«Сколько ж это может продолжаться?» – Светлана прикрыла глаза, прислушавшись, как застонало сердце.
– Был, – сказала она, имея в виду только Петра.
Тот, первый, перестал существовать для нее еще до их не вызвавшего потрясения развода, хотя они до сих пор поздравляли друг друга с Новым годом. Но Светлана забывала назвать его, когда разговор заходил о мужьях…
– Ушел?
– Умер, – ответила она коротко. С чужой – о Пете? Просто немыслимо.
Но Роза не выразила сочувствия.
– Успел уйти, не растоптав? – Она оскалилась, потом впилась в сигарету, будто рот себе заткнула.
Светлана сдержанно заметила:
– Не все топчут друг друга.
– Вам повезло повидать таких?
– Мы сами были такими.
– И долго прожили?
– Мы бы еще долго так прожили!
Резко откинув исходящую дымом руку, Роза расхохоталась:
– Блажен, кто верует!
– Вот именно, – подтвердила Светлана. – Мы верили друг другу. Мы были настоящими друзьями.
– Но спят-то не со своими друзьями.
Светлана поискала глазами пепельницу, ей хотелось скорее погасить сигарету и покинуть этот дом, на стены которого налипла ненависть, вот отчего так трудно дышится. О Глебе впервые подумалось с состраданием: «Каково же ему здесь? Впрочем, он сам устроил себе эту жизнь».
Будто сломав затвердевший от одиночества голос, Роза попросила совсем тихо:
– Не уходите.
– Что?
– Не уходите… Прямо сейчас. Посидите еще чуть-чуть. Что вам стоит?
– Неужели вам в радость наш разговор? – Светлане никогда не верилось, что можно получать наслаждение от собственной злости.
Заострившееся лицо дрогнуло:
– Какая там радость… Я уже и забыла, что это такое. Но от вас что-то такое исходит…
– Головная боль, – подсказала Светлана.
– Успокоение. Может, вы действительно из тех, кому повезло…
«Катя там с Женькой. Они и не заметили, что я исчезла. Это мое везение?» – у нее запершило в горле. Она спросила у Розы:
– У вас выпить найдется?
– Да сколько угодно, – усмехнулась та.
Глава 25
Почему-то вспомнилось из Рождественского, давным-давно не перечитываемого: «Так тихо в мире, так тепло…»
Когда-то ей нравились эти стихи, но потом, когда они совпали с жизнью…
«Устанешь думать обо мне» – кажется, так там было.
Много ли Глеб думал о ней, чтобы устать?
– И как ты живешь с этим?
Сосредоточив взгляд на новой подруге (в какой момент возникло это ощущение родства?), Роза воскресила простое движение губ, от которого давно уже отвыкла, – улыбнулась настоящей улыбкой. Не так она теперь приветствовала мужа, скорее, скалилась и сама ужасалась тому, как выглядит в эти минуты ее лицо.
– Да вот живу как-то…
Отзвук тоски был различим так явственно, что ей самой стало неловко: Светлана может решить, будто в ней нуждаются как в жилетке, в которую хочется выплакаться. Но ведь Роза не для того сначала сбила ее, мгновенно сообразив, как можно объяснить помятый капот, если начнут вынюхивать обстоятельства Нининой гибели… Потом притащила сюда.
– Тебе хотелось убить его?
Светлана спросила об этом таким будничным тоном, что сразу поверилось – не осудит. И Роза ответила так же запросто, избежав экзальтированности:
– Сколько раз.
– Теперь ты растягиваешь удовольствие?
– Ты поняла…
– Мы ведь живем под одной крышей.
У Розы вырвалось злое:
– Они тоже жили со мной так… Или я с ними. Это еще не делало нас семьей.
Покачивая тягучее тепло коньяка, заполнившего маленькую рюмку, Светлана протянула, наслаждаясь подзабытым состоянием нетрезвости:
– Ты ненавидела их, какая тут семья. А между мной и тобой ненависти нет, чтобы вы знали. Хоть ты и пыталась меня задавить.
– Я не пыталась!
– Конечно, нет. Это я так шучу. Неудачно.
– Давненько я не смеялась… Этот урод перестал забавлять меня.
Светлане вспомнилось: «Рената говорила, что таких красавцев еще поискать».
Подавшись к ней, Роза прошептала, присвистнув в незакрытое горлышко бутылки:
– А мне ведь ничего не стоит прикончить его в любой момент!
– У тебя есть яд? – заинтересовалась Светлана.
Ей вдруг до отвращения ясно представилась сцена из детектива, который можно начать в любой момент. При всем ее нежелании заниматься этим книжка получилась бы куда приличнее, чем у бригады борзописцев, что строчат теперь под ее псевдонимом. Из них и журналисты были никудышные, а они еще и в писатели подались…
– Достаточно ввести воздух в вену. Никто и расследовать не будет… Чего проще? Он ведь даже не дернется. А я, дура, все решиться не могу! Сколько раз думала об этом, как продохнула бы без него наконец, а рука не поднимается, вот что обидно. Знаешь, чего боюсь? – Вытянутое пятно подобралось еще ближе. – Вдруг он мне сниться будет? От таких снов и свихнуться можно…
– А вылечить его можно?
– Вылечить? – Резко отклонившись, Роза посмотрела на нее с подозрением. – Ты хочешь его вылечить?
– Я? Мне-то это зачем? Я его и не видела никогда.
– А хочешь посмотреть?
