Снова воспользовался моментом — взглянул на Наташины ноги. «Неужто её комар укусил?» — подумал я. Но тут же сообразил, что ни один уважающий себя комар не высунет на улицу нос при такой прохладной погоде. Сам себе ответил: «Наверное, аллергия. На мандарины. Или их пока ещё не продают?» Вдохнул пропитанный запахом прелой листвы воздух. Ощутил, что обида на физрука бесследно испарилась. Сообразил, что пока шагал рядом с Кравцовой, ни разу не вспомнил о молоденькой математичке. «Как много девушек хороших, как много ласковых имён, — мысленно пропел я. — Но ни одна, блин, не тревожит… Холодно потому что». Я потёр замёрзший кончик носа, поправил очки. Улыбнулся в ответ на Наташин восторженный отзыв о просмотренном ею на прошлой неделе фильме — «на большом экране». Мысленно отметил, что совсем позабыл о некогда любимом развлечении: походах в рудогорский кинотеатр.
«И что ты в этом кинотеатре будешь смотреть?» — сам у себя поинтересовался я. Но не ответил на этот вопрос — позабыл о нём. Потому что мы с Кравцовой уже спускались по ступеням рудогорской набережной. Впереди я увидел блеск воды. Услышал тихий плеск разбивавшихся о прибрежные камни волн. К запаху прелых листьев в воздухе добавился аромат можжевельника: по обе стороны от присыпанной мелкой щебёнкой набережной начинались заболоченные берега. У озера стало заметно прохладнее. Я шмыгнул носом. Подумал о том, что «уже стар для подобной романтики» и что «есть и положительный момент от такой погоды: хотя бы не потею». Довёл притихшую Кравцову до прибрежных камней. Наташа выпустила мою руку, ловко запрыгнула на большой омываемый тёмной водой гладкий валун. Запрокинула голову, тряхнула волосами, расставила руки — словно уже посмотрела «Титаник» Джеймса Кэмерона.
— Как же здесь красиво! — сказала она.
— Ну, да, — отозвался я. — Неплохо.
Рассматривал Наташины ноги, прикрытые до колен юбкой.
— Ваня, забирайся ко мне!
Принцесса повернулась ко мне лицом, поманила меня рукой.
— Мы вдвоём там не поместимся, — ответил я.
Прижал ладонь к холодному носу.
Наташа рассмеялась.
— Поместимся! — сказала она. — Я не такая уж и толстая!
Она присела, протянула мне руку.
Я вздохнул.
— Ладно.
Не воспользовался Наташиной помощью — запрыгнул на камень самостоятельно. Кравцова повернулась ко мне спиной. Взяла меня за руки, положила их на свою спрятанную под болоньевой курткой талию. Чуть подалась назад, прижалась ко мне спиной и ягодицами. Указала на противоположный берег озера, где на фоне неба виднелась тёмная полоса леса.
— Вон туда мы месяц назад ходили в поход, — сказала она. — Помнишь?
Даже в очках я не увидел в темноте ту протоку, рядом с которой наш класс в сентябре развёл костёр. Но Наташа уверенно показывала пальцем вдаль. Ветер обдувал её волосы, прижимал их к моей щеке. Он заполнял мои ноздри запахом Наташиных духов. Ладонь Кравцовой прижалась к моей руке: тёплая, словно Принцесса не ощущала прибрежной прохлады.
— Зря я полезла тогда на это скользкое бревно…
Наташа неспешно пересказывала подробности сентябрьского похода. Призналась, что испугалась и запаниковала, когда упала в воду. Поделилась впечатлениями от своего заплыва в холодной воде (они отчасти соответствовали моим воспоминаниям). Я не видел сейчас её лицо, но мне почудилось: Кравцова улыбалась. Она поглаживала мою руку. Говорила тихо. Но я слышал каждое слово.
— …Я до сих пор помню, как возвращалась из леса в твоих кедах.
Гладкая ткань куртки скользнула по моим ладоням: Кравцова обернулась.
