— Ах вот как…
— Но пожалуй, действительно стоит поискать следы Шульца, прежде чем пытаться найти всех шестерых. Если бы я знал, что Шульц никогда не бывал дальше земной орбиты, я бы в первую очередь порылся вблизи — на Луне, шарике и всех орбитальных станциях в окрестностях Терры или Луны. Но не в Поясе астероидов, даже не на Марсе.
— Ричард? Что, если… Нет, это глупо.
— Что глупо, дорогая? Может, все-таки расскажешь?
— Ну предположим, что этот заговор, или как его назвать, направлен не против Рона Толливера или какого-нибудь другого Толливера, а против тебя и шестерых «друзей Уокера Эванса». Может, кто-то хочет, чтобы ты приложил все усилия для установления связи с остальными? Тогда заговорщики, кем бы они ни были, смогли бы добраться до всех семерых. Что, если это вендетта? Вдруг кто-то устроил вендетту против всех вас?
У меня засосало под ложечкой.
— Да, вполне возможно. Хотя нет, вряд ли. В этом случае непонятно, зачем убили Шульца.
— Я и говорю, что это глупо.
— Погоди… а его в самом деле убили?
— Мы же оба видели это, Ричард.
— Точно? Да, мне так показалось. Но надо признать, что это могло быть инсценировкой. То, что я видел, очень похоже на смерть от разрывной иглы. Но… Гвен, достаточно лишь двух простых приспособлений. Одно — для того, чтобы на рубашке Шульца появилось темное пятнышко. Второе — небольшой резиновый пузырь с фальшивой кровью, спрятанный за щекой. Он прокусывает пузырь в нужный момент, и изо рта течет «кровь». Дальше начинается спектакль… включая странное поведение Морриса и остального персонала. «Мертвеца» быстро уносят… за дверь с надписью «Только для персонала»… дают ему чистую рубашку и поспешно выпускают через служебный выход.
— Думаешь, все так и было?
— Гм… нет, черт побери! Гвен, я видел множество смертей, и он был от меня так близко, как ты сейчас. Вряд ли это была инсценировка. Думаю, я видел настоящую смерть.
Я злился на себя самого — неужели я мог так ошибиться? Конечно мог! Я вовсе не супергений, наделенный пси-способностями, и в качестве очевидца вполне мог ошибиться так же легко, как и Гвен.
— Гвен, — вздохнул я, — действительно я ничего не знаю. Для меня это выглядело как смерть от разрывной иглы… но если бы они хотели устроить спектакль и хорошо его подготовили, тогда, разумеется, все выглядело бы точно так же. По крайней мере, тогда понятно, почему персонал «Конца радуги» быстро убрал все следы. Иначе такое поведение выглядит невероятным. — Я снова задумался. — Любовь моя, я ни в чем не уверен. Может, кто-то пытается свести меня с ума?
Гвен восприняла мой вопрос как риторический, каким он и был — надеюсь, что был.
— Итак, что же мы будем делать?
— Гм… попробуем выяснить хоть что-то о Шульце. Насчет дальнейшего пока не беспокойся.
— И как же?
— Путем подкупа, любовь моя. С помощью лжи и денег. На первом можно не экономить, в отличие от второго — если только ты не богата. Мне как-то не пришло в голову спросить об этом до того, как я на тебе женился.
— Ты на мне женился? — Гвен широко раскрыла глаза. — Ричард, это я вышла за тебя замуж, ради твоих денег.
— Что, правда? Значит, тебя обманули. Хочешь встретиться с адвокатом?
— Пожалуй, да. Есть тут такое понятие, как «изнасилование по статутному праву»?[8]
— Нет, «статутное изнасилование» — это соитие со статуей… вообще-то, никогда не понимал, почему это должно кого-то волновать? Не думаю, что здесь это противозаконно. — Я снова повернулся к терминалу. — Так тебе нужен адвокат? Или поищем Шульца?
— Э-э-э… Ричард, у нас с тобой очень странный медовый месяц. Давай вернемся в постель.
— Постель может подождать. Но никто не мешает тебе съесть еще вафлю, пока я пытаюсь найти Шульца.
Снова вызвав справочник, я прокрутил его до фамилии «Шульц». Нашлось девятнадцать упоминаний, но ни одного Энрико Шульца, что, впрочем, не было удивительно. Однако обнаружился один Хендрик Шульц, и я нажал на клавишу, чтобы раскрыть детали:
«Преподобный доктор Хендрик Хадсон Шульц, BS, MA, DD, DHL, KGB[9], бывший великий магистр Королевского астрологического общества. Научные гороскопы по умеренным ценам. Торжественные бракосочетания. Консультации по семейным вопросам. Эклектическая и холистическая терапия. Консультации по вложению капиталов. Прием ставок на выгодных условиях в любое время. Петтикоут-лейн, кольцо 95, возле „Мадам Помпадур“». Сверху красовалось его голографическое изображение. Доктор с улыбкой повторял: «Я — отец Шульц, готов всегда прийти на помощь. Для меня нет ни слишком больших, ни слишком мелких проблем. Полная гарантия».
Гарантия чего? Хендрик Шульц походил на Санта-Клауса без бороды и нисколько не походил на моего приятеля Энрико, так что я стер его с экрана, хоть и с неохотой, поскольку ощутил некоторое родство душ с преподобным доктором.
