Гвен положила ладонь на мой локоть.
– Можно мне вставить слово?
– Давай!
Она сказала хозяину несколько фраз на совершенно непонятном мне языке, но его лицо мгновенно просветлело. Он поклонился и вышел.
Я спросил:
– Ну?
– Я осведомилась, не может ли он подать то, что я у них ела прежде. Я не назвала какое-либо определенное блюдо, просто передала просьбу «маме-сан», чтобы она приготовила на свой лад. Заодно он понял, что я хотя здесь и бывала, но не хочу это афишировать, поскольку меня тогда сопровождал другой мужчина. Хозяин же сообщил мне, что наше обожаемое деревце – превосходнейший образец скалистого клена, какого ему не доводилось встречать даже в родной Японии… я попросила побрызгать его водой перед самым нашим уходом. Он пообещал…
– Ты не сказала ему, что мы женаты?
– Это не обязательно. Те выражения, которые я использовала, позволяют и такое истолкование.
Мне хотелось узнать, когда и где она выучила японский язык, но я промолчал: Гвен сама скажет мне все, что найдет нужным. (Сколько браков рушится из-за похожего на зуд стремления супругов «узнать все»?) Как ветеран-сочинитель «подлинных любовных историй» могу заверить: интерес к добрачным похождениям супругов (а пуще того внебрачным!) непременная основа семейных трагедий.
Вместо этого я обратился к Биллу:
– Парень, это твой последний шанс. Если хочешь оставаться в Голден Руле, то можешь уйти хоть сейчас, но, конечно, не раньше, чем пообедаешь.
После обеда мы сразу же летим на Луну, можешь лететь с нами или остаться здесь.
Билл перепугался.
– А она тоже сказала, что я могу выбирать?
Гвен сразу же откликнулась:
– Конечно, можешь! Но если захочешь поехать с нами, я потребую, чтобы ты всегда вел себя как цивилизованный человек. А не захочешь, так можешь остаться, и вернуться на свою помойку, и доложить Фингерсу, что завалил порученную тебе работенку!
– Я не завалил! Это он!
Очевидно, он имел в виду меня. Я констатировал:
– Ну что же, Гвен! Он на меня в обиде. А мне он тем более не нужен, с ним же хлопот не оберешься. Не исключено, что он когда-нибудь подсыплет яду в мой ужин…
– О, Билл не способен на такое. Правда, Билл?
– Так уж и не способен? А ты помнишь, как быстро он выхватил оружие?
Как я могу верить в невинность его намерений?
– Ричард, прошу тебя! Нельзя же ожидать, что он исправится так уж сразу.
Эта идиотская дискуссия была прервана появлением мистера Кондо, который стал сервировать стол, не забыв и подставку-зажим для нашего деревца. Одной десятой земного притяжения было достаточно, чтобы удержать еду на тарелках и кое-как удержаться на ногах, но не более того. Стулья были привинчены к полу, на них имелись пристяжные ремни, которые можно было использовать по собственному желанию. Они могли оказаться полезными, например, если бы пришлось резать жесткий бифштекс.
Бокалы и чашки оказались закрытыми плотными крышками, а пить из них следовало через узкие носики. Последнее, возможно, наиболее полезное приспособление: ведь, подняв крышку с чашки горячего кофе, вы вполне могли обжечься, поскольку, несмотря на ничтожный вес, кофе, в силу инерции, мог вылиться на вас.
Мистер Кондо, раскладывая приборы, тихо сказал мне:
– Сенатор, не участвовали ли вы в парашютных состязаниях в Солюс Лейкус?
Я воскликнул:
– Конечно, дружище! Вы тоже там были?
Он поклонился:
– Имел такую честь.
– А с чьим снаряжением?
– «Сокрушитель», Оаху.
– О, «Сокрушитель»! – почтительно откликнулся я. – Самый декоративный парашют в истории. Вы можете этим гордиться, старина!
– От имени своих коллег я благодарю вас, сэр! А вы?
– Я прыгал вместе с «Ликвидаторами Кэмпбелла».
Мистер Кондо присвистнул.
– Вот как! Вы, конечно, тоже можете гордиться!
Он вновь согнулся в поклоне и быстро вышел на кухню.
Я хмуро уставился на свою тарелку. Ясно – Кондо узнал меня! Но раз так сложилось и я отрекся от своих товарищей, то нечего щупать свой пульс и себя казнить. Просто надо выплеснуть себя на помойку!
– Ричард!
– Что?.. Ах да, слушаю, дорогая!
– Ты простишь, если я выйду ненадолго?
– Конечно! А ты нормально себя чувствуешь?
– Вполне, благодарю. Но мне следует кое о чем позаботиться.
Она встала и направилась к коридорчику, ведущему и в туалет, и к выходу, такой летящей походкой, которая больше смахивала на танец. При одной десятой притяжения нормально передвигаться можно, лишь используя магнитные подошвы и другие такие же приспособления. Либо иметь долгую практику: не прибегал же ни к каким захватам мистер Кондо: он просто скользил как кошка.
– Сенатор…
– Да, Билл?
– Она, что, свихнулась на мне?
– Не думаю.
Мне захотелось добавить, что я вряд ли буду сильно разочарован, если он упрется и не захочет лететь. Но тут же меня словно ударило: побуждать Билла остаться – все равно что выбрасывать ребенка. У него же не было никакой защиты!
– Нет, Билл, она просто хочет поставить тебя на ноги и сделать таким, чтобы тебя никто не смог порицать. Или за что-нибудь извинять.
Изрекши эту порцию махровой банальности, я вернулся в угрюмое состояние. Я сам себе приносил извинения. Нет, не вслух, а молча, в уме.
Послушай, приятель, ведь то, что ты сотворил, и то, чем ты стал, – на все сто процентов результат твоей собственной вины. Целиком.
А что касается твоего кредита… Да, он чертовски мал. Имей честность признать и это! Но погляди: с чего ты начал и как дошел до звания полковника? С наиболее ублюдочных, гнойных мародерских банд, какие только существовали со времен крестовых походов. Ну и не говори больше о своем «полке»! Да ладно. Но ведь они не были «хладнокровными гвардейцами», не так ли? Теми-то пижонами? Черт, один ведь взвод Кэмпбелла… А, дерьмо!..
Гвен вернулась отнюдь не скоро. Я не засек время, но сейчас часы показывали уже почти восемнадцать. Я попытался встать, что оказалось нелегко при привинченных к полу столе и стульях. Она спросила:
– Я задержала ужин?
– Не слишком. Мы его съели, а остатки скормили поросятам.
– И прекрасно. Мама-сан не оставит меня голодной!
– А папа-сан не пожелал подавать без тебя.
– Ричард! Я предприняла кое-что, не посоветовавшись с тобой.
– А я нигде не читал, что ты обязана со мной советоваться. Но с полицией ты хоть сумела не повздорить?
– Ничего такого. Но ты обратил внимание на вечно шныряющих по городу субъектов в фесках? Это экскурсанты туристической конторы Луна-Сити.
– Так вот кто это такие! А я-то думал, что к нам вторглись турки.
– Считай так, если тебе это больше по душе. Но мы и сегодня видели, как они шастали вверх и вниз по Лейн и Камино, покупая все, что не кусается. Мне кажется, большинство из них не остается здесь на ночь – у них основная программа рассчитана на Луна-Сити и там уже оплачены гостиницы. Вечерние шаттлы наверняка битком набиты…
– Пьяными турками, блюющими в свои фески или храпящими на подушках кресел.
– Вне всякого сомнения. И мне подумалось, что на более ранний шаттл, тот, что летит в двадцать часов, попасть легче. И я купила билеты и зарезервировала места.
– А теперь ты ждешь, чтобы я вернул тебе деньги? Подай заявку, и я пошлю ее в свое ведомство.
– Ричард, я побоялась, что мы застрянем здесь на всю ночь.
– Миссис Хардести, вы продолжаете меня изумлять. Какова потраченная сумма?
– Мы подсчитаем расходы потом. Я просто почувствовала, что пообедаю с легким сердцем, если буду уверена: после обеда мы полетим! И… ох! – она сделала паузу. – Билл!
– Да, мэм?
– Мы приступаем к обеду. Сходи помой руки.
– Чего?
– Ничего. Делай, что я сказала.
– Да, мэм!
Билл покорно встал и поплелся выполнять предписание. Гвен повернулась ко мне.
– Я ужасно волновалась и не находила себе места. Из-за лимбургера[11].
– Какого еще лимбургера?
– Твоего лимбургера, миленький. Он оказался в числе продуктов, которые я унесла из твоего холодильника. Я его в нетронутой упаковке положила на поднос с фруктами, когда мы завтракали. Там было всего около ста граммов. Но после ленча, вместо того чтобы его выбросить, я положила сыр себе в сумку, решив, что мы им чудесно закусим потом…
– Гвен!
– Ладно, ладно! Я спрятала его с целью… да потому, что я и раньше пользовалась им, как оружием! Он намного лучше того, что было в нашем списке. А что, ты разве не считаешь, что тот мерзавец…
– Гвен! Я сам составил «список». Вернемся к нашим баранам.
– Так вот. В офисе мистера Сэтоса, как ты помнишь, я сидела около переборки, закрывающей калорифер. По моим ногам бил поток горячего воздуха, и мне стало очень неуютно, а выключатель оказался совсем под рукой. Я и подумала…
– Гвен!
– Во всем поселении регуляторы тепла и потока горячего воздуха однотипны. И закрыты решеткой в виде жалюзи. А пока где-то там подсчитывали наши сбережения и Менеджер нарочито игнорировал нас, я незаметно отключила поток воздуха и уменьшила нагрев до минимума. Потом открыла решетку, разбросала крошки лимбургера по всей поверхности и лопастями калорифера, а то, что оставалось в пакете, забросала как можно глубже внутрь вентиляционной трубы. Потом перед самым нашим уходом я вовсе выключила нагрев и снова пустила поток воздуха… – Она виновато потупилась. – Но ты ведь не станешь меня укорять?
– Не стану. Но я рад, что ты играешь на моей стороне. Да… играешь.
А ты «играешь»?
– Ричард!
– Но я еще более рад, что у нас зарезервированы места на следующий шаттл. Интересно, как скоро Сэтос почувствовал озноб и вновь включил обогрев?
То, что было подано на обед, оказалось изысканной пищей, и я воздал ей должное, хотя не знал названия ни одного из блюд. Мы уже приблизились к стадии отрыжки, когда возник мистер Кондо и, наклонившись к моему уху, тихо сказал: