Из здания Арсенала заторопился к машине встречающий Каминова чиновник.
– Президент ждет вас, господин маршал. В своем личном кабинете, как вы просили.
– Хорошо. – Каминов указал на Соловьева. – Полковник – мой помощник. Он будет меня сопровождать.
– Конечно. – Глаза чиновника нервно сверкнули в сторону Соловьева. Случаи, когда на встречу с президентом в последний момент допускались дополнительные участники, были крайне редки. А значит, за этим офицером следует приглядеть. И, возможно, его надо опасаться. Чиновник кивнул в сторону Арсенала. – Не согласитесь ли следовать за мной, господа?
Кабинет российского президента помещался в довольно-таки небольшой комнате, скорее захламленной, чем обставленной. Большой письменный стол с мраморной крышкой, несколько плюшевых кресел, более современный и безликий стол с компьютером – все это помещалось на небольшом пространстве, устланном армянским ковром ручной работы. Тяжелые занавеси закрывали полукруглое окно, выходящее во внутренний двор Арсенала. Остальные стены были завешаны фотографиями президента – седоволосого мужчины с мальчишеским выражением лица, улыбающегося лидерам других государств во время разнообразных встреч на высшем уровне.
Только приглядевшись как следует, можно было понять, что теперешний обитатель этого кабинета – тот же самый мужчина, который снят на фотографиях В последнее время на президенте начинало сказываться то чудовищное напряжение, с которым неизбежно связано управление страной, которой вообще едва ли возможно управлять. Его густые седые волосы начинали редеть, глаза были красными, взгляд рассеянным. Новые морщины, появившиеся на лбу и в углах рта, придавали ему изможденный вид.
– Рад видеть вас, Юрий, – в словах президента слышалось больше энтузиазма, чем в его тоне. Президенту приходилось постоянно чем-то расплачиваться за то, что Каминов оказывал поддержку его политическим и экономическим реформам, а он был человеком, который терпеть не мог быть кому-то чем-то обязанным.
– Господин президент, – Каминов указал рукой в сторону Соловьева. – Я не думаю, чтобы вам уже приходилось встречаться с полковником Валентином Соловьевым.
– Нет, кажется, не имел удовольствия. – Президент сделал паузу, явно роясь в памяти. Глаза его сузились – Но я слышал много... интересных... вещей об этом молодом офицере. Вы были первым среди своего выпуска в Академии имени Фрунзе, так?
Соловьев покачал головой.
– Вторым, господин президент. Но человек, который был первым, погиб в Афганистане. А я выжил. – Полковник усилием воли прогнал от себя мысли о погибших, покалеченных людях, о горящих, разрушенных деревнях. Годы постоянных боев, нападений, зверств. И все это зря.
Президент внимательно смотрел на полковника, как будто ожидая, что тот скажет что-нибудь еще. Затем он понимающе кивнул. Очень немногие ветераны Афганистана любили распространяться о своем боевом опыте. Любые воспоминания об этой ужасной войне были горестными. Президент указал на два стула, стоящих перед его столом.
– Садитесь, господа. Приступим к делу, не так ли?
Они сели.
– Итак, маршал, что же такое срочное привело вас ко мне, что не могло подождать до очередного заседания Совета обороны?
– Судьба нации, господин президент, – безо всякого выражения ответил Каминов. – Именно этот не терпящий отлагательства вопрос мы должны обсудить. И решить.
Президент удивленно понял бровь. Рука его как бы сама собой переместилась ближе к стоящему на столе телефону. Глава Генерального штаба вряд ли пытается устроить здесь государственный переворот, имея рядом лишь одного офицера. Но последние несколько лет в России случались и гораздо более странные вещи.
– Может быть, вы объясните ваши слова?
– Конечно. – Каминов нахмурился. – Любой, кто смотрит на мир открытыми глазами, не может не заметить опасностей, подстерегающих Россию этой зимой. – Маршал начал перечислять их, загибая пальцы. – Голод и анархия в городах. Хаос и бандитизм в сельской местности. Наши фермеры прячут необходимое стране продовольствие. Наши заводы и фабрики ржавеют в бездействии.
– Со всеми этими проблемами мы сталкивались и до сих пор, и выжили, Юрий. Что конкретно имеете вы в виду сегодня?
– Если долго балансировать на краю пропасти, господин президент, рано или поздно обязательно сорвешься вниз. – Каминов наклонился вперед. – В этом году дела обстоят совсем по-другому. Начать хотя бы с того, что мы не получим больше гуманитарной помощи от Германии и Франции, не говоря уже об Америке. У них слишком много своих собственных проблем, чтобы заниматься еще и нашими. Я прав?
– Правы. – Президент выглядел обеспокоенным. – Я говорил е ними со всеми. Видит бог, они по-прежнему вежливы, но это вежливость с пустыми руками.
– Именно так. – Каминов казался довольным тем, что президент соглашается с ним. – А это означает, что мы не сможем больше справляться с нашими бедами благодаря поддержке извне. Мы должны поддерживать порядок своими силами. Всеми силами, какие только имеются в распоряжении государства.
