Вашу ногу, сэр! Смотрите все, сначала сюда, а потом туда! На мою правую ногу, а потом на его!
Любой, кто пожелал бы взглянуть, понял бы, о чем я говорю. Из четырех мужских ступней три явно имели один и тот же набор генов: две из них принадлежали Лазарусу, одна — мне. Четвертая, с которой я родился, соответствовала остальным лишь по размеру, но не по цвету кожи, ее структуре, количеству волос и прочим деталям.
Потребовав оплатить стоимость пересадки, Лазарус сильно задел меня. Но когда выяснилось, что анонимным донором был сам Лазарус, пожертвовавший ради меня собственной ногой, своей плотью и кровью, это стало невыносимо.
— Доктор, — начал я, злобно уставившись на Лазаруса, — вы возложили на меня неисполнимые обязательства за моей спиной, без моего согласия. Я этого не потерплю!
Я прямо-таки дрожал от ярости.
— Ричард, Ричард! Прошу тебя! — воскликнула Хейзел, едва не плача.
И я тоже чуть не разрыдался. Ко мне поспешила рыжеволосая дама, по-матерински прижала мою голову к груди и проговорила:
— Нет, Ричард, нет! Так нельзя!
Вечером того же дня мы улетели, но после ужина, не став сбегать в гневе.
Хейзел и Морин (пожилая дама, утешавшая меня) совместными усилиями убедили меня, что расходы на больницу и хирургию не должны меня беспокоить, потому что у Хейзел на депозите в местном банке лежало достаточно средств — что подтвердила Тина — и она вполне могла оплатить мои счета, если бы понадобилось изменить условия моей госпитализации. (Я подумал, не попросить ли мою любимую сменить их прямо сейчас, с помощью Тины. Но потом решил не давить на нее. Черт побери, «дарзанебы» — это, конечно, главная истина, но есть и другая: «нищему выбирать не приходится», а в тот момент я и был нищим, что ослабляло мою позицию на переговорах.)
Что до ноги, то по давнему местному обычаю «запасные части» (руки, ноги, сердца, почки и так далее) не покупались и не продавались — все расходы включались в стоимость хирургической операции.
— Мы поступаем так, чтобы не возник черный рынок, — подтвердил Галахад. — Я мог бы показать вам планеты, где он есть, и поиск подходящей печени влечет за собой убийство донора, — но здесь такого нет. Правило ввел сам Лазарус больше ста лет назад. Мы покупаем и продаем все остальное… но не торгуем людьми и их частями, — улыбнулся он. — Есть и другая причина, по которой вам не стоит волноваться. Вы не могли ничего решать, когда наша команда пришила к вашей культе эту ногу, и все об этом знают. Но все также знают, что вы теперь не сможете от нее избавиться… если только не оттяпаете ее своим складным ножом. Я не стану отрезать ее, и ни один хирург на Терциусе не сделает этого. Профессиональные нормы и этика. Но если все же решите сделать это сами, — добавил он, — пожалуйста, пригласите меня: хочу посмотреть.
Лицо его оставалось совершенно серьезным. Морин взглянула на него с укоризной. Я так и не понял, шутит он или нет.
И все же разрядка напряженности сильно изменила планы Хейзел. Лазарус был прав, утверждая, что лишь воплощал в жизнь составленный ранее план. Но в то время приняли и другое решение: реализовывать план будет Хейзел, а не Лазарус.
Хейзел вполне могла с этим справиться, в отличие от Лазаруса. Лазарус никогда не сумел бы меня убедить — я считал все это попросту смешным. В то же время, если Хейзел действительно чего-то от меня хочет, отделаться от нее настолько же легко, насколько, например, Джинксу Хендерсону легко отказать в чем-нибудь своей дочери Гретхен.
Но Лазарус не мог этого понять.
Думаю, все оттого, что он непременно хочет быть самой большой лягушкой в любом пруду. Он хочет быть женихом на каждой свадьбе, покойником на каждых похоронах… притворяясь, будто полностью лишен амбиций — босоногий деревенский парень с соломой в волосах и навозом между пальцами ног.
Если вам кажется, что я не питаю к Лазарусу Лонгу особого расположения, не стану с этим спорить.
План выглядел примерно так, как описывал Лазарус. Хейзел рассчитывала, что я присоединюсь к ней в Корпусе времени, и запланировала для меня курс омоложения — биологического, до восемнадцатилетнего возраста, и косметического, на мой выбор. За это время я должен был освоить галакт, изучить историю мультиверсума — по крайней мере, для нескольких временных линий, — а после омоложения заново пройти военную подготовку по разным направлениям, пока не превращусь в ходячего ангела смерти, с оружием или без него.
А когда Хейзел решит, что я полностью готов, мы приняли бы участие в миссии «Адам Селен», части операции «Властелин Галактики».
И если бы мы остались живы, то могли бы уйти из Корпуса и доживать свои дни, получая щедрую пенсию, на любой планете по нашему выбору, сытые и счастливые.
Или могли бы остаться в Корпусе, продлевать контракт каждые пятьдесят лет, каждый раз проходить омоложение и в конце концов — кто знает? — стать Повелителями времени. Предполагалось, что это величайшая награда — намного забавнее маленьких котят, намного увлекательнее американских горок и намного приятнее любви в семнадцать лет.
