— И все? Хватило одного визита?
— Да. Ну… в основном.
Голос Хейзел звучал сдавленно. Я взглянул на нее и увидел глаза, полные слез.
— Что такое, милая? Что случилось?
— Н… ничего.
— Скажи мне.
— Ричард, он там!
— Что?
— Он там, он спит. Я знаю, я почувствовала. Адам Селен.
К моему облегчению, как раз в этот момент на станцию прибыла капсула — есть случаи, когда любые слова бесполезны. Капсула была битком набита, и поговорить по дороге мы не смогли. Когда мы вернулись в Луна-Сити, моя любимая уже успокоилась, и я смог избежать разговора на эту тему, тем более что все коридоры были набиты людьми. В Луна-Сити всегда полно народу — по субботам сюда приезжает за покупками половина лунарей из других поселений. А в эту субботу к ним прибавились храмовники со своими женами со всей Северной Америки и из других мест.
Мы вышли со станции «Западная» в гермозону номер два во внешнем кольце — и оказались перед магазином «Сирс Монтгомери». Я уже собирался свернуть налево, на бульвар, но Хейзел остановила меня.
— Гм? Что, дорогая?
— Твои штаны.
— У меня что, ширинка расстегнута? Вроде нет.
— Твои штаны мы кремируем, хоронить их уже поздно. Как и твою рубашку.
— Я думал, тебе не терпится добраться до «Раффлза».
— Да, но мне хватит пяти минут, чтобы упаковать тебя в новый комбез.
(Что ж, разумно. Штаны мои испачкались так, что меня могли обвинить в нарушении санитарных норм. Хейзел знала, какую повседневную одежду я предпочитаю: я объяснил ей, что не ношу шорты, даже если в них ходит каждый второй взрослый мужчина в Луна-Сити. Меня не очень смущает моя отсутствующая нога… но все же хочется, чтобы длинные брюки скрывали протез. Это моя личная проблема, я не хочу выставлять ее напоказ.)
— Ладно, — согласился я. — Но давай купим то, что ближе всего к входу.
Хейзел управилась за десять минут, купив мне три спортивных костюма, отличавшихся друг от друга только цветом. И по разумной цене: сперва моя любимая поторговалась, сбросив ее до приемлемого уровня, а потом сыграла в «вдвойне или ничего» и выиграла. Поблагодарив продавца, она дала ему на чай и, радостно улыбаясь, вышла.
— Неплохо смотришься, дорогой, — сказала она мне.
Мне тоже так показалось. Костюмы были цвета лайма, розы и лаванды. Я выбрал лавандовый: по-моему, он подходит к цвету моего лица. Я шагал под руку с моей лучшей в мире девочкой, помахивая тростью, и чувствовал себя отлично.
Но когда мы свернули на бульвар, оказалось, что по нему вообще нельзя пройти, не говоря уже о том, чтобы шагать, помахивая тростью. Вернувшись назад, мы спустились прямо на Дно, затем пересекли город и сели на подъемник «Пять тузов», чтобы добраться до шестой гермозоны: обычно так выходит дольше, но в тот день все было наоборот.
Даже боковой туннель, который вел к «Раффлзу», был забит народом. У нашего отеля стояла группа мужчин в фесках.
Бросив взгляд на одного из них, я присмотрелся внимательнее.
Я врезал ему тростью, обратным мулине ударив в промежность. Одновременно, или на долю секунды раньше, Хейзел швырнула пакет с моими костюмами в лицо стоящего рядом мужчины и ударила еще одного сумочкой. Он тут же упал, а затем к нему, вскрикнув, присоединился тот, которого стукнул я. Схватив трость обеими руками и держа ее горизонтально, я нанес пару коротких ударов вбок, словно пробивался сквозь толпу демонстрантов, но при этом выбирал цели: одного я ткнул в живот, другого в область почки, а когда они повалились на землю, успокоил каждого пинком.
Хейзел разделалась с тем, которого она отвлекла пакетом, — как именно, я не видел, но он упал и больше не двигался. Очередной (шестой?) попытался успокоить ее дубинкой, и я ткнул ему в лицо тростью. Он схватился за нее; я шагнул вперед, чтобы не дать ему обнажить стилет, и одновременно тремя пальцами левой руки попал ему в солнечное сплетение. А потом я свалился на него сверху.
Меня тут же подняли и быстро понесли в «Раффлз». Голова моя свисала вниз, а трость волочилась следом.
Следующие несколько секунд я с трудом могу восстановить в памяти. Я не видел Гретхен, стоящей возле стойки, но она там внезапно появилась. Я слышал, как Хейзел бросила: «Гретхен! Номер „Л“, прямо и направо!», сбросив меня ей в руки. На Луне я вешу тринадцать кило, плюс-минус несколько граммов — не так уж страшно для сельской девушки, привыкшей к тяжкому труду. Но я намного крупнее Гретхен и вдвое крупнее Хейзел — большой, громоздкий тюк. Я крикнул, чтобы она бросила меня на пол, но Гретхен не обратила на меня внимания. Придурок за стойкой что-то тявкал, но на него тоже не обращали внимания.
Когда Гретхен добралась до нашего номера, дверь открылась, и послышался еще один знакомый мелодичный голос:
— Bojemoi! Он ранен!
Потом меня положили навзничь на мою кровать, и Ся принялась хлопотать надо мной.
— Я не ранен, — ответил я. — Просто в шоке.
— Угу, конечно. Лежи спокойно — нужно снять с тебя штаны. Джентльмены, у кого-нибудь есть нож?
