Заметил сидевшую в центре зала симпатичную учительницу математики. Смотрел ей в глаза, когда исполнял вторую песню. Наши взгляды соединились примерно в середине первого куплета. В глазах женщины я прочёл удивление, смущение, интерес — всё это рассмотрел, пока вытягивал ноты. Скулы молодой учительницы за это время покрылись румянцем, словно женщине стало душно. А моя фантазия нарисовала множество восхитительных сцен с участием математички. Я обуздал распоясавшееся воображение. Напомнил себе, что стоял на сцене под лучами прожекторов. И что мои брюки не скроют реакцию шестнадцатилетнего организма на эротические фантазии. Зрительная связь между мной и симпатичной учительницей прервалась, лишь по завершению песни. Я мысленно поздравил себя, когда спускался со сцены: понял, что молодая математичка — орешек по моим зубам.
В третий свой выход на сцену я сразу же отыскал глаза учительницы математики (принципиально не смотрел на прочие не менее интересные части её тела). Гипнотизировал женщину все те минуты, что простоял на сцене. За это время математичка ни разу не отвела глаза. Изредка она смущённо улыбалась, потирала щёки и шею. Я уже чувствовал себя «победителем», спускаясь в зал. По завершении концерта вместе с прочими артистами отвешивал со сцены поклоны — следил за тем, как интересная мне особа направилась вслед за прочими учителями к выходу. И мне почудилось, что шагавший рядом с ней Василий Петрович (учитель физкультуры) обнял математичку за талию. Но уже в фойе школы я сообразил: не почудилась. Физрук по-хозяйски тискал молодую математичку на глазах у коллег. И эти его возмутительные действия не вызывали удивления или интереса у педагогов.
Я поинтересовался у Рокотова:
— Рокот, у нашего физрука роман с…
Сообразил, что так и не узнал имя симпатичной учительницы.
— …Математичкой?
Сергей взглянул на Василия Петровича и его спутницу, что стояли в окружении коллег.
— Так у них свадьба после Нового года, — сказал он. — Наши девчонки с первого сентября об этом шепчутся.
Рокот усмехнулся и добавил:
— Станет у нас в школе на одного Лесонена больше.
Я поправил очки. Напомнил себе, что я (в отличие от Василия Петровича) жениться на этой учительнице не собирался. С грустью смотрел на упакованные в чулки ноги математички.
— Тебе Полковник ещё не предлагал стать скоморохом для наших старичков во время банкета? — спросил Рокотов.
Я покачал головой.
— Не соглашайся, Котёнок, — сказал Сергей. — Эти жлобы тебя даже вином не угостят. Мы с Чагой уже отказались: нам хватило и прошлогоднего веселья. Пусть сегодня их пионеры развлекают.
Рокотов указал на девочек в красных галстуках, которые сегодня танцевали на сцене.
Я вспомнил о словах Рокота, когда возвращал директору школы гитару.
Полковник пригласил меня «остаться» — его приглашение поддержала Снежка.
— Ты ведь знаешь много хороших песен, Ваня, — сказала она.
— Я бы послушал про Снежную Королеву, — заявил её муж.
Но я сказал Михаилу Андреевичу, что устал: не «отошёл» ещё от вчерашнего концерта в ДК.
Взглядом попрощался с молоденькой математичкой и направился в гардероб.
Надел куртку. И едва ли ни нос к носу столкнулся с Наташей Кравцовой (на выходе из закутка, где оставлял верхнюю одежду десятый «А» класс). Кравцова ойкнула, уперлась мне в грудь ладонями.
— Ты меня напугал, Крылов! — заявила она.
— Сам себя иногда боюсь, — ответил я.
Посторонился — пропустил Наташу к ряду крючков для одежды. Та кивнула: поблагодарила меня. Вспомнил, как Сергеева называла Наташу «Принцессой» — вот за такие высокомерные жесты.
— Молодец, Кравцова, — сказал я. — Хорошую речь толкнула со сцены. Правильную. Учителям она понравилась.
Принцесса пожала плечами.
— Ну, так… не зря же я отвечаю за идейно-политическое направление в нашей комсомольской организации, — ответила она.
Наташа прошла к своей куртке. Но вдруг замерла. Обернулась.
— Ты уходишь, Ваня? — спросила она. — Не останешься на банкет?
Я покачал головой.
Сказал:
— Скоро начнётся «Спокойной ночи, малыши!»
— И что с того? — поинтересовалась Кравцова.
— Не смогу уснуть, если не посмотрю на Хрюшу, — сказал я.
Развёл руками.
Наташа улыбнулась, посмотрела на часы.
— Не переживай, Крылов, увидишь ты сегодня своего Хрюшу, — сказала она. — Передача начнётся через сорок девять минут.
Я печально вздохнул.
— Так я ещё не дома…
Кравцова махнула рукой.
— Не переживай, Ваня, — сказала она. — Посмотришь на своего Хрюшу. Успеешь.
Наташа сняла с крючка куртку и подошла ко мне. Остановилась. Посмотрела в мои глаза — как во время нашего «предновогоднего» танца в девятом классе. Я почувствовал на своих губах тепло её дыхания. Память послушно воспроизвела те эмоции, что я испытывал, когда сжимал «тогда» Наташину талию. Напомнила она и о том, что в далёком прошлом я мечтал: однажды Кравцова снова посмотрит на меня «вот так».
— Ваня, раз уж время до встречи с Хрюшей ещё есть, — сказала Наташа. — Может, ты проводишь меня домой?
