гравитации, хотя там есть территории с искусственным освещением и нестандартной силой тяжести — не знаю, сколько именно. Однако огромное пространство от пятидесятого кольца до семидесятого — это одна открытая площадка, где нет ничего, кроме опор, подавителей вибрации и дорожек, соединяющих основные коридоры.
На этих восьмистах метрах радиусы 0-60, 120–180 и 240–300 пропускают солнечный свет, а радиусы 60-120, 180–240 и 300-0 заняты сельскохозяйственными угодьями. Между сто восьмидесятым и двести сороковым радиусами, на кольцах 50–70 находится «Ферма старого Макдональда».
Это большая ферма. Здесь легко можно заблудиться, особенно в полях, где кукуруза даже выше, чем в Айове. И доктор Шульц польстил мне, предположив, что я знаю место нашей встречи — популярный открытый ресторан-бар «Сельская кухня», прямо посреди фермы: кольцо 60, радиус 210 и (естественно) полная сила тяжести.
Чтобы попасть в ресторан, нам сначала пришлось спуститься по лестнице вперед на пятидесятое кольцо, затем пройти назад (при полной гравитации, черт бы ее побрал!) четыреста метров до шестидесятого. Расстояние, конечно, небольшое — около четырех городских кварталов, — но попробуйте преодолеть его на искусственной ноге, с культей, натруженной за день ходьбы, и с багажом в руках.
Похоже, Гвен тоже заметила это — по моему голосу, или выражению лица, или походке, или еще чему-нибудь, а может, просто прочитала мои мысли; подозреваю, что она это умеет, — и остановилась.
Я тоже остановился:
— Проблемы, дорогая?
— Да. Сенатор, поставьте узел на землю. Древо-сан я удержу на голове, а узел дайте мне.
— Со мной все в порядке.
— Да, сэр. Конечно в порядке, и я постараюсь, чтобы так оставалось и впредь. Вы имеете право строить из себя мачо, когда вам вздумается… а я имею право строить из себя слабую неразумную женщину. Так что прямо сейчас я собираюсь лишиться чувств. И не приду в себя, пока вы не отдадите мне узел. Поколотить меня вы сможете позже.
— Гм… когда придет моя очередь победить в споре?
— В ваш день рождения, сэр. То есть не сегодня. Так что дайте мне узел. Пожалуйста.
Спор был не из тех, в которых мне хотелось бы победить, и я отдал узел. Билл и Гвен шли впереди, причем Билл возглавлял процессию, прокладывая путь. Гвен ни разу не уронила груз, который несла на голове, хотя мы шагали не по гладкому полу коридора, а по настоящей грунтовой дороге. Ненужное бахвальство, на мой взгляд.
Я ковылял позади, тяжело опираясь на трость и стараясь не нагружать культю. Когда мы добрались до открытого ресторана, я чувствовал себя уже намного лучше.
Доктор Шульц стоял, облокотившись на барную стойку. Он узнал меня, но не показал этого, пока я не подошел к нему вплотную.
— Доктор Шульц?
— Да-да! — Он даже не стал спрашивать, как меня зовут. — Поищем местечко поспокойнее? Мне очень по душе тишина, царящая в яблоневом саду. Попросим нашего гостеприимного хозяина поставить среди деревьев столик и пару стульев?
— Да. Но только три стула, а не два.
К нам присоединилась Гвен.
— А не четыре?
— Нет. Пусть Билл охраняет наши пожитки, как и раньше. Вон там есть пустой столик. Можно положить вещи на него и рядом с ним.
Вскоре мы втроем устроились за столиком, который по нашей просьбе перенесли в сад. Посоветовавшись с остальными, я заказал пиво для преподобного отца и себя, кока-колу для Гвен, а также велел официантке найти молодого человека с сумками и принести ему все, что он пожелает, — пиво, кока-колу, сэндвичи, что угодно. (Я внезапно сообразил, что Билл, наверное, ничего не ел с утра.)
Когда официантка ушла, я достал из кармана ту самую банкноту в тысячу крон и протянул ее доктору Шульцу. Она тут же исчезла у него в руках.
— Желаете расписку, сэр?
— Нет.
— По-джентльменски, да? Итак, чем могу помочь?
Сорок минут спустя доктору Шульцу было известно о наших проблемах почти столько же, сколько и мне: я ничего не утаил. Мне казалось, что он может помочь нам, лишь зная всю подноготную — в той же мере, что и я.
— Говорите, в Рона Толливера стреляли? — наконец сказал он.
— Я не видел, только слышал, как об этом говорил главный проктор. Вернее, слышал человека с голосом, похожим на голос Франко, и Управляющий обращался с ним так же, как с Франко.
— Хорошо. Если раздается стук копыт, стоит ждать лошадей, а не зебр. Но пока я добирался сюда, об этом ничего не говорили, и я не заметил никаких признаков волнения среди публики в этом ресторане — а убийство или попытка убийства второго по значимости акционера этой суверенной территории обязательно вызвали бы волнение. Когда вы пришли, я уже несколько минут стоял возле бара, но не слышал ни слова на эту тему, хотя именно в барах первыми узнают новости: там всегда висит экран, настроенный на новостной канал. Гм… А Управляющий не мог скрыть это происшествие?