У Светланы вырвалось:
– Нет! Зачем это?
Роза рассмеялась:
– Да ты не бойся, он же ничего не может ни сказать, ни сделать.
– Сейчас… А вдруг он когда-нибудь…
– Это вряд ли. Хотя шанс есть, врач говорил, операция может помочь. Только кто расстарается-то? Уж точно не я… Мой прекрасный муж так и будет лежать, как бревно, пока не сдохнет.
– Когда?
– Что? А, этого никто не знает. Говорят, что может долго так протянуть. Но в принципе может в любой момент…
Светлана смочила коньяком губы, прочувствовала, как защипало кожицу, но это ощущение было слишком слабеньким, оно не перебило желания спросить:
– И ты готова за ним ухаживать? Молодость-то проходит, чтоб вы знали…
– Ты предлагаешь…
– Ну, что ты. Я понимаю, как тебе страшно.
– Понимаешь? Так, значит, тебе тоже хочется кого-то…
– Нет! Нет, что ты…
– Кто-то мешает тебе… Сестра?
Светлана ужаснулась:
– Нет! Как ты могла…
– Племянница?
– Давай-ка прекратим этот разговор.
– Значит, она. – Свободным движением бывшей балерины Роза откинулась в кресле, слегка опустила веки, словно вглядывалась во что-то внутри себя.
Стряхнув с руки пролившийся коньяк, Светлана заторопилась:
– Ты какой-то бред несешь, мне даже слушать страшно. Женька – наша с сестрой радость, заинька наша.
– В смысле, глаза косые?
– Не болтай! Неужели ты ее ни разу не видела? Она у нас красавица, умница…
– Мужика у тебя уводит?
– У меня нет мужика…
Роза рывком выпрямила спину:
– Я поняла.
– Ничего ты не поняла! Что ты могла понять?
– Закуси конфеткой, мы с тобой обе уже пьянущие… Еще немного и в постель полезем.
– О! Это не по моей части. – Светлана с облегчением засмеялась: от самого страшного разговор уже ушел.
Роза усмехнулась:
– Откуда ты знаешь, если не пробовала?
– Дай-ка и вправду конфетку… Пора мне домой топать, они уже, наверное, с ума сходят.
– Если заметили… Может, им там и без тебя неплохо!
– Надеюсь, заметили.
Осторожно пробираясь вдоль дома, она несла эту надежду, как воду в пригоршне, опасаясь расплескать. Но еще больше боясь того, что донесешь, а окажется, никто и не хочет пить. Что может быть страшнее ненужности?
Дом встретил ее тишиной, и Светлана взмолилась, подтаскивая непослушные ноги: «Только бы Катёнка спала, только бы оказалась тут…» Она не задавалась вопросом, куда могла бы исчезнуть девочка, пока ее названая мать напивалась с чужим человеком, но ощущение непростительной вины стекало тяжестью, накапливаясь в ступнях, которые уже немели и отказывались повиноваться. Как подняться на второй этаж?
Можно было крикнуть снизу, как обычно делала Рената, возвращаясь, и немедленно кто-нибудь, чаще всего Светлана, откликался, спешил навстречу. Но услышанные от Розы слова – «Может, им там и без тебя неплохо!» – цепко держали этот приветственный крик. Ей хотелось подкрасться неслышно, заглянуть, оставаясь незамеченной, и (большего счастья и вообразить нельзя!) увидеть Катюшкину мордочку всю в слезинках тоски по ней, Светлане…
Кажется, никогда еще она не взбиралась по этой лестнице с таким трудом. Беспорядочно колотилось сердце, дыхание сбивалось, и что-то похрипывало в груди… Светлана тянула за собой тяжелую цепь упреков: «Напилась, сволочь паршивая… Захотелось почувствовать себя свободной женщиной? А кто недавно выл ночами от этой самой свободы? Сама же вцепилась зубами в эту девочку, что ж теперь-то?»
Взгляд ее полз по ступеням на полшага впереди, и потому она едва не наступила на сидевшую на площадке Ренату. На руках у нее, приоткрыв ротик и безвольно свесив руку, спала Катя.
– Ты? – прохрипела Светлана, сраженная неожиданным коварством сестры. – Она с тобой?
– А с кем же ей быть, а? – холодно поинтересовалась Рената. – Женька умчалась, ты где-то шляешься, а мне по вашей милости встречу с клиентом пришлось перенести. Терпеть этого не могу. – Она громко потянула носом. – Ты нажралась, что ли? Обалдела совсем? С чего вдруг?
Опустившись с ней рядом, Светлана пальцем погладила свесившиеся волосики девочки:
– Меня машина сбила, чтоб вы знали.
Рената ахнула:
– Да ты что? Что ж ты меня не вызвала?
– Я не взяла телефон.
– А, ну да, я же тебе звонила, труба твоя в комнате вовсю трезвонила. У тебя ничего не сломалось?
– «Смалялось». Помнишь, Женька так говорила?
– Она много чего говорила. Так ты…
– Ничего мне не сделалось. А кажется, будто меня всю искалечило.
Рената попыталась заглянуть ей в глаза, но Светлана не поднимала их.
– Что это значит?
– Знаешь, кто меня сбил?
– Ну?
– Она. – Светлана кивнула на стену. – Его жена.
Вырвавшийся у Ренаты звук был не то вздохом, не то стоном, Катя заворочалась, расслышав его сквозь пелену некрепкого детского сна. Светлана предупреждающе приложила палец к губам: