— Это была дурацкая затея, сэр. Запираем кота в ящик. Проверяем, убьет его или нет изотоп с периодом полураспада в один час. Прошел час: кот жив или нет? Шредингер утверждал, что в силу статистической вероятности, считавшейся в те времена наукой, кот будет не жив и не мертв, пока ящик не откроют. Он существует в виде облака вероятностей, — сказала Джейн Либби и пожала плечами, продемонстрировав изящные динамические кривые.
— Мррэм?
— Кто-нибудь догадался спросить кота?
— Сплошное богохульство, — заявила Дити. — Ричард, это наука в стиле немецких философов. Не стоит прибегать к таким примитивным построениям. Так или иначе, Пикселя прозвали котом Шредингера, поскольку он проходит сквозь стены.
— Как он это делает?
— Это невозможно, — ответила Джейн Либби, — но он еще маленький и об этом не знает, поэтому у него получается. И поэтому никогда неизвестно, где он появится. Думаю, он искал вас. Дора?
— Что-нибудь нужно, Джей-Эль? — ответил корабль.
— Ты случайно не заметила, как котенок попал на борт?
— Я замечаю все. Он не стал тратить время на проход по трапу, а просто проник через мою оболочку. Было щекотно. Он голоден?
— Вероятно.
— Сооружу ему что-нибудь. Он достаточно взрослый, чтобы есть твердую пищу?
— Да. Но без крупных кусков. Детское питание.
— Момент!
— Дамы, — сказал я, — Джейн Либби говорила, что те немецкие физики блестяще ошибались. Но вы ведь не включаете в их число Альберта Эйнштейна?
— Конечно включаю! — решительно ответила Дити.
— Удивительно. В моем мире Эйнштейн носит нимб.
— А в моем — сжигают его чучело. Альберт Эйнштейн был пацифистом, но нечестным. Когда речь зашла о его шкуре, он позабыл собственные пацифистские принципы и использовал свое политическое влияние, чтобы запустить проект создания первой бомбы для уничтожения городов. Его теоретические труды мало что значили и в большинстве оказались ошибочными. Но он навеки покрыт позором как политик-пацифист, превратившийся в убийцу. Я его презираю!
26
Успех состоит в том, чтобы добраться до вершины пищевой цепочки.
Примерно в то же время появилось детское питание для Пикселя — похоже, блюдце с едой возникло прямо из стола. Но поклясться я не могу: оно просто появилось, и все. Я стал кормить котенка и задумался. Горячность Дити меня удивила. Эти немецкие ученые жили и работали в первой половине двадцатого века — в моем понимании не так уж давно. Но если то, в чем пытались меня убедить терциане, было правдой (хотя вряд ли!), значит для них речь шла о далеком прошлом. О паре тысячелетий, по словам Джейн Либби.
Откуда у этой вполне добродушной юной леди, доктора Дити, такое эмоциональное отношение к давно умершим немецким мудрецам? Мне известно лишь одно событие двухтысячелетней давности, к которому люди и вправду относятся эмоционально… и которого не было.
Я начал мысленно составлять список нестыковок: заявленный возраст Лазаруса; длинный перечень смертельных болезней, которыми, как утверждалось, меня заразили; полдюжины странных событий в Луне; и главное — сам Терциус. Действительно ли это была чужая планета, очень далекая от Земли как в пространстве, так и во времени? А может, это всего лишь потемкинская деревня на тихоокеанском острове? Или даже в Южной Калифорнии? Города под названием Бундок (с населением примерно в миллион, как мне говорили) я не видел, встретив пока что с полсотни человек. Возможно, остальные существуют лишь на словах в этом потемкинском спектакле?
(Осторожнее, Ричард! Ты снова становишься параноиком.)
Сколько времени требуется Лете, чтобы размягчить мозг?
— Дити, похоже, ты сильно злишься на доктора Эйнштейна.
— У меня есть причины!
— Но он жил очень давно. Как говорит Либби, два тысячелетия назад.
— Для нее это было давно. Но не для меня!
— Полковник Кэмпбелл, — сказал доктор Берроуз, — вероятно, вы полагаете, что мы — урожденные терциане. Но это не так. Мы — беженцы из двадцатого века, как и вы. Я имею в виду себя, Хильду, Зебадию и мою дочь — мою дочь Дити, а не Джейн Либби. Джей-Эль родилась здесь.
— Ты попал в точку, папа, — сказала Дити.
— Но едва не промахнулся, — заметила Джейн Либби.
— И все-таки попал. Так что ты не можешь от него отречься, дорогая.
— Я и не собиралась. Как папаша он вполне терпим.
Я даже не пытался их понять — мне все сильнее казалось, что по понятиям Айовы все терциане были сумасшедшими психами.
— Доктор Берроуз, я не из двадцатого века. Я родился в Айове в две тысячи сто тридцать третьем году.
— Если смотреть с такой дистанции — почти рядом. Вероятно, мы из разных временных линий, из разошедшихся вселенных, но говорим почти с одинаковым акцентом, на одном и том же диалекте, используем одни и те же слова. Событие, которое развело наши миры, должно было произойти совсем недавно в нашем прошлом. Кто первым высадился на Луне и в каком году?
— Нил Армстронг, в тысяча девятьсот шестьдесят девятом.