И мы навсегда останемся вместе, живые или мертвые, — пока один из нас не отправится ждать другого в конце того самого туннеля.
Но план провалился из-за вмешательства Лазаруса, который пытался выкручивать мне руку (или ногу?), заставляя дать свое согласие.
Моя любимая хотела подойти к делу не спеша — пожить со мной на Терциусе (райское место!), заинтересовать меня историей мультиверсума и теорией путешествий во времени и так далее. Не давить на меня, требуя заключить контракт, а играть на том, что она, Гретхен, Эзра и остальные (например, дядя Джок) уже служат в Корпусе… пока я сам не попрошу разрешения вступить в него.
Стоимость новой ноги не беспокоила бы меня, если бы: а) у Хейзел было время убедить меня в том, что расходы будут покрыты за счет моего активного участия в миссии «Адам Селен» и нога тем самым будет оплачена (истинная правда, и Лазарус об этом знал); б) Лазарус не был так настойчив, используя ногу как средство давления на меня; в) Лазарус держался от меня подальше (как и предполагалось), не дав мне шанса заметить, что он и есть мой анонимный донор, — и не важно, был бы он босиком или нет.
Вы можете сказать, что ничего не случилось бы, если бы Хейзел не пыталась мной манипулировать (а она это делала, делает и будет делать)… но жена обладает уникальным, освященным традицией правом манипулировать мужем, которое неукоснительно соблюдается по крайней мере со времен Евы и яблока. А священную традицию критиковать я не стану.
Хейзел вовсе не отказалась от своих намерений, а лишь сменила тактику, решив доставить меня в штаб Корпуса времени, где большие шишки и технические специалисты могли ответить на мои вопросы.
— Дорогой муж, — сказала она мне, — ты знаешь, что я хочу спасти Адама Селена, как и мой папа Манни. Но мы с ним действуем по сентиментальным соображениям, а этого недостаточно, чтобы просить тебя рисковать жизнью.
— Не говори так, госпожа моя! Ради тебя я переплыву Геллеспонт[77] — в спокойный день, с лодкой сопровождения в кильватере. С подписанным контрактом на показ по головидению, со всеми коммерческими правами. И с роялти после повторных показов.
— Будь серьезнее, дорогой. Я вовсе не собиралась убеждать тебя, рассказывая о великой цели, о воздействии на мультиверсум… я и сама не до конца это понимаю. Мне не хватает математических знаний, и я не кавалер Круга — Круга Уробороса, который управляет всеми изменениями в мире.
Но Лазарус все испортил, попытавшись надавить на тебя. И теперь я считаю, что ты вправе знать во всех деталях, зачем нужна операция по спасению и почему тебя просят участвовать в ней. Мы отправимся в штаб, и пусть они попробуют тебя уговорить, а я умываю руки. Пусть решают кавалеры Круга, верхушка манипуляторов временем. Так я и сказала Лазарусу — он тоже кавалер Круга.
— Милая, скорее всего, я послушался бы тебя. Лазарус не смог бы продать мне десятикроновые банкноты по две кроны.
— Его проблемы. Но у него только один голос в Круге, хотя он Старейший. Естественно, он Старейший всегда и везде.
— Кстати, — вспомнил я, — насчет того, что Лазарусу две тысячи лет…
— Даже больше. Две тысячи четыреста с лишним.
— Не важно. Кто сказал, что ему больше двух тысяч лет? Он выглядит моложе меня.
— Он несколько раз проходил омоложение.
— Но откуда известно о его возрасте? Прости меня, любимая, но ты не в состоянии этого подтвердить. Даже если тебе столько лет, сколько ты говоришь, выходит, что он в десять с лишним раз тебя старше. Если это действительно так, откуда же это известно?
— Гм… да, я не могу подтвердить его возраст. Но у меня никогда не было причин сомневаться. Думаю, тебе надо поговорить с Джастином Футом. — Хейзел огляделась вокруг. Мы находились в садовом дворике рядом с комнатой, где я проснулся. (Как я узнал позднее, это была комната Хейзел — вернее, комната Хейзел, когда ей этого хотелось. Иные времена, иные обычаи.) Мы сидели в саду вместе с другими членами семейства Лонгов, их гостями, друзьями и родственниками, закусывая разными лакомствами и потихоньку напиваясь. Хейзел высмотрела маленького тихого человечка, из тех, кого в любой организации выбирают казначеем. — Джастин! Подойди сюда, дорогой. Удели мне минутку.
Он пробрался к нам, переступая через детей и собак, и одарил мою супругу крепким поцелуем, что, похоже, было для нее привычным ритуалом.
— Мышка моя летучая, тебя так долго не было, — сказал он.
— Дела, дорогой. Джастин, это мой любимый муж Ричард.
— Наш дом — ваш дом. — Он поцеловал меня, к чему я был готов: местные обитатели целовались так же часто, как древние христиане. Однако поцелуй оказался официальным и сухим.
— Спасибо, сэр.
— Уверяю вас, не в наших обычаях давить на гостей. Лазарус — сам себе закон, но он действует не от нашего имени. — Улыбнувшись мне, Джастин Фут обратился к моей супруге: — Хейзел, можно мне получить у Афины копию твоих замечаний в адрес Лазаруса? Для архива.