— Да. Хейзел Дэвис Стоун. Теперь — Хейзел Стоун Кэмпбелл.
— Хейзел Дэвис Стоун? — переспросила тетя Тил. — Ты не дочь мистера Дэвиса?
Моя жена внезапно оживилась:
— Возможно. Давным-давно меня звали Хейзел Дэвис. Это Мануэль Дэвис? Мануэль Гарсия О’Келли Дэвис?
— Да.
— Мой папа! Он здесь?
— Будет к ужину, надеюсь. Но… в общем, у него дела.
— Знаю. Я провела в Корпусе сорок шесть субъективных лет. Папа, думаю, примерно столько же. Мы почти не виделись — Корпус есть Корпус. Господи! Ричард, я сейчас расплачусь. Сделай так, чтобы я перестала!
— Я? Дамочка, я просто жду автобуса. Но можешь взять мой носовой платок.
Я протянул ей платок, и она промокнула глаза.
— Грубиян. Тетя Тил, надо было почаще его шлепать.
— Ты ошиблась с тетей, дорогая. То была тетя Эбигейл, которая уже покинула нас.
— Тетя Эбби грубо обращалась со мной, — заметил я. — Лупила меня персиковой розгой. И получала удовольствие.
— Лучше бы дубинкой. Тетя Тил, смертельно хочу увидеть папу Манни. Столько времени прошло…
— Хейзел, ты же видела его прямо здесь… вон там. — Я указал место на полпути к старому амбару. — Всего три дня назад. — Я поколебался. — Или тридцать семь дней? Тридцать девять?
— Нет-нет, Ричард! Ни то ни другое. По моему субъективному времени прошло больше двух лет. — Хейзел повернулась к остальным. — Для Ричарда все это в новинку. Он был завербован по его субъективному времени лишь на прошлой неделе.
— Меня никто не вербовал, — возразил я. — Поэтому мы здесь.
— Посмотрим, дорогой. Дядя Джок, я хочу кое-что тебе рассказать, но придется слегка нарушить Кодекс. Меня это не слишком беспокоит: я лунарка и не соблюдаю законы, которые мне не нравятся. А ты — поклонник строгой дисциплины и не станешь слушать разговоры о веселье, которое нас ждет?
— Ну… — медленно протянул дядя Джок. Тетя Тил фыркнула. Дядя Джок повернулся к ней. — Что ты смеешься, женщина?
— Я? Нет, я не смеюсь.
— Грррм. Майор Сэди, мои обязанности и мой долг подразумевают определенную свободу в толковании Кодекса. Я действительно должен это знать?
— По моему мнению, да.
— Это твое официальное мнение?
— Ну, если вопрос стоит так…
— Не важно. Пожалуй, лучше все рассказать, предоставив мне судить самому.
— Да, сэр. В субботу пятого июля, одиннадцать лет тому вперед, в две тысячи сто восемьдесят восьмом, ШКВ переместится в Нью-Харбор на временнóй линии номер пять. И ты тоже. Думаю, со всем семейством.
— Та самая информация, распространение которой должен запрещать Кодекс, — кивнул дядя Джок. — Она легко может создать положительную обратную связь, вызвав смешение сигналов и, возможно, панику. Но я могу спокойно воспринять ее и применить с пользой. Гм… можно поинтересоваться, с чем связано перемещение? Дело в том, что я вряд ли отправлюсь вместе с штабом, а мое семейство — тем более. У нас тут работающая ферма, и не важно, что за ней скрывается.
— Дядя, — прервал я его, — я не подчиняюсь никакому дурацкому Кодексу. Активисты с Западного побережья наконец прекратили болтовню и отделились.
Брови дяди взлетели вверх.
— Что… правда? Не думал, что они перейдут от слов к делу.
— И тем не менее перешли. Первого мая восемьдесят восьмого. Мы с Хейзел побывали здесь пятого июля, в субботу: отряды калифорнийцев только что захватили Де-Мойн. Повсюду падали бомбы. Может, сегодня ты думаешь, что не уехал бы отсюда, но тогда собирался поступить именно так — я знаю, я здесь был. Я здесь буду. Спроси доктора Хьюберта — Лазаруса Лонга. Это он считал, что тут опасно оставаться. Спроси его.
— Полковник Кэмпбелл!
Голос был мне знаком. Я обернулся.
— Привет, Лазарус.
— Такие разговоры строго запрещены. Вы меня поняли?
— Он никогда ничему не научится, — со вздохом сказал я Хейзел, после чего снова обратился к Лазарусу: — Док, вы пытаетесь заставить меня стоять по стойке смирно с первого дня нашего знакомства. Не выйдет. До вас так и не дошло?
Где-то когда-то Лазарус Лонг наверняка прошел подготовку, позволявшую контролировать свои чувства, и я видел, что он призывает на помощь свой прежний опыт. Ему потребовалось на это секунды три, после чего он проговорил — спокойно, на пониженных тонах:
— Попробую объяснить. Такие разговоры опасны прежде всего для вашего собеседника. Я имею в виду предсказания на основе сведений, полученных из временнóй петли. Неоспоримо, что приоткрывать человеку его будущее, о котором вы узнали в своем прошлом, значит оказывать ему дурную услугу. Что касается истинности моих слов, предлагаю спросить у математиков, работающих с временем, — доктора Джейкоба Берроуза, или доктора Элизабет Лонг, или любого из математиков Корпуса. Кроме того, справьтесь у совета историков насчет вреда, наносимого такими действиями. Можете также поискать в библиотеке нашего штаба: для начала посмотрите файлы «Кассандра» и «Мартовские иды», а потом загляните в файл «Нострадамус». — Лонг повернулся к дяде Джоку. — Джок, мне очень жаль. Надеюсь, проблемы восемьдесят восьмого года не омрачили последующую жизнь твоего семейства. Я никогда не хотел, чтобы твой племянник, еще не обученный строгой дисциплине Времени, оказался здесь. Я вообще не собирался его сюда приводить. Он действительно нужен нам, но мы предполагали завербовать его в Бундоке и не собирались доставлять в штаб. Но он отказался поступать к нам на службу. Попробуешь его переубедить?
