Последовали минуты ожидания, в которые мы согревались, приплясывая на месте.
— …Товарищ маршал советского союза, — доносился со стороны Красной площади усиленный динамиками голос, — войска Московского гарнизона для парада в ознаменование шестьдесят четвёртой годовщины Великой Октябрьской социалистической революции построены. Командующий парадом генерал армии…
Зазвучал марш.
— Ура-а-а! — закричали рядом со мной десятки, а может и сотни голосов.
— Ура, — сказал я.
На невидимой с нашего наблюдательного поста Красной площади проходил парад.
Вокруг меня то и дело кричали:
— Ура-а-а!
Я поддакивал:
— Ура.
Ну а потом мимо нас к Красной площади потянулась вереница колонн…
Демонстрация всё же завершилась.
— Замёрз? — спросила Алина, когда мы в хвосте рудогорской делегации шли к метро.
— Ура…
Я махнул рукой.
Сказал:
— Тьфу ты… не замёрз. А ты?
— Немного. Проголодалась.
— Скоро пообедаем, — пообещал я.
После посещения столовой мы долго бродили по Москве: изучали достопримечательности.
Вечером в гостинице, весь рудогорстий туристический отряд собрался в нашей комнате. Парни и девчонки плечо к плечу расселись на кроватях Свечина и Волковой, на столах. Вася Громов забрался на полку для чемодана. Снежке и двум родительницам выделили кресло и принесённые из других номеров стулья. Лидочка Сергеева с подружкой присели рядом со мной, но не близко: они не мешали мне играть на гитаре и петь.
Десятиклассники вздыхали, то и дело жаловались друг другу, что побыли в Москве «совсем мало». Делились впечатлениями от прогулок по столице и от экскурсий. Печально улыбались.
Я увидел грусть и на лице Волковой.
Алина слушала моё пение и смотрела в окно на огни вечерней Москвы.
— Не сразу всё устроилось, — напевал я песню на стихи Юрия Визбора, — Москва не сразу строилась…
Восьмого ноября мы в третий раз посетили гостиничный ресторан.
Мои одноклассники сегодня чувствовали себя там уверенно. Уже не глазели на иностранцев. Сосредоточили своё внимание на столах раздачи. Наедались впрок, распихивали по карманам хлеб и варёные яйца. Из ресторана они вышли, едва дыша и словно нехотя.
Я заметил, что парни и девчонки с грустью оглядывались: будто взглядом прощались то ли с нарядным персоналом ресторана, то ли с оставшимися на столах не съеденными продуктами.
В тоскливом и подавленном настроении через час после завтрака рудогорские школьники покинули гостиничные номера. Они несли к лифтам сумки, печально вздыхали. У девчонок на глазах блестели слёзы.
Я подошёл к Волковой.
Спросил:
— Хочешь остаться?
Алина пожала плечами. Она стояла у дверей лифта. Двумя руками держала ручки сумки, посматривала через запылённое окно на монумент «Покорителям космоса».
— Не знаю, — сказала она. — Наверное… не хочу.
Она посмотрела на меня, улыбнулась и добавила:
— Но уезжать грустно.
Я забрал у неё сумку — Алина не воспротивилась.
Лидочка Сергеева заметила мои действия — громко хмыкнула.
— Уезжать всегда грустно, — сказал я.
Девятого ноября, во второй половине дня мы вернулись в Рудогорск.
И в тот же день мне позвонила Волкова.
Алина рассказала, что с ней только что связался Сергей Рокотов. Рокот сообщил: руководство Дворца культуры вчера получило ответ на заявку рудогорского ВИА от устроителей Республиканского музыкального фестиваля молодёжи и студентов Карельской АССР. Худсовет фестиваля одобрил для исполнения на конкурсе три заявленные композиции из четырёх: «Ты возьми моё сердце» они забраковали.
— У меня теперь шесть дней в недёлю будут репетиции, — сказала Алина. — С перерывами в субботу, когда вы будете выступать на «детских» танцах. А третьего декабря мы выезжаем в Петрозаводск.
И ещё она мне сказала, что у ансамбля Рокотова появилось название. Таково было требование устроителей фестиваля. Рокот присвоил своему ВИА гордое имя: «Солнечные котята».
— Почему выбрали такое название? — спросил я.
— Это Белла придумала, — сказала Волкова. — Она предложила назвать ансамбль «Солнечные зайчики». Но Сергей отказался быть зайцем. Потом они вспомнили, что вместе с ними уже поёт один зверь: Котёнок. Вот и сменили зайцев на котов. Но только я скорее уж кошка, а не кот. Потому и «котята».
Глава 20
По возвращении из Москвы моя жизнь вернулась в уже привычную колею: школа, работа над книгой и выступления в ДК по субботам. В подготовке ансамбля Рокотова к поездке на конкурс я не участвовал. Лишь ежедневно слушал рассказы Алины о репетициях «Солнечных котят». Сам я на них не ходил (да меня и не приглашали). Узнал от Волковой, что лидер ансамбля временно приостановил отработку всех музыкальных композиций, кроме трёх конкурсных номеров. Две новые песни из кинофильма «Берегите женщин» всё ещё дожидались своей очереди попасть в репертуар субботних концертов. Рокотов лишь вздохнул, когда получил от меня их ноты (теперь я понял, почему). Сергей поблагодарил меня, но мужественно отложил модные сейчас песни на «после конкурса».