Маршал легонько стукнул кулаком по столу, как бы желая придать более веское звучание тому, что сказал.
– А эти самые силы разваливаются на части прямо на наших глазах. – Он поглядел на Соловьева. – Вы захватили с собой рапорты, полковник?
Соловьев молча открыл "дипломат" и передал увесистую пачку документов своему шефу.
Каминов подвинул их через стол к президенту.
– Прочтите это! Забастовки милиции в Санкт-Петербурге, Волгограде и Екатеринбурге. Мятежи с требованием повысить оклады в двух мотострелковых дивизиях. В десятках других подразделений – убийства подчиненными своих офицеров.
Президент подвинул бумаги обратно к маршалу.
– Я читал эти рапорты, Юрий.
Каминов сурово взглянул на него.
– Значит, вы должны понимать, насколько важно опять взять в свои руки контроль над силами безопасности государства. А также восстановить контроль на железных дорогах и других транспортных магистралях. Мы должны предпринять действенные меры, чтобы страна смогла пережить эту зиму. И наши действия не должны стесняться юридическими ограничениями. – Он сделал небольшую паузу, как бы давая возможность переварить услышанное, а затем продолжал. – Вот почему мы настаиваем на том, чтобы вы немедленно ввели чрезвычайное положение.
– Мы, маршал Каминов? То есть вы и вот этот полковник? Или кто-нибудь еще поддерживает это. – Президент на секунду замялся, стараясь подобрать более или менее нейтральное слово. – Это ваше предложение?
Маршал мрачно кивнул.
– Есть и другие. И много других. – Он подвинул через стол документ, состоящий всего из одной страницы. – Возможно, это покажется вам интересным, господин президент. Здесь предварительный список мер, которые вам необходимо принять, чтобы в течение нескольких месяцев восстановить в стране порядок. Все, что вы должны сделать, это подписаться под ним.
Соловьев наблюдал, как президент внимательно изучает предложенный ему документ, приходя во все большее негодование по мере того, как до него доходил смысл этой бумаги, призывавшей к самым жестким и решительным действиям. Когда он дочитал до конца, руки его дрожали. Более десятка высших офицеров командования уже подписались под документом, включая пятерых главнокомандующих Российской армии. Предварительная подготовка Каминова была завершена.
Президент закончил читать и поднял глаза. Когда он заговорил, голос его был лишен какого-либо выражения.
– А если я не одобрю этот план? Если откажусь объявить военное положение?
Каминов откинулся на спинку кресла с видом полной уверенности в себе.
– Тогда я буду вынужден напомнить вам, что мой долг перед Матерью-Россией для меня превыше долга перед любым отдельным человеком, господин президент.
– Понимаю. – Лицо президента потемнело. Он забыл один из основных уроков политики и власти – не все государственные перевороты начинаются с танков на улицах. Некоторые организуются значительно тоньше. Президент вздохнул. Генералы практически оставили ему только один выход, позволяющий выжить и сохранить свой пост. И, что еще важнее, президент нисколько не сомневался, что они правильно сумели оценить общественное мнение. Люди устали от хаоса и безвластия. Они готовы были следовать за любым, кто окажется в седле. Он потянулся за ручкой.
Что ж, по крайней мере на какое-то время эксперимент с хрупкой российской демократией был закончен.
19 ОКТЯБРЯ, МИНИСТЕРСТВО ОБОРОНЫ, МОСКВА
Павел Сорокин выглядел так, как будто он прямо на глазах сбавляет в весе. А еще он выглядел встревоженным, и даже не на шутку испуганным.
– Николай! Как хорошо! Наконец-то вы здесь! – Бюрократ изобразил на лице некое подобие улыбки, глядя как Банич выбирается из лифта мимо двух неулыбчивых майоров авиации, которые поднимались выше. – А я боялся, что вы опоздаете.
Банич с любопытством посмотрел на Сорокина. Тот никогда не казался ему энергичным человеком или приверженцем протокола. Происходило что-то странное. Не было ли это связано со смехотворным, переданным в последнюю минуту требованием увеличить поставки воинским формированиям, расквартированным вокруг Москвы? Выглядело вполне похоже.
– Как видите, не опоздал, – успокоил он Сорокина. – А в чем дело?
Полковник покачал головой.
– Сейчас некогда рассказывать, Николай. – Он быстро взглянул на часы и закусил губу. – Пойдемте, я хочу, чтобы вы кое с кем познакомились.
По-прежнему сгорая от любопытства, Банич быстро пошел по коридору вслед за грузным Сорокиным. Тот вел его через те части здания Министерства обороны, где Алексу не приходилось бывать раньше. На стенах коридора через равные промежутки висели картины, изображающие различные сражения с участием русской армии. Офицеры в довольно высоких званиях входили и выходили из переполненных народом кабинетов и приемных. Изобилие военной формы и звезд на погонах еще яснее показывало Баничу, что только он и начальник снабжения министерства были здесь штатскими.