— Лейф, не думаю, что я могу повлиять на него. Что скажешь, Дикки? Хочешь узнать, какую карьеру можно сделать в Корпусе времени? Корпус, можно сказать, постоянно поддерживал тебя в детстве. Да, это правда. Шериф уже собирался выставить нашу ферму на аукцион… и тут я поступил в Корпус. Ты был еще малышом… но, может быть, ты помнишь времена, когда мы почти ничего не ели, кроме кукурузного хлеба? Потом дела шли все лучше и лучше — помнишь? Тебе было лет шесть.
Я надолго задумался.
— Да, помню… кажется. Дядя, я вовсе не против поступления в Корпус. Ты служишь в нем, и моя жена тоже, и несколько моих друзей. Но Лазарус собрался продать мне кота в мешке. Мне нужно точно знать, чего от меня хотят и зачем. Говорят, что я нужен им для какой-то работы, при которой шансы остаться в живых составляют всего пятьдесят на пятьдесят. С такими шансами бессмысленно говорить о привилегиях после отставки. Я не хочу, чтобы какой-то протирщик штанов в штабе так небрежно относился к моей шкуре. Прежде чем согласиться на такое, я должен убедиться в том, что все это имеет хоть какой-то смысл.
— Лейф, что за работу ты хочешь поручить моему мальчику?
— Миссия «Адам Селен» в рамках операции «Властелин Галактики».
— Кажется, я никогда не слышал о ней.
— А теперь вообще забудь об этом. Твое участие в ней не предусмотрено, и к тому же она еще не началась.
— Тогда мне сложно что-то посоветовать племяннику. Может, все-таки введешь меня в курс дела?
— Лазарус! — вмешалась Хейзел. — Прекрати!
— Майор, я обсуждаю официальные вопросы со смотрителем базы ШКВ.
— Чушь собачья! Опять ты уговариваешь Ричарда рискнуть своей жизнью ради чего-то непонятного. Когда я согласилась на это, я еще не была с ним знакома. Теперь я его знаю и восхищаюсь им. Он — рыцарь sans peur et sans reproche[88], и мне стыдно, что я попыталась так поступить с ним. Но все же я попыталась, и у меня почти получилось. А тут влез ты… и все испортил, как и следовало ожидать. Я говорила тебе, что Круг убедил бы его, говорила! А теперь ты хочешь, чтобы ближайший родственник Ричарда — по сути, его отец — надавил на него вместо тебя. Тебе не стыдно? Представь Ричарда Кругу. Пусть они все ему объяснят… или отпустят его домой! Хватит тянуть! Сделай это!
Каморка за рабочим кабинетом дяди, которую я всегда принимал за чулан, оказалась чем-то вроде кабины лифта. Мы с Лазарусом вошли в нее, он закрыл дверь, и я увидел, что вместо привычных кнопок с номерами этажей здесь установлен дисплей со светящимися символами. Сперва я решил, что это знаки зодиака, но потом передумал, поскольку в зодиаке нет летучей мыши, паука «черная вдова», и уж точно — стегозавра.
Внизу, отдельно от других символов, виднелась змея, пожирающая собственный хвост, — мировой змей Уроборос. Отвратительный символ — мягко говоря.
Лазарус коснулся змеи, и чулан — или кабина лифта, или маленькая комната — изменился. Трудно сказать, как именно: просто мигнул и стал другим.
— Сюда, — сказал Лазарус, открывая дверь в дальнем конце.
За дверью тянулся длинный коридор, который ни за что не поместился бы в дядином доме. За окнами, по обеим его сторонам, простирался пейзаж, нисколько не походивший на виды нашей фермы. Да, местность напоминала Айову, только не тронутую плугом и не расчищенную под сельскохозяйственные угодья.
Мы шагнули в коридор и тут же оказались в противоположном его конце.
— Туда, — показал Лазарус. В каменной стене появилась арка, за которой царил полумрак. Я оглянулся, но Лазарус куда-то исчез.
«Лазарус, — мысленно сказал я, — я же говорил тебе: не играй со мной в игры».
Я повернулся, намереваясь двинуться назад по длинному коридору, пройти через кабинет дяди Джока, разыскать Хейзел и уйти. Я был сыт по горло всеми этими забавами.
Но позади меня не оказалось никакого коридора.
Пообещав себе как следует настучать Лазарусу по башке, я двинулся по единственному доступному маршруту. Все по-прежнему было погружено в полумрак, но чуть впереди все время виднелось светлое пятно. Вскоре, минут через пять, я очутился в маленькой уютной гостиной, залитой светом, который падал неизвестно откуда.
— Прошу садиться, — произнес бесстрастный металлический голос. — Вас вызовут.
Я опустился в удобное кресло, положив рядом с собой трость. На маленьком столике лежали несколько журналов и одна газета. Я проглядел их в поисках анахронизмов, но ничего не обнаружил. Вся эта периодика, насколько я помнил, встречалась в Айове в семидесятые годы — самая поздняя дата относилась к июлю 2177 года. Газета «Гриннел геральд-роджистер» вышла 27 июня 2177 года, в пятницу.