— Гвен, его нет в справочнике — по крайней мере, под именем, которое стоит в удостоверении «Золотого правила». Значит ли это, что его никогда там не было? Или его имя удалили прошлой ночью, еще до того, как труп остыл?
— Ждешь ответа? Или просто размышляешь вслух?
— Пожалуй, ни то ни другое. Следующий шаг — запросить центральный модуль.
Найдя в справочнике номер, я позвонил в службу иммиграции, располагавшуюся в центральном модуле.
— Говорит доктор Ричард Эймс. Я ищу жителя по имени Энрико Шульц. Не могли бы вы дать мне его адрес?
— Почему бы вам не поискать в справочнике? — Голос звучал точь-в-точь как у моей учительницы в третьем классе, что отнюдь не является похвалой.
— В справочнике его нет. Он турист, а не абонент. Мне просто нужен его адрес в «Золотом правиле». Отель, пансионат — что угодно.
— Ну-ну. Вы же прекрасно знаете, что мы не сообщаем личную информацию, даже о чьих-либо координатах. Если его нет в списке, значит он честно за это заплатил. Поступайте с другими так, как хотите, чтобы поступали с вами, доктор. — С этими словами она отключилась.
— И где теперь будем спрашивать? — поинтересовалась Гвен.
— Там же, у той же офисной крысы, только с наличными и при личной встрече. Терминалы — это удобно… но не для взяток размером менее сотни тысяч. Чтобы слегка подмазать, куда практичнее явиться лично и с деньгами. Идешь со мной?
— Думаешь, тебе удастся от меня отделаться? В день нашего бракосочетания? Только попробуй, негодяй ты этакий!
— Может, наденешь что-нибудь на себя?
— Ты стыдишься, как я выгляжу?
— Вовсе нет. Идем.
— Сдаюсь. Погоди секунду, только найду туфли. Ричард, может, по пути заглянем ко мне? Вчера, на балете, я смотрелась очень шикарно, но вряд ли мое платье подходит для визита в учреждение в это время дня. Я хотела бы переодеться.
— Ваше желание — закон. Но у меня возникла вот какая мысль: не хочешь перебраться ко мне?
— А ты этого хочешь?
— Гвен, мой опыт говорит, что супруги могут жить на две кровати, но почти никогда — на две квартиры.
— Ты не ответил на мой вопрос.
— Ага, заметила все-таки. Гвен, у меня есть одна отвратительная привычка, из-за которой со мной тяжело жить. Я пишу.
Моя любимая озадаченно взглянула на меня:
— Ты уже говорил. Но почему «отвратительная»?
— Гм… Гвен, дорогая, я не собираюсь извиняться за свое писательство… как и за свою недостающую ногу… по правде говоря, одно привело к другому. Когда я распрощался с профессией военного, мне нужно было что-то есть. Ничему другому я не учился, а дома вместо меня уже разносил газеты другой парень. Но писательство — законный способ не работать, не занимаясь при этом воровством, к тому же для него не нужны ни талант, ни знания.
Однако оно делает человека малообщительным, поскольку требует одиночества, как мастурбация. Стоит потревожить писателя, когда он пребывает в муках творчества, и он, скорее всего, повернется и прокусит тебе руку до кости… не отдавая себе в этом отчета. Об этом, к своему ужасу, зачастую узнают мужья и жены писателей.
И еще — слушай внимательно, Гвен! — писателя невозможно приручить, привить ему цивилизованные манеры. Или хотя бы вылечить. Если в доме живет больше одного человека, включая писателя, единственное известное науке решение — предоставить пациенту изолированное помещение, где он может находиться в периоды обострения, и подавать ему еду на палке. Потому что если побеспокоить его в такие моменты, он может разразиться рыданиями или прийти в ярость. Порой он вообще никого не слышит, пребывая в таком состоянии, а если потрясти его — укусит. — Я изобразил лучшую из своих улыбок. — Не волнуйся, любовь моя. Прямо сейчас я ничего не пишу и не собираюсь начинать, пока мы не выделим изолированное помещение для моей работы. Здесь слишком мало места, как и у тебя. Гм… пожалуй, еще до того, как мы отправимся в центр, я позвоню в Управление и узнаю, есть ли жилые модули побольше. Нам также понадобятся два терминала.
— Зачем два, дорогой? Я не особо пользуюсь терминалом.
— Но когда пользуешься, он тебе нужен. А если этот терминал работает в режиме текстового редактора, его нельзя использовать для другого — ни газет, ни почты, ни покупок, ни программ, ни личных звонков, вообще ничего. Поверь мне, дорогая, я страдаю этой болезнью уже много лет и знаю, как с ней справляться. Дайте мне комнатку с терминалом, где можно запереться, и я ничем не стану отличаться от обычного здорового мужа, который каждое утро уходит на работу и занимается там всем, что положено делать на работе. Не знаю, правда, чем: я никогда особо не интересовался этим.
— Да, дорогой. Ричард, тебе нравится писать?
— Писать никому не нравится.
— Ясно. В таком случае признаюсь, что не сказала всей правды, заявив, будто вышла за тебя ради твоих денег.
— А я не слишком тебе поверил. Мы квиты.
— Да, дорогой. Я в состоянии содержать тебя как домашнего питомца. Нет, яхты тебе я, конечно, не куплю, но мы можем вполне комфортно жить в «Золотом правиле» — не самом дешевом месте в Солнечной системе. И писать тебе не придется.