Глава 13
Около входа в школу светил одинокий фонарь: рядом с трепыхавшимся на ветру флагом. Мы с Кравцовой прошли по островку света под фонарным столбом. Наташа взяла меня под руку. Она не повисла на моей руке, как это делала Кукушкина. И не осторожничала, как Алина Волкова. Кравцова не тянула меня вперёд — подстроилась под мой шаг. Я втянул голову в плечи: ветерок холодил шею, отправлял в прогулку по моей спине стайки мурашек. Увидел, что пар изо рта пока не шёл. Да и лужицы на земле ещё не покрылись коркой льда. Но кроны берёз почти полысели. А на улице с каждым днём темнело всё раньше. Я взглянул на небо — отметил, что огни заката погасли. Поправил очки, вздохнул. Я дважды на этой неделе себе напомнил, что пора отыскать в шкафу шапку. В новой жизни, морозить уши не буду. Память подсказала, что уже в этом месяце температура опустится ниже нулевой отметки, и на землю ляжет первый снег.
Мы вышли за школьную ограду. Свернули налево — не в правую сторону, как я привык. Наташин адрес я помнил. Без лишних вопросов направился к её дому. Кравцова дважды тормошила меня вопросами — отвечал ей коротко, не ушёл в нескончаемый монолог. Мысленно отметил, что провожал Наташу впервые: «Сбылась мечта идиота». Задумался, как повернулась бы моя дальнейшая судьба, если бы Кравцова взяла меня под руку в том, в прошлом, десятом классе. Вспомнил, что убеждал себя тогда: чувства к ней «уже остыли». Я усмехнулся, представив, как вспыхнули бы эти самые «чувства», когда Принцесса прижалась бы к моему плечу — вот как сейчас. Воображение живо нарисовало сцену, в которой я ссорился с родителями из-за поездки в Первомайск. Вообразил, как бы доказывал маме, что «никак не могу» уехать из Рудогорска. Решил, что особенно весело было бы объяснять мои «сердечные мотивы» папе.
— Ваня, что тебя насмешило? — спросила Кравцова.
Я помотал головой.
— Ничего, — сказал я. — Радуюсь жизни.
Подбросил Наташе вопрос о её планах на «после десятого класса». Та ответила мне встречным вопросом. Но я не поддался на уловку — снова «отправил мяч» на Наташину территорию. Кравцова недолго изображала задумчивость. Поначалу ответила мне правильными в идейно-политическом смысле фразами. Но заметила мою ухмылку — перешла на нормальную речь. Говорила она чётко и спокойно. Я с неподдельным интересом слушал рассуждения о жизненных приоритетах воспитанной в Советском Союзе шестнадцатилетней девицы. Сравнивал их с теми, что слышал от сыновей — когда мои мальчики были в этом же «нежном» возрасте. Поддерживал Наташин разговорный запал короткими бодрыми репликами. Пришёл к выводу, что молодые люди из разных эпох отличались лишь внешней напускной шелухой. Но в глубине души испытывали одни и те же желания, лелеяли схожие мечты (в том, что касалось личной жизни).
У поворота к своей пятиэтажке Кравцова остановилась, посмотрела мне в глаза. Своё отражение в её больших зрачках я не рассмотрел. Хотя видел их чётко (благодаря линзам и свету фонаря). Кравцова красивым движением убрала со лба локон волос. Положила руку мне на плечо. Чем снова пробудила у меня воспоминания о «том» нашем предновогоднем танце. Память напомнила, как трепыхалось у меня тогда обожжённое Наташиным взглядом сердце. Как я забывал дышать, смотря Кравцовой в глаза. Поддался ностальгии: вздохнул. Наташа улыбнулась. Она привстала на цыпочки — её блеснувшие в свете фонаря губы поднялись выше моих. Поправила прижатые дужками оправы волосы над моими ушами. Снова отыскала взглядом под линзами мои глаза. И тихо сказала, что «ещё рано», что спать она пока не хочет, а «погода хорошая» (я повёл плечами, но не возразил). Предложила прогуляться к озеру.
— Ваня, ведь ты же не спешишь? — сказала она.
Я невольно поёжился, снова спрятал за воротником подбородок, сунул в карман руки. Подумал, что сейчас приглашение «на озеро» выглядело не столь многообещающе, как летом. «Купаться при луне мы сегодня точно не будем», — мелькнула в голове мысль.
— Идём? — сказала Кравцова.
Она не дождалась ответа, взяла меня под руку.
— Ваня, а помнишь, тогда, на вашем прошлом концерте… — заговорила Наташа.
Повела меня по освещённому луной и уличными фонарями тротуару — прочь от ярких желтоватых прямоугольников окон. Я слушал рассказы Принцессы о музыке (которая ей нравилась), о книгах (прочитанных Кравцовой этим летом) и даже о будущем (каким она его представляла). Не дополнял её рассказы репликами. Гадал, с кем именно Кравцова сейчас разговаривала: с Иваном Крыловым или с Котёнком? Молчал, слушал Наташин голос. Посматривал на её лицо. Снова признал, что Кравцова симпатичная девчонка. А её взгляд и сейчас меня временами буквально завораживал. Решил, что не зря я в девятом классе дрался из-за неё с Громовым. Понял: шансов справиться с её природным очарованием и с женской хитростью у меня тогда попросту не было. Видел, как Кравцова изредка потирала коленку (привлекала к ней моё внимание). Замечал, как она чуть склоняла голову — демонстрировала мне шею.