— Посчитайте нас.
— Уже посчитали, — официант вырвал из книжечки листок.
Я потянулся за ним.
Когда я приходил в ресторан один, денег с меня не брали, а если кого-нибудь приглашал, то рассчитывался по ценам бизнес-ланча (самым низким).
— Артур, счет блондину дай, блондину! — крикнул из двери своего кабинета Арчил.
— Артур, блондин ни при чем. Я угощаю! — крикнул я. — Дай сюда, — я взял у официанта счет.
Посмотрел. Сумма заоблачная.
— Георгий Николаевич, дайте мне, — сказал Вадим.
— Отдохни, Вадим.
Пошел в кабинет к Арчилу. Арчил сидел за столом красного дерева. Я положил перед ним счет:
— Арчил, посмотри. У Артура по математике в школе, наверное, были одни двойки.
— Артур очень грамотный человек.
— Откуда такая сумма взялась, за что?
— Гия, я человек творческий и у нас ко всему подход неординарный. Для советского кинорежиссера одна цена, а для бизнесмена, который комплексы строит, — другая. Артур еще, из особого уважения к тебе, мало написал. Не ценишь ты хорошего отношения.
— Арчил, я его пригласил.
— Что за манера все руками хватать! Зачем надо было у блондина отнимать? — раздраженно сказал Арчил и порвал счет. — Подарок!
Когда мы уходили, Артур провожал нас до двери, а по дороге ворковал:
— Всего доброго, Вадим Евгеньевич! Приходите еще, Вадим Евгеньевич! Рады будем вас видеть, Вадим Евгеньевич!
Когда вышли, я спросил:
— Вадим, ты что, заплатил?
— Да.
— Когда ты успел? — удивилась Галя.
— Когда ты пудриться ходила.
Не все, что задумали, нам удалось снять на этой картине. Был в сценарии такой эпизод. Когда «Фортуна» отправляется в рейс с грузом в Москву, в рубке на панели Фома находит мобильный телефон. Откуда этот телефон взялся, ни Толик, ни Петрович не знают. На второй день пути телефон звонит, и властный голос спрашивает:
— Фома Арчилович?
— Да.
— Телефон получили?
— Да.
— Вы когда у седьмого плавкрана будете?
— Второго, к вечеру, извините, а с кем я говорю?
— Это вам знать не обязательно. У седьмого плавкрана примете контейнер и доставите до старой балки. Там вас будут ждать. Контейнер не открывать и близко к нему не подходить. Как поняли?
— А что в контейнере?
— И это вам знать не обязательно.
— Нет. Обязательно. Неизвестные грузы на борт не беру.
— А этот возьмешь, господин Беридзе, — голос называет настоящую фамилию Фомы.
— Я не Беридзе, я Каландадзе.
— Кончай жужжать, генацвале. Нам о тебе все известно, дорогой. Пока только нам. Ты меня понял?
— Понял.
Берег реки. Ночь. В луче прожектора видна пришвартованная баржа и стрела крана, опускающего в носовой трюм большой контейнер.
Река. Ночь. Луна. Баржа в движении. Крышка носового трюма отодвинута. Из трюма торчит контейнер. На краю трюма сидит Толик и напряженно прислушивается. Фома выглядывает из рубки:
— Толик, отойди от груза!
Толик жестами призывает его к тишине. На цыпочках идет к лестнице, заходит в рубку, закрывает дверь.
— В чем дело? — спрашивает Фома.
— Тс-с! — шепчет Толик. — Там люди!
— С чего ты взял? — спрашивает Фома.
— Дышат и сопят. Рецидивисты это, которые вчера из Саратовского СИЗО сбежали! По телику передавали.
Фома достает из кармана телефон.
— Не надо, Арчилыч, — остановил его Толик. — У них бабки. Менты бандитов отпустят, а нас посадят. А так мы ничего не знаем. Взяли ящик, отдали ящик.
Фома тяжело вздыхает, бросает телефон на панель.
Рассвет. Баржа причалена к паромному съезду. Мощный автокран опускает на берег контейнер, извлеченный из носового трюма. Рядом с краном возле джипа стоят двое в черных костюмах. Едва контейнер касается земли, мужчины открывают запоры и отодвигают стенку. Из контейнера появляется еще один (третий), в костюме жокея, под уздцы он выводит красивого белого коня, запрыгивает на него и мчится прочь по степи в сторону восхода. За ним, поднимая пыль, катят джип и автокран. Откуда этот конь? Кто эти люди? Мы так и не объясняем.
Этот эпизод я так подробно описал, потому что мне он нравился. А снять его нам не удалось. К сожалению.
И еще не удалось снять эпизод «Аэростаты». По сценарию, когда в Москве Маша поссорилась с Вадимом и убежала, Толик продал чемодан с компроматом и на все деньги запустил над Москвой несколько десятков аэростатов с надписью: «Жду тебя в Твери. Твой козлик Валя». Снять десятки аэростатов смета не позволила. И в фильме над Москвой летает один дирижабль.
По сценарию, в чемодане с компроматом, который оставил на «Фортуне» сбежавший бандит, среди прочих бумаг была фотография: кандидат в губернаторы Митюков с голыми девушками. Варианта было два. Сделать фотоколлаж или снять все самим. Решили, что сами снимем. Эрик Вайсберг, наш исполнительный продюсер, спросил:
— Просто натурщицы или балерины?
— Почему балерины?
— Может, Георгий Николаевич захочет, чтобы они ногами дрыгали?
— Не захочу.
