Кошки остановились. Своего собрата трогать они не хотели. Вперед вышел сфинкс, бережно отстранил с дороги маленького защитника. Александр перекатился и вновь вскочил на ноги, зашипел. Свита всколыхнулась, радостно подбираясь, и мальчик понял: надо бежать.
Он помчался в сторону парка, а рядом тут же очутился Александр, понесся большими прыжками. Но преследователи не отставали. Вопя и воя, кошки гнали их к клубящейся тьме. Вдруг в окне одного из домов мелькнуло знакомое лицо — ослепительно-белое на черноте стекла. Мальчик, не раздумывая, свернул туда. Подскочил к стене, прижал к окну ладони. То обожгло холодом и, Тимка почувствовал — поддалось. Он вкатился в комнату первого этажа. Следом изящно впрыгнул Александр.
Окно затянулось, теряя прозрачность. Мальчик сидел на полу, ошалело тряся головой. Подле, приветливо улыбаясь, стояла Марья — серая девочка из серого города. Александр чихнул, фыркнул, брезгливо потряс левой лапой и принялся ее вылизывать.
Тимка поднялся, оглядываясь. Он ожидал встретить здесь комнату с привычной обстановкой, только лишенную красок, но увидел однотонные щербатые стены, будто очутился внутри полого кирпича.
— Где я? — спросил он Марью.
Девочка поморщилась.
— Хочешь спросить, «где мы»?
— Ой, — Тимка спохватился, отступил к Александру. — Да, конечно! Раз для тебя так важны детали…
— Плохо, что для тебя они не важны. Это город брошенных.
— Кошек?
Марья покачала головой.
— Кошек, людей, лошадей, собак… Всех. Для каждого из них — свой кусок города.
— И что мы тут делаем? — растерянно произнес мальчик.
Марья уперла руки в бока.
— Ты же собирался отделаться от Александра! Он все равно бы попал сюда. Я просто сделала его путь короче.
— А я? Разве я брошенный?
Она не отвечала.
— Отправь нас домой, — твердо сказал Тимка.
Девочка вздохнула.
— Какой в этом смысл? Александр все равно сюда вернется.
— Нет, не вернется! Я не позволю. — Мальчик сжал кулаки. — Никому и никогда не позволю его выбросить!
— И как ты это сделаешь, можно узнать? — насмешливо спросила Марья.
— Как угодно! Я… я уничтожу того, по чьей вине так случилось.
— Тот, по чьей вине это случилось, ты сам, — жестко сказала девочка. — Рассказать тебе, как все будет? Ты явишься домой с Александром, а через день, два, три, когда уйдешь в школу, кот просто исчезнет. Пойдет гулять и пропадет навсегда. Чтобы не растаивать тебя, взрослые всё устроят тайком.
— Но это же подло! — воскликнул Тимка.
— Кто бы говорил, — презрительно хмыкнула девочка.
— Я буду бороться, — заявил он. — Открыто и честно. Скажи, это ты привела нас сюда?
— Ты догадливый!
— А можешь привести еще одного человека?
Марья, подумав, кивнула.
— Если он когда-нибудь подходит к окну…
— Курит на лоджии каждый вечер! — перебил ее Тимка.
— Зачем только, к примеру, — она прищурилась, — мне так делать?
Мальчик растерялся на миг, но тотчас снова взял себя в руки.
— Но зачем-то ты все это затеяла? Неужели не можешь помочь, если по-человечески просят?
— Ну, если по-человечески… — улыбнулась девочка. — Кого ты хочешь, чтобы я привела?
Марья ушла. Вместе с девочкой, мгновенно исчезнувшей из комнаты, пропал и боевой азарт Тимки. Мальчик сел у стены, подобрав колени, опустил подбородок на сомкнутые ладони и глубоко задумался. Александр, закончив умываться, подошел к нему и потерся мордочкой о бок. Тимка погладил кота.
— Понимаешь, какая вещь, — сказал он старому другу, — это мы с тобой, выходит, брошенные, а он — нет.
Следовало, наверное, спросить у Марьи, но Тимка понял всё сам, и понимание, пришедшее неожиданно, не принесло мальчику радости: его оставила мама, променяв на Болеслава Григорьевича, от Александра отказались вообще все, а довольного, сытого, богатого и хорошего заграничного «принца» никто по доброй воле за порог не выставит. Марья могла привести сюда Болеслава Григорьевича, но вряд ли сумела бы заставить того остаться.
— Я ничего не посмею с ним сделать, — безнадежно прошептал Тимка, прикусив ноготь на указательном пальце. — Он, взрослый и сильный, не станет меня слушать. А то накричит и ударит! А потом просто уйдет, и ничего не изменится…
Александр, склонив голову, внимательно посмотрел на Тимку. Потом внезапно прыгнул к окну и, легко пройдя сквозь темное стекло, пропал из виду. Мальчик вскочил, подбежал к стене. Ладони, коснувшиеся стекла, обожгло холодом, но сопротивления они не встретили, вслед за котом Тимка очутился на улице.
Александра простыл и след. Сфинкса и его свиты тоже не было видно. Тимка стоял один посреди бесцветной улицы и тихонечко скулил, ненавидя собственное бессилие.
— Сфинкс! — закричал он. — Сфинкс!
Пусть уж лучше местные его растерзают, чем пропадать одному в унылой серой пустоте! Как мог Александр его оставить?
Сфинкс явился на зов. Пришел один, гордо выступив из-за стены Нэтиной пятиэтажки, неспешно приблизился к мальчику. Сощурив человечьи глаза, спросил:
— Зачем звал?
