— Видимо, это означает, что тебе нравится. Ну так вот, я вернулась и записалась в Корпус времени…
— Помедленнее! Я все время слышу об этом Корпусе времени, ребе Эзра говорит, что тоже в него вступил. Эта насмешница с рыжими в полоску волосами уверяет, будто чем-то там командует. Получается, и ты записалась туда. В тринадцать лет? Или в твоем нынешнем возрасте? Ничего не понимаю.
— Бабушка? То есть Хейзел?
— Гретхен разрешили записаться в кадеты женского вспомогательного корпуса: я сказала, что она подходит по возрасту. Ее отправили в училище на Парадокс. После обучения она перевелась во второй отряд Гарпий, где прошла основную подготовку. Потом была боевая школа…
— А когда мы высадились у Солис-Лакус, на четвертой временной линии, чтобы изменить исход сражения, я заработала шрам на ребрах — видишь? — и меня повысили до капрала. Теперь мне девятнадцать, но официально — двадцать, чтобы меня смогли повысить до сержанта, после сражения в Нью-Брансвике. Не на этой временной линии, — добавила она.
— Гретхен рождена для военной карьеры, — тихо сказала Хейзел. — Я знала.
— Меня собирались направить в офицерское училище, но потом решили подождать, ведь я жду ребенка, и…
— Какого ребенка? — Я посмотрел на ее живот. Детский жирок полностью исчез за четыре дня (по моему календарю) — или за шесть лет, если верить ее неправдоподобному рассказу. Я не увидел никаких признаков беременности. Потом я взглянул ей в глаза и под глаза… что ж, может быть. Вероятно.
— Что, незаметно? Хейзел сразу углядела. И Ся тоже.
— Для меня незаметно. — (Ричард, старина, пора стиснуть зубы. Придется поменять планы. Она беременна, и даже если ты ни при чем, одно твое присутствие изменило ее жизнь, исказило ее карму. Смирись. Не важно, насколько смело держится эта девушка, но если она ждет ребенка, ей нужен муж под рукой, иначе она не сможет расслабиться. Не сможет быть счастлива. А молодая мать должна быть счастлива. Черт побери, мужик, ты десятки раз писал рассказы с подобным сюжетом и сам знаешь, как поступать. Действуй же.) — Послушай, Гретхен, — продолжил я, — ты от меня так легко не отделаешься. В прошлую среду вечером в «Счастливом драконе»… Нет, прошлой средой она была для меня, а ты шлялась по непонятным временным линиям и, видимо, развлекалась от души. В прошлую среду вечером по моему календарю, в «Спокойных снах» доктора Чаня, в гермозоне «Счастливый дракон», ты пообещала выйти за меня… и если бы Хейзел не проснулась, мы бы зачали этого ребенка прямо тогда. Мы оба знаем об этом. Но Хейзел проснулась, и тебе пришлось перебраться через нее. — Я посмотрел на Хейзел. — Вечно ты все портишь. Но не вздумай надеяться, — я снова повернулся к Гретхен, — что избежишь замужества со мной лишь потому, что забеременела, пока я был прикован к постели. Ничего не выйдет. Скажи ей, Хейзел. Ей не отвертеться.
— Да. Гретхен, придется тебе выйти за Ричарда.
— Но бабушка, я вовсе не обещала выйти за него! Не обещала!
— Ричард говорит, что обещала. Я знаю одно: когда я проснулась, вы двое были готовы зачать ребенка. Наверное, мне стоило притвориться мертвой, — продолжала Хейзел. — Но к чему вся эта суета, дорогая? Я уже сказала Ричарду, что ты сделала мне предложение насчет него… и я согласилась, а теперь он подтвердил это. Зачем отказываться?
— Гм… — Гретхен собралась с силами. Тогда мне было тринадцать, и я не знала, что ты моя прапрабабушка — я звала тебя «Гвен», помнишь? Я все еще рассуждала, как самый консервативный лунарь. Но здесь, на Терциусе, никто не обращает внимания, если у женщины есть ребенок, но нет мужа. Да что там, в отряде номер два, «Гарпии», чуть ли не у всех есть птенчики, хотя замужем лишь немногие. Три месяца назад мы сражались под Фермопилами, чтобы греки на этот раз победили. Командовала нами полковник-резервист, потому что наш полковник собралась рожать. Никаких проблем — мы, старые профессионалы, решаем все вопросы. У нас есть свои ясли на Баррелхаусе, Ричард, мы справляемся со всем сами. Честное слово.
— Гретхен, — твердо сказала Хейзел, — мою прапраправнучку не отдадут в ясли. Черт побери, дочка, я сама росла в яслях и не дам тебе поступить так со своим ребенком. Если ты не выйдешь за нас замуж, разреши нам хотя бы усыновить твое дитя.
— Нет!
Хейзел плотно сжала губы и выдавила.
— Я должна обсудить это с Ингрид.
— Нет! Ингрид мне не начальница… и ты тоже, бабушка Хейзел. Когда я покинула дом, я была ребенком, робкой девственницей, и ничего не знала о мире. Но теперь я не ребенок, и уже несколько лет не девственница: я — боевой ветеран, которого ничем не испугаешь. — Она пристально посмотрела мне в глаза. — Я не буду использовать ребенка, чтобы заманить Ричарда под венец.
— Но, Гретхен, меня не надо заманивать: я люблю детей. Я хочу на тебе жениться.
— Правда? Почему? — В ее голосе прозвучала грусть.
Разговор приобретал чересчур серьезный оборот. Настала пора сменить тему.
— Почему я хочу жениться на тебе, дорогая? Чтобы шлепать тебя по попке и смотреть, как та краснеет.