— Ах, тот мир. У вас были свои проблемы, и у нас — свои. В нашем мире первая высадка на Луну состоялась в тысяча девятьсот пятьдесят втором: КК ЕВВКС «Розовая коала» под командованием Бэллокса О’Мэлли, — доктор Берроуз огляделся вокруг. — Да, Лазарус? Тебя что-то беспокоит? Блохи? Крапивница?
— Если у тебя и твоих дочерей нет желания работать, идите болтать в другое место. Скажем, в соседнюю комнату: сочинители и историки не прочь потрепаться о пустяках. Полковник Кэмпбелл, думаю, и вам стоит поискать другое место для кормления своего кота. Предлагаю ванную комнату справа от моей гостиной.
— Черт побери, Лазарус! — бросила Дити. — Ты несносный сварливый старикашка! Работающего математика отвлечь невозможно. Взгляни хотя бы на Либ: под ней можно взорвать хлопушку, и она даже не моргнет. — Дити встала. — Вуди, надо бы тебе снова пройти омоложение, ты превращаешься в старого хрыча. Идем, Джей-Эль.
— Прошу меня простить. — Доктор Берроуз встал, поклонился и вышел, не глядя на Лазаруса. В воздухе повисла напряженность, словно перед схваткой двух старых быков, которых лучше развести заранее.
Или трех — не забываем обо мне. Не стоило набрасываться на меня из-за котенка; тут я понял, что злюсь на Лазаруса в третий раз за день. Я не приводил сюда котенка, и это собственный компьютер Лазаруса предложил кормить его здесь и снабдил едой.
Встав, я взял одной рукой Пикселя, а другой — его блюдце и обнаружил, что сдвинуться с места я могу, лишь повесив трость на руку. Увидев это, Джейн Либби взяла у меня котенка и прижала к себе. Я последовал за ней, опираясь на трость и неся блюдце с детским питанием. На Лазаруса я старался не смотреть.
Проходя через гостиную, мы наткнулись на Хейзел и Хильду. Хейзел помахала мне и похлопала по креслу рядом с собой, но я покачал головой и зашагал дальше. Она встала и пошла с нами; Хильда последовала за ней. Участникам заседания в гостиной мы нисколько не помешали — выступал доктор Харшоу, и на нас почти не обратили внимания.
Одной из восхитительных, декадентских, сибаритских сторон жизни на Терциусе было качество кабинок освежителей — если о них можно выражаться так приземленно. Не вдаваясь в описание незнакомых мне приспособлений, обрисую чисто функционально роскошную кабинку освежителя богатого терцианина (а Лазарус, уверен, был самым богатым из них).
Возьмите свой любимый паб или салун.
Добавьте к нему финскую сауну.
Как насчет купаний в японском стиле?
Вам нравится горячая ванна? С джакузи или без?
Был ли у вас в юности фонтанчик с мороженым и содовой?
Вы любите принимать ванну в компании?
Поставим в пределах досягаемости бар с богатым выбором закусок (горячих или холодных).
Любите музыку? Голофильмы? Сенсофильмы? Книги, журналы, видео?
Фитнес-зона? Массаж? Лампы для загара? Ароматизированный ветерок?
Мягкое теплое местечко, где можно свернуться в клубок и подремать, одному или с кем-нибудь в компании?
Теперь смешайте хорошенько все вышеперечисленное и расположите внутри большого, красивого, хорошо освещенного помещения. Этот перечень будет недостаточным для описания кабинки в каюте Лазаруса Лонга, ибо в нем опущен самый важный пункт: Дора.
Если и существует каприз, который корабельный компьютер не способен удовлетворить, то я пробыл там недостаточно долго, чтобы его обнаружить.
Но я не стал сразу же наслаждаться роскошью — нужно было исполнить свой долг перед котом. Сев за круглый стол среднего размера, за которым вполне могли бы выпивать четверо друзей, я поставил на него блюдце и потянулся за котенком. Но тут Джейн-Эль, севшая рядом, взяла Пикселя и перенесла к блюдцу. Затем к нам присоединился Берроуз.
Котенок понюхал корм, который с жадностью поглощал несколько минут назад, а затем всем своим видом выказал возмущение тем, что ему предлагают совершенно неподходящую для кошек еду.
— Дора, мне кажется, он хочет пить, — сказала Джейн-Эль.
— Есть все, чего можно пожелать. Но учти, руководство запрещает мне подавать алкогольные напитки несовершеннолетним, кроме как с целью соблазнения.
— Хватит выделываться, Дора, иначе полковник Кэмпбелл и вправду в это поверит. Предложим малышу воды и молока, по отдельности. Температура должна быть равной температуре тела, которая у котят составляет…
— Тридцать восемь целых и восемь десятых градуса. Сейчас будет.
Тут ее окликнула Хильда из небольшого бассейна — нет, скорее, ванны для отдыха, находящейся в нескольких метрах от нас.
— Джей-Эль! Помокни с нами. У Дити есть шикарные сплетни.
— Гм… — Казалось, девушка пытается разорваться надвое. — Полковник Кэмпбелл, позаботитесь о Пикселе? Ему нравится слизывать жидкость с вашего пальца. Только так его можно напоить как следует.
— Сделаю, как скажешь.