— А ведь я тебя так нормально и не поблагодарила, — сказала Наташа.
Она прижала ладони к моим плечам. Я почувствовал на лице тепло её дыхания, увидел блеск девичьих глаз. Ветер разметал Наташины волосы, соорудил из них тёмный ореол. Локоны шевелились, подчиняясь порывам воздуха — будто причёска на голове сказочной горгоны. Кравцова вытянула шею, медленно приблизила своё лицо к моему. Я заметил, как Принцесса зажмурилась, чуть приоткрыла рот. Ощутил давление на плечи. И тут же почувствовал, что теряю равновесие. Пошатнулся, неловко взмахнул руками. «Твою ж…» — выдохнул Наташе в лицо. Неуклюже развернулся, не нащупал ногой опору. Ботинок скользнул по камню.
Я всё же оттолкнулся от валуна, соскочил на землю. Клацнул зубами. Устоял на ногах — не распластался на земле. Обернулся и убедился, что не утащил ойкнувшую Кравцову за собой. Наташа всё ещё удерживала на весу руки, словно чувствовала под ними мои плечи. Я хмыкнул: лишь теперь сообразил, что приземлился удачно, на щебёнку. Вовремя поймал скользнувшие по носу очки. Выругал себя за неловкость. Увидел, что у Кравцовой над головой выглянула из-за тёмных облаков луна. Призрачный серебристый свет показал мне, что Принцесса усмехнулась. Я почувствовал, что аромат женских духов из моих ноздрей вытеснил запах можжевельника.
Покачал головой и пробормотал:
— Теперь и я упал. Хорошо, что не в воду.
Наташа развела руками.
— Повезло, — сказала она. — Потому что я с собой кеды не взяла.
Принцесса спрыгнула на землю рядом со мной, прижала ладони к щекам.
— Замёрзла? — спросил я.
Спрятал подбородок под куртку, сунул руки в карманы.
— Немножко, — призналась Кравцова.
Она подышала на свои пальцы.
— Тогда идём домой, — сказал я. — После такой прогулки нужен горячий чай и ванна с тёплой водой.
Наташа усмехнулась.
— Хорошо бы…
Она взяла меня под руку. Яркий медальон луны оказался у нас за спиной: над озером. С каждым нашим шагом плеск волн о прибрежные валуны становился всё тише. На обратном пути Кравцова всё больше молчала. Она лишь поинтересовалась моими планами на завтрашний вечер — я ответил, что пообещал Рокоту придумать музыку для новой песни. Сказал Наташе, что ВИА Рокотова готовила собственный репертуар — Сергей «завалил» нас работой «по самые уши». Выплеснул на свою спутницу поток скучных размышлений на тему музыки и музыкантов. Заметил, что Наташа зевнула, прикрыла рот кулаком. Наклонил голову — скрыл усмешку. Продолжил монотонный рассказ «о влиянии музыки на человеческую психику». Отметил, что Принцесса изредка задумчиво посматривала на моё лицо, словно запоминала черты моего профиля для написания портрета.
Мне почудилось, что около своего дома Кравцова сбавила шаг, придерживала меня. Будто действительно заинтересовалась моим рассказом и переживала, что не дослушает его до конца. Зевала она нечасто, не отводила в сторону рассеянный взгляд — я усомнился, что выбрал подходящую тему для разговора. Послушно сбавил скорость. Почувствовал, что Принцесса уподобилась Лене Кукушкиной: обняла мою руку. Рукава наших курток тёрлись друг о друга, издавали неприятные свистящие звуки. Промелькнула идея, что обязательно скажу об этом звуке в том абзаце книги, где главный герой провожал свою немую подругу. Она показалась мне удачной — отвлёкся на неё: мысленно внёс коррективы в уже написанный сегодня утром текст. Сообразил: именно такой звук станет прекрасным объяснением факту, что главный герой не услышал шаги преступников. Улыбкой поприветствовал хорошую находку.
— Пришли, — сказала Наташа.