Гретхен раскрыла рот, потом улыбнулась, и на щеках ее появились ямочки.
— Это нелепо!
— Думаешь? Может, в этих краях беременная женщина не обязана выходить замуж, но шлепки — совсем другое дело. Если я отшлепаю жену другого мужчины, обидится он, или она, или оба. Слишком рискованно. Обо мне пойдут слухи или случится что-нибудь похуже. Если отшлепать незамужнюю девушку, она может захомутать меня, даже если я не люблю ее и отшлепал просто pour le sport[74]. Лучше уж женюсь на тебе — ты к этому привыкла, тебе это нравится. И у тебя достаточно крепкая попка, что тоже неплохо, ведь я шлепаю со всей силы. Просто зверски.
— Тьфу! Откуда эта глупая мысль, будто мне нравятся шлепки по попе? — (Почему у тебя вдруг сморщились соски, дорогая?) — Хейзел, он и вправду больно шлепает?
— Не знаю, милая. За такое я тут же сломаю ему руку, и он это знает.
— Вот видишь, Гретхен? Меня лишили всех маленьких невинных радостей, я практически бесправен. Если только ты не выйдешь за меня замуж.
— Но я…
Гретхен внезапно встала, едва не залив плавучий столик, повернулась и быстро выбралась из бассейна. Поднявшись, я смотрел вслед девушке, пока та не скрылась из виду. Пожалуй, я не поймал бы ее, даже если бы уже привык к новой ноге: Гретхен бежала, словно напуганное привидение.
Я снова сел и вздохнул.
— Что ж, мамочка, я пытался. Ничего не вышло.
— В другой раз, Ричард. Она хочет. Она еще передумает.
— Ричард, — сказала Ся, — ты упустил всего лишь одно слово: любовь.
— Что такое любовь, Ся?
— То, что хочет услышать женщина, собираясь замуж.
— Это ничего не говорит мне о его смысле.
— Ну… я знаю формальное определение. Гм… Хейзел, ты знакома с Джубалом Харшоу? Членом Семейства Старейшего?
— Много лет. Во всех смыслах этого слова.
— У него есть определение…
— Да, знаю.
— Определение любви. Думаю, оно позволит Ричарду с чистой совестью употребить это слово в разговоре с Гретхен. Как говорит доктор Харшоу, «любовь — это субъективное состояние, при котором благополучие и счастье другого человека необходимы для вашего счастья». Ричард, мне кажется, ты продемонстрировал именно такое отношение к Гретхен.
— Я?! Ты с ума сошла, женщина. Я просто хочу загнать ее в безвыходное положение, чтобы шлепать ее по попке, когда захочу, и смотреть, как эта попка краснеет. Шлепать сильно. Жестоко.
Я выпятил грудь, чтобы выглядеть как настоящий мачо, но вышло не слишком убедительно — нужно было что-то делать с брюшком. Да ладно, черт возьми, я же все-таки был болен.
— Да, Ричард. Хейзел, думаю, чаепитие закончено. Не хотите ли вдвоем зайти ко мне? Я слишком долго вас не видела. И позову Чой-Му, — наверное, он не знает, что Ричард теперь свободен от поля Леты.
— Неплохо, — согласился я. — А отец Шульц тоже здесь? Дамы, подайте, пожалуйста, мою трость. Думаю, я мог бы пойти за ней и сам… но не уверен, что стоит рисковать прямо сейчас.
— Точно не стоит, — твердо заявила Хейзел, — и ты уже достаточно находился сегодня. Тина…
— Что за шум?
— Можно мне кресло? Для Ричарда?
— Почему не три?
— Одного хватит.
— Сейчас все будет тип-топ. Ричард, не сдавайся, она слабеет. Наша беременная воительница.
У Хейзел отвалилась челюсть:
— Ох… я и забыла, что мы уже не были наедине. Тина!
— Не беспокойся. Я же твоя подружка, помнишь?
— Спасибо, Тина.
Мы все встали, собираясь выйти из бассейна. Остановив меня, Ся обхватила меня руками, посмотрела мне в глаза и сказала достаточно громко, чтобы Хейзел услышала:
— Ричард, я и раньше сталкивалась с благородством, но нечасто. Я не беременна. Жениться на мне вовсе не надо — я не нуждаюсь в муже и не хочу его. Но приглашаю провести медовый месяц со мной, в любое время, как только Хейзел тебя отпустит. А еще лучше — вас обоих. Ты — рыцарь в сверкающих доспехах. И Гретхен это знает.
Она страстно поцеловала меня. Когда мой рот освободился, я ответил:
— Это вовсе не благородство, Ся. Просто необычный метод соблазнения. Заметила, как легко ты поддалась? Скажи ей, Хейзел.
— Он благороден.
— Вот видишь? — торжествующе заявила Ся.
— И страшно боится, что другие об этом узнают.
— Чушь! Давай расскажу о моей учительнице в четвертом классе.
— Потом, Ричард. Когда у тебя будет время навести глянец. Ричард рассказывает отличные истории на ночь.
— Если никого не шлепаю. Ся, у тебя краснеет попка?
Похоже, завтракал я уже после полудня. Вечер прошел в приятнейшей обстановке, но воспоминания о нем остались смутные. Не думаю, что дело в алкоголе — я не так уж много выпил. Но, как выяснилось, поле Леты обладает легким побочным эффектом, который усиливается с приемом алкоголя, — Лета может влиять на память пациента некоторое время после того, как он перестал находиться под ее воздействием. Ладно — дарзанебы! Несколько провалов в памяти не так страшны, как зависимость от тяжелых наркотиков.