В воскресенье пятнадцатого ноября Алина принесла очередную партию отпечатанных её бабушкой страниц книги — я передал ей следующую тетрадь. На следующий день разложил листы по папкам. Прикинул, что готова пока только треть рукописи. Работу над книгой затормозили поездка в Москву и возня с музыкой для песен. Подумал, что просижу над одним единственным романом едва ли не до лета, если не ускорю работу. Поэтому снова включил «режим ускоренного написания». Едва переступал после школы порог квартиры, как выбрасывал из головы все мысли, не касавшиеся сюжета моей истории. Игнорировал все приглашения на «прогулки» и на «чай». Выбирался по вечерам из дома лишь по субботам. А по воскресеньям засиживался за ужином в компании мамы и своей «невесты».
Двадцать второго ноября семейный ужин не состоялся. Потому что накануне, после субботнего концерта, Рокотов мне сообщил: завтра у его ансамбля будет генеральная репетиция. «Продемонстрируем наши конкурсные номера руководству Дворца культуры, — сказал Сергей. — Выслушаем мнение экспертов. Останется чуть больше недели на устранение недочётов. Музыкальные номера готовы. А вот костюмы ансамбля мне пока не нравятся. Посмотрим, что посоветует мама Беллы. Она женщина умная. И опытная». Днём я с печальным вздохом спрятал в ящик стола рукопись. И отправился к Волковой: вчера пообещал ей, что отнесу в ДК чехол с её нарядом. Алина ждала меня. Тут же вручила мою ношу. «Мамино концертное платье, — сказала она. — Ничего лучше у меня для конкурса нет».
Воскресный мини-концерт ВИА «Солнечные котята» устроил в танцевальном зале. Там собрались пять солидных на вид женщин (я узнал только директора ДК: маму Изабеллы Корж). Они уселись на заранее принесённые в зал кресла, тихо переговаривались, дожидались, когда наряженные в строгие тёмно-серые костюмы Веник и Бурый подготовят к работе музыкальные инструменты. Я стал чуть в стороне от женщин — изображал «молодёжную массовку», дожидался начала концерта, прокручивал в голове запланированные на следующую главу диалоги персонажей. В зал явились Рокот и Чага (в таких же костюмах, в каких суетились на сцене их коллеги). Рокотов сейчас не походил на музыканта — выглядел адвокатом или мелким чиновником. Парни взобрались на подмостки, подключили гитары. Эмоционально посовещались в центре сцены.
Я наблюдал за музыкантами — едва не пропустил момент, когда вошли Алина и Белла. Корж явилась в своём обычном наряде: в джинсах и тонкой блузе. На неё я взглянул мельком. И тут же переключил внимание на Волкову. Так поступил не только я. Музыканты прервали совещание, уставились на поднимавшихся по ступеням девиц. Женщины на зрительских местах тоже притихли: пристально рассматривали Алинин наряд. «Мамино концертное платье», — вспомнил я пояснение Волковой. Отметил: «Длинное: в пол; по фигуре». И тут же подумал: «Под цвет глаз». Сообразил, что не знаю, каким цветом были глаза Алининой мамы. Но пурпурный цвет платья идеально подходил Волковой. Именно такими были её глаза сегодня: не голубыми, не лиловыми — пурпурными, как и сейчас. Заметил, что любуюсь не платьем, а очертаниями Алининого тела. Вздохнул, ухмыльнулся, поправил очки.
Певица выслушала наставления лидера ансамбля, кивнула. Её распущенные по плечам волосы будто заискрились. Алина прошла к стойке с микрофоном, улыбнулась и поприветствовала собравшихся в зале гостей (проверила работу оборудования: обошлась без «раз, раз»). Объявила: «Сейчас мы исполним музыкальную композицию „Комсомольское лето“. Её мы представим жюри в первом туре конкурса». Из динамиков полилось гитарное соло Рокотова: вступление. Справа от меня встала Изабелла. Я почувствовал аромат её духов. Белла толкнула меня локтем в бок и шепнула: «Какая же она красавица! Повезло тебе с ней, Котёнок». И тут же добавила: «Линка пообещала, что одолжит мне своё платье в следующем году: на выпускной». Директорша Дворца культуры обернулась — шикнула на дочь. Изабелла притихла, спряталась от взгляда матери у меня за спиной.
— Крепнет молодая смена…
При первых же звуках Алининого голоса я вновь затаил дыхание. «Никогда такого не было, а тут опять…» — поддразнил я сам себя. Улыбнулся, не сводил глаз с замершей у стойки с микрофоном певицы. Рассматривал изгибы Алининого тела. И лицо Волковой: напомаженные губы, припудренные веснушки на скулах и переносице, тонкие подкрашенные брови (шрам на правой брови сейчас был едва заметен). Любовался медным оттенком её волос. Следил за вздрагивавшей на Алининой шее жилкой. Заметил, как Волкова прижимала к бёдрам ладони; отметил, что она почти не двигалась, не прикасалась к микрофону. Будто читала со сцены торжественные стихи о партии, а не разрывала сердца слушателей своим пением. «Так не годится… — подумал я. — Уитни Хьюстом бы так не стояла. Я уже молчу о там, как выплясывала бы сейчас Дженнифер Лопес или даже Алла Пугачёва».