Я запоздало сообразил, что минуту назад прервал свой рассказ о музыке на полуслове. Вспомнил, что всё это время мы шли к подъезду Кравцовой молча. Мигнула лампа, что светила под нависавшим над дверью подъезда козырьком. Она мне словно подала сигнал — вот только я не уловил его смысл. Кравцова не выпустила мою руку. И не повела меня к двери. Она подошла к стене дома (будто спряталась от тех, кто смотрел на нас из окон). Развернулась к стене спиной (ткань её куртки чиркнула о бетонную поверхность). Руки девчонки переместились на мои плечи — в точности, как это случилось тогда, на камне. Наташа посмотрела мне в лицо. Будто чего-то ждала. Она притянула меня к себе — я прижался к её груди. Мы словно только что снова танцевали: и теперь замерли, когда смолкла музыка. «Блин, отсюда не спрыгнешь», — подумал я. Наклонился к Наташиному лицу. Девчонка зажмурила глаза.
Приблизил губы к уху Принцессы и прошептал:
— Спокойной ночи, Кравцова. Увидимся завтра в школе.
Свернул за дом — пятиэтажное здание скрыло меня от глаз Кравцовой. Но я по-прежнему чувствовал жжение между лопатками, будто спину мне всё ещё сверлил взгляд оставшейся около двери своего подъезда Принцессы. Наташа не сказала мне ни слова на прощание. То ли не успела, потому что я быстро ушёл. То ли не захотела. Вспомнил, как в девятом классе грезил: однажды подойду вместе с Кравцовой к её дому и там мы поцелуемся. Улыбнулся. Признался себе, что подумывал сегодня проверить — было ли о чём мечтать. Но убедил себя, что поцелуй с десятиклассницей — это ненужный мне сейчас «геморрой», который не столько развлечёт меня, сколько создаст проблемы. Секунд тридцать я размышлял на эту тему, пока шагал по освещённому фонарями тротуару. Потом выбросил мысли о Наташе Кравцовой из головы и сосредоточился на тех изменениях, что внесу завтра в текст книги.
К первой школе я не пошёл. Свернул во дворы: направился домой по кратчайшему маршруту. Сегодня я не опасался встречи с поклонницами Котёнка. Потому что снова чувствовал себя после концерта в школе обычным школьником Иваном Крыловым, а не артистом эстрады. Утром Кукушкина снова стёрла со стен на нашем этаже надписи «Котёнок, я люблю тебя!» Они стабильно появлялись утром в воскресенье (будто их авторам не спалось в выходной). Моя соседка-семиклассница упрямо смывала их. Словно взвалила на себя заботу о чистоте стен. В будние дни интерес девчонок к Котёнку остывал. Вновь просыпался он лишь в преддверии субботних танцев. Но в школе в меня уже не тыкали пальцем. И всё реже совали мне в руки записки. Однако по утрам я по-прежнему слышал в школьных коридорах возгласы «Привет, Котёнок!», видел радостные и кокетливые улыбки старшеклассниц.
Я прошёл по узкой тропинке: поленился обойти полысевшие к началу октября заросли кустарников. Выбрался к припаркованным на краю тротуара изделиям советского автопрома: к двум автомобилям «Москвич-408» и к белому «Жигули» ВАЗ-2103. Улыбнулся: вспомнил, что ВАЗ-2103 со сдвоенными фарами и обилием хрома в отделке сейчас всё ещё был гордостью автовладельцев. Память подсказала, что ВАЗ-2106 мой отец и его приятели недолюбливали. Отметил, что «пятёрку» с прямоугольными фарами в Тольятти уже производили, но я её в Рудогорске пока не видел. Я прошёл между «Москвичами», окинул взглядом знакомый двор. Пробежался глазами по окутанной полумраком детской площадке. Сообразил, что очутился около дома Волковой. Тут же запрокинул голову, посмотрел вверх: на окна верхнего, пятого, этажа. Обнаружил, что в квартире Алины горел свет.