Я уже собирался сказать, чтобы она не смела резать мои новые штаны, когда раздался выстрел. Стреляла моя жена, присевшая в дверях и осторожно выглядывавшая влево. Выстрелив еще раз, она метнулась внутрь и заперла за собой дверь.
— Перенесите Ричарда в кабинку, — оглядевшись вокруг, бросила она. — Придвиньте кровать и все остальное к входной двери. Они будут стрелять, или ломиться в дверь, или и то и другое сразу.
Затем она села на пол спиной ко мне, не обращая ни на кого внимания, но все тут же бросились исполнять ее приказ.
«Все», то есть Гретхен, Ся, Чой-Му, отец Шульц и ребе Эзра. Удивиться я не успел, особенно после того, как Ся с помощью Гретхен перенесла меня в ванную, уложила на пол и продолжила снимать с меня штаны. Тут я очень удивился, обнаружив, что моя здоровая нога со ступней из плоти и костей сильно кровоточит. Сперва я заметил большие кровавые пятна на левом плече белого комбинезона Гретхен и лишь затем увидел, откуда идет кровь; нога тут же заболела.
Кровь я не люблю, особенно свою собственную, и поэтому отвернулся, глядя на дверь кабинки. Хейзел все так же сидела на полу. Достав из сумочки предмет, который по виду был больше самой сумочки, она заговорила в него:
— ШКВ! Майор Липшиц вызывает ШКВ! Отвечайте, черт бы вас побрал! Проснитесь! Мэйдэй, мэйдэй! Сюда! Наших бьют!
20
Если кто-то сомневается в моей правдивости, могу лишь искренне пожалеть его.
— Гретхен, дай мне чистое полотенце, — сказала Ся. — Придется пока обойтись давящей повязкой.
— Ой!
— Прости, Ричард.
— Мэйдэй, мэйдэй! Аве Мария, я в бурном потоке, без руля и без ветрил! Ответьте!
— Слышим вас, майор Липшиц. Назовите местоположение: планету, систему и вселенную, — раздался машинный голос с типичными металлическими нотками, от которых у меня сводит зубы.
— Теперь затянем покрепче.
— К черту процедуры! Мне нужна межвременная спасательная команда, немедленно! Проверьте мое задание, и вперед! Точка ответвления: «Один маленький шаг» Армстронга. Местоположение: отель «Раффлз», номер «Л». Временной отсчет — сейчас!
Я сидел в кабинке и таращился в дверь, не желая наблюдать за неприятными процедурами, которые совершали склонившиеся надо мной Ся и Гретхен. Слышались крики и топот ног; что-то врезалось в дверь со стороны коридора. А затем в каменной стене, справа от меня, возникла новая дверь.
Я называю это «дверь» за неимением лучшего термина. Я увидел серебристо-серый круг от пола до потолка и даже дальше. Внутри него виднелась обычная дверца машины — какой именно, я не знал, поскольку ничего больше разглядеть не мог.
Дверца распахнулась, и кто-то крикнул изнутри: «Бабушка!» В то же мгновение дверь в коридор упала, и в номер ворвался какой-то мужчина, которого тут же пристрелила Хейзел. За ним ввалился второй, с которым она поступила точно так же.
Я потянулся к трости — но та лежала позади Ся, черт побери!
— Дай мне трость! Быстрее!
— Еще чего! Лежи спокойно.
— Дай трость!
У Хейзел остался один патрон, а может, вообще ни одного. Так или иначе, пора было ее прикрыть.
Послышались новые выстрелы. С горькой уверенностью в том, что мне остается лишь отомстить за нее, я вытянул руку, насколько мог, схватил трость и повернулся.
Пальба прекратилась — последние выстрелы сделал ребе Эзра (и почему меня удивило, что калека, прикованный к инвалидному креслу, предпочел не расставаться с оружием?)
— Все на борт! — кричала Хейзел. — Живее!
И мы оказались на борту. Я вновь перестал понимать, что происходит: из машины хлынуло множество парней и девушек — все до одного рыжие, — которые бросились исполнять распоряжения Хейзел. Двое внесли в машину ребе Эзру, а третий сложил его инвалидное кресло и передал четвертому. Затем туда втолкнули Чой-Му и Гретхен, а следом за ними — отца Шульца и Ся, настаивавшую на том, что она займется мной. Затем двое рыжих, мужчина и женщина, внесли меня, бросив следом мои окровавленные штаны. Я судорожно вцепился в трость.
Внутри машины я почти ничего не увидел. Дверь вела в четырехместную кабину для пилота и пассажиров. То ли космолет, то ли нет — приборы выглядели странно, а я был не в том состоянии, чтобы размышлять о принципе их работы. Меня протащили между сиденьями, втолкнули через дверь, располагавшуюся позади них, в грузовой отсек, и уложили на сложенное кресло ребе Эзры.
Неужели со мной будут обращаться как с грузом? Но нет, вскоре меня развернули на девяносто градусов, пронесли через другую дверь, побольше, снова развернули на девяносто градусов и опустили на пол.
И я был рад, что мне не нужно с него вставать!
Впервые за многие годы я ощущал нормальный земной вес.
Нет, не совсем так — я ощущал его в течение нескольких мгновений вчера, в капсуле баллистического туннеля, чуть дольше — в колымаге «Бюджет-джетс», и около часа — на «Ферме старого Макдональда» четыре дня назад. Но на этот раз внезапная тяжесть застигла меня врасплох и никуда не исчезала. Из-за кровопотери дышать было тяжело, голова снова закружилась.