В голосе сфинкса не было ни гнева, ни злости.
— Помоги мне, пожалуйста! — Тимка молитвенно сложил ладони. — Помоги, очень тебя прошу!
Сфинкс молчал, смотрел выжидательно.
— Всех вас обидели люди, тебя и твоих… — мальчик запнулся, — собратьев, — закончил он. — Вас предали и бросили, оставили здесь навечно. Ты не любишь меня и других людей, но Александр-то в чем виноват?! Если ты не поможешь, он тоже не сумеет отсюда уйти. Я знаю, знаю, с вами поступили плохо, но его-то за что наказывать?! Вам не дали сделать выбор, но у Александра шанс есть…
— Чего ты хочешь от меня? — перебил сфинкс торопливую сбивчивую речь мальчика.
— Помоги мне справиться с моим врагом, — набравшись храбрости, выпалил Тимка, — тогда Александр сможет вернуться домой.
— А что взамен, человечий детеныш?
Тимка вздохнул.
— Я готов остаться, уйду к другим брошенным людям жить в их секторе города.
Сфинкс покачал головой.
— Ты и так это сделаешь, человечек. Тебе нет дороги назад. Ты ведь знаешь об этом?
Тимка молчал.
— Но даже если бы ты предложил нам что-то взамен, — продолжал его собеседник, — мы все равно не стали бы тебе помогать. Кошки не вмешиваются в жизнь людей. Они за ней наблюдают. Прощай!
Развернувшись, сфинкс величаво удалился. Тимка остался один на пустынной улице. Впрочем, ненадолго. Марья сдержала слово. Серый воздух будто сгустился перед ним, и оттуда спиной вперед вывалился человек. Мальчик его сразу узнал: Болеслав Григорьевич в отглаженном костюме и при галстуке медленно поднимался с земли.
Тимку передернуло. Даже дома Болеслав Григорьевич никогда не ходил по-людски: в уютном халате и мягких тапочках. Он вечно выглядел так, будто готовился заключить сделку на миллион. Наверное, поэтому он и был богатым…
Болеслав Григорьевич огляделся. Ни тени удивления не промелькнуло в его взгляде. Лишь верхняя губа дернулась вверх, обнажая ровные белые зубы, за которыми он, как и за руками, тщательно ухаживал.
— Это сон? — спросил Болеслав Григорьевич.
Мальчик замотал головой.
— Не сон? Тогда что?
— Город брошенных, — выдохнул Тимка. — Место, куда вы хотели отправить Александра.
— Чушь! — отрезал мамин «принц». — Твой кот, ты с ним и разбирайся.
— Уже разобрался. Я его не брошу.
— Никто не просит тебя бросать, — утомленно вздохнул Болеслав Григорьевич. — Найди ему новый дом, новых хозяев, все будет прекрасно.
— Может, это вам лучше найти новый дом? — Тимка выпрямился, шагнул вперед.
Прежде мальчик стоял, сутулясь, смотрел себе под ноги, говорил тихо. Он не боялся Болеслава Григорьевича, но опасался его, как и всего непонятного, чужого, таящего угрозу.
— Что?! — От подобного обращения «принц» опешил. Затем дыхание его участилось, бульдожьи щеки налились краской, нижняя челюсть выдвинулась вперед. Он стал больше, крепче, опасней. — Ты мне хамить будешь, сопляк?!
Тимка тряхнул головой и спрятал руки за спину — не хватало еще, чтобы враг видел, как дрожат пальцы.
— Хамить не буду, — сказал мальчик срывающимся голосом. — Но Александра вышвырнуть не позволю.
— Ты… — Лицо Болеслава Григорьевича перекосилось, в нос Тимке ударил резкий запах пота, разом перебивший аромат дорогого одеколона. — Ты решил мне указывать? Вздумал покомандовать тут? Я тебя и мать твою из милости подобрал, денег вам даю, за жилье плачу, в люди хочу вывести из вшивого этого городишки, а ты…
— А я не хочу в люди, — тихо сказал мальчик. — И маме подачек ваших не надо. Не верите? Ладно. Но когда она узнает, что вы о нас думаете, мигом укажет на дверь.
— Она ничего не узнает!
Болеслав Григорьевич как-то очень быстро очутился рядом. Тимка даже моргнуть не успел, а крепкая рука с массивным золотым перстнем на безымянном пальце уже ухватила его за ворот.
— Ничего не узнает. Все будет, как я спланировал: отъезд, свадьба, новая жизнь. Тебе в ней, может, и найдется место, если научишься уважать старших!
Накручивая ткань на кулак, Болеслав Григорьевич притянул мальчишку к себе. Он оказался очень сильным. Тимка пытался упираться в асфальт, но ноги скользили.
— Давно стоило заняться твоим воспитанием! Сейчас и начнем. Мамочка не будет вмешиваться, это хорошо.
Вторую руку Болеслав Григорьевич сжал в кулак и поднес к самому лицу мальчика.
Тимка зажмурился.
— Ну так что, — услышал он веселый голос своего мучителя, — бросаешь свою блохастую тварюгу, и мы едем домой?
Сердце в Тимкиной груди гулко бухало, подленький липкий холодок полз по спине, занемели пальцы. Ему очень хотелось кивнуть. Пусть судорожно, один раз, но чтобы все прекратилось! Чтобы ворот свитера перестал сдавливать шею, чтобы Болеслав Григорьевич шагнул прочь, унося с собой мерзкий табачный запах, чтобы он, Тимка, очутился в кровати с подушкой на голове и не помнил ничего-ничего, не плакал, не жалел, чтобы все само собой уладилось…