На следующий день маленькая, сухонькая женщина в очках и строгом костюме привела ко мне в кабинет трех молодых девушек.
— Знакомьтесь, — сказала она. — Рита, Инга, Валя.
В кабинете кроме меня были Юра Рост и Миша Баландюк (фотограф). Девушки разделись. И мы начали придумывать композиции. Юра в рубашке и брюках сидел на диване, а обнаженные девушки садились ему на колени, обнимали, принимали соблазнительные позы. Юра чувствовал себя неловко, сердито пыхтел. После каждой картинки он говорил:
— Николаич, может, хватит?
— Нет, не хватит! Все не то, — строго говорила Арина Михайловна (так звали сухонькую женщину). — У вас, господин мой хороший, лицо постное, брезгливое, а должна быть страсть, вожделение!
До перестройки Арина Михайловна преподавала политэкономию в Институте культуры.
— А может, им лечь у его ног? — неуверенно предложил я, чтобы хоть что-то предложить.
— Нет. Это детский сад! Завтрак на траве, — не соглашалась Арина Михайловна. — Есть вариант! Валя, ты садись клиенту на плечи и обними ногами. А Инга и Рита садитесь так, чтобы его ноги оказались между вашими ногами. Хоть намек на что-то появится.
— Пусть Инга на шею сядет, у нее ноги короче, — сказала Валя.
— Все, Николаевич! — Юра встал. — Там есть из чего выбрать. Обойдемся без ног на шее.
— Ладно. Съемка окончена! Спасибо, девочки. Одевайтесь, — сказал я.
— И это все? — удивилась Валя.
— Все.
— Надо же! Век бы так работать! — сказала она. Встретился я с Валей осенью в клубе «Шатильон».
Во время перестройки напротив «Мосфильма» открыли казино. Назвали его в честь французского замка «Шатильон». У входа поставили скульптуру Леонова в роли Доцента из фильма «Джентльмены удачи». А вдоль тротуара большие портреты киноактеров и режиссеров (был там и мой портрет). Я ходил в казино и играл там. Часто играть я мог только потому, что хозяин «Шатильона» Николай Садулович Цховребов много проигрывать мне не давал. Элегантный и обаятельный Садулыч (так я его называл) иногда около полуночи подходил и спрашивал:
— Георгий, сколько проиграл сегодня?
— Сто двадцать. И сто взял в кредит (все расчеты в казино были в долларах).
— Двести двадцать?
— Двести двадцать.
— Ну, еще 50, чтобы в хорошем настроении ушел, — говорил Садулыч. — Дайте Данелия кредит на двести семьдесят.
Мне приносили на подпись бумагу и давали фишки. Садулыч ставил все на черное или на красное, а так как человек он был везучий, сразу же все отыгрывал.
— Все, Георгий, сегодня больше не играй.
Садулыч разрывал кредитную бумажку, а я в кассе получал свои сто двадцать и пятьдесят для хорошего настроения. В итоге на круг я оставался при своих.
Вообще-то я в любых играх невезучий, почти всегда проигрываю. (Удачливый я в кино, там мне везет.) И я, конечно, никакой не игрок. Игрок идет в казино выиграть, а я ходил, чтобы провести время. Играл осторожно, можно сказать трусливо, чтобы сразу все не проиграть и не нервничать. А в ту ночь, когда встретил в казино «Шатильон» Валю, впервые понервничал основательно. Играл в рулетку, ставил на свои любимые цифры: 8, 13, 17, 33. Кто-то сзади подсказывает:
— На одиннадцать поставьте.
Терпеть не могу, когда подсказывают. Выпало 19. Опять начал ставить на свои цифры.
— Режиссер, теперь на 29 ставьте. Ставьте все. Точно 29 будет.
Поставил одну фишку на 29. Оглянулся. Натурщица Валя.
— Не узнаете? — спросила она. — Я Валя. Это меня Арина хотела на шею тому импотенту посадить.
Между прочим. Юрий Рост, по моим сведениям, до сих пор казанова.
— Узнаю, здравствуй.
Выпало 31.
— А я просвистелась. Режиссер, у меня кроме вас здесь никого знакомых нет. Дайте шесть фишек (фишка пять долларов). На пять минут. Сейчас отыграюсь и отдам.
— Со стола не дам. Плохая примета.
— Да ну, это байки для бабушек и дедушек.
— А я и есть дедушка, — достал из кармана двадцать долларов. — На, больше у меня нет.
— Сейчас отдам, не бойтесь, — и она ушла.
Давать из кармана тоже оказалось плохой приметой. И я все проиграл. Пошел в кассу, взял кредит. Поставил. Проиграл. Взял в кредит еще сто. Опять поставил, опять проиграл. Осталось две фишки.
— У меня стрит, а у этой дуры — флэш, — опять Валя. — Дайте еще пять. Чувствую. Я ее порву!
— Нету. Всего две фишки, — и поставил эти фишки на 13.
— А вы из кармана.
— И в кармане нет.
Дилер запустил колесо.
— Сколько проиграл, Георгий? — к нам подошел Садулыч.
— Пока не знаю.
Шарик выпал на 8.
— Вот теперь знаю. Когда пришел, было сто, и триста взял в кредит.
— Ну и пятьдесят для хорошего настроения, — сказал Садулыч. — Кредит Данелии — четыреста пятьдесят, а мне виски с содовой!
— Режиссер, и для меня возьмите сто (тогда это были немалые деньги). Завтра отдам, — тихо попросила Валя.