Пожал плечами, уселся на своё место. В классе почти минуту царила тишина, словно школьники дожидались продолжения моей пламенной речи. Но я молчал, улыбался. Думал о том, что пора заканчивать эту игру в важное собрание и идти обедать. Почувствовал, как Волкова снова накрыла ладонью мою руку. Увидел: Алинин жест заметила и Кравцова, и Сергеева, и все, кто сидел неподалёку от моей парты. Алина решительно сжала губы, не убрала руку — она взглянула на комсорга, приподняла подбородок. По классу снова прокатилась волна шепотков. Наташа ухмыльнулась, повернула лицо в сторону секретаря — та завершила записи, терпеливо дожидалась продолжения собрания. Комсорг кивнула и снова обратилась к классу.
— Будем голосовать, — объявила она. — Поднимите руку те, кто голосует за исключение ученика десятого «А» класса Ивана Крылова из рядов Всесоюзного ленинского коммунистического союза молодёжи.
Наташа первая вскинула над головой руку. На меня Кравцова не смотрела — она водила взглядом по кабинету. Я почувствовал, как пальцы Волковой впились в моё предплечье. Почудилось, что Алина затаила дыхание. Я накрыл её холодные пальцы своей ладонью; заглянул во влажно блестевшие глаза своей соседки по парте, улыбнулся. Увидел, как уверенно подняли руки Лидочка Сергеева и другие сидевшие передо мной девчонки. Взглянул на лес из рук в соседних рядах. Заметил, что рука Свечина взметнулась выше прочих, будто Лёня опасался: её не заметят. Обратил внимание, что сидевшая на месте Васи Громова Снежка укоризненно покачала головой. Перевёл взгляд на Кравцову — та посмотрела мне в глаза и хмыкнула.
— Двадцать два голоса за исключение Кравцова из комсомола, — сказала она. — Спасибо, товарищи. Можете опустить руки. Теперь посмотрим, кто против моего предложения…
— Я против! — сказала Волкова.
Наташа ещё говорила, когда Алина вскинула руку.
Комсорг будто не заметила жест Волковой, монотонно проговаривала:
— … Те, кто голосует против исключения ученика десятого «А» класса Ивана Крылова из рядов Всесоюзного ленинского коммунистического союза молодёжи.
Краем глаза я заметил движение — повернул голову: отметил, что руку над головой подняла и Снежка.
Кравцова увидела жест классной руководительницы — покачала головой.
— Голосуют только комсомольцы десятого «А» класса, Галина Николаевна, — сказала она. — Таковы правила. Простите, но ваш голос не считается.
Наташа повернулась к секретарю.
— Один голос против исключения Кравцова, — сказала она. — Запиши это. Проголосовали все присутствующие на собрании комсомольцы. Воздержавшихся нет.
Комсорг повернулась лицом к классу и объявила:
— Подавляющим большинством голосов комсомольская ячейка десятого «А» класса приняла решение исключить Ивана Крылова из рядов Всесоюзного ленинского коммунистического союза молодёжи.
Наташа поаплодировала — одноклассники похлопали ей в ответ.
Волкова шмыгнула носом.
— Протокол собрания я передам в комитет комсомола школы, — сообщила Кравцова, — чтобы тот утвердил наше решение. Ближайшее заседание комитета состоится на следующей неделе в среду шестнадцатого декабря.
Она взглянула на меня.
— Это я говорю специально для тебя, Иван, — сказала комсорг. — Для тебя явка на собрание школьного комитета обязательна. Если не придёшь на него, то вопрос о твоём исключении всё равно будет рассмотрен.
Я неторопливо шагал по тротуару, прятал подбородок за воротником куртки, помахивал дипломатом. Алина держала меня под руку, посматривала на моё лицо, то и дело вздыхала. С вершин сосен за нашим продвижением внимательно наблюдали большие вороны. В заснеженных кронах деревьев звучали встревоженные птичьи голоса. Под нашими ногами скрипел снег. Со стороны хоккейного корта доносились детские голоса и стук клюшек о лёд. Солнце уже опустилось за деревья, но небо пока не потемнело. Уличные фонари ещё не зажглись. Сугробы не блестели, как в полдень. Улица выглядела серой, неприветливой. Но уже светились окна домов — я посматривал на них, не замечал в квартирах огоньки новогодних гирлянд. Отметил, что новогоднее настроение в Рудогорске пока не ощущалось. Хотя до конца тысяча девятьсот восемьдесят первого года оставалось чуть больше трёх недель.
— … Где они поместили микрофон, не знаю, — говорил я. — Но придумал много вариантов. Кгбэшники нас прослушивали. Потому что они не слишком-то удивлялись требованиям террористов. И о джинсах расспросили Полковника ещё до того, как я о них сказал. Капитан всё больше интересовался визуальными деталями того, что творилось в классе. Они нас слышали, но вряд ли видели…
Я не свернул в направлении своего дома — направился в сторону Алининой пятиэтажки. О появлении в школе солдат рассказывал Волковой подробно. Махнул рукой при её словах о «подписке». Описал появление военнослужащих в школе и первоначальную реакцию на их вторжение учеников десятого «А» класса. Объяснил, когда и почему ранили Васю Громова. Но в ответ на Алинин вопрос о том, по какой причине школьники погибли в моём сне, я лишь пожал плечами. Предположил, что события изменили свой ход, когда я вышел к доске декламировать стихотворение Маяковского. Ведь именно тогда я обратил на себя внимание Новикова и Звонарёва. Кого они назначили переговорщиком в прошлый раз, я не знал. Хотя и предполагал, что на роль своего посланца солдаты могли избрать Лёню Свечина: ведь именно он в четверг впускал меня в кабинет литературы.
— … Мне кажется, москвичи планировали штурм, когда из класса выйдет Новиков, — сказал я. — Звонарёв при мне не прикасался к гранатам. Думаю, он дожидался бы приятеля с автоматом в руках. К нему вполне мог броситься полковник Кравцов. Я сразу предположил, что Наташин отец наверняка прихватил с собой ключ от наручников или отмычку. Он рванул бы к Звонарёву…
— Но ведь его бы убили! — сказала Волкова.
Мне почудилось, что её глаза темнели с каждой секундой: на выходе из школьного двора они имели васильковый цвет — теперь казались лазурными.
— Вполне вероятно, — согласился я. — Но умер бы он не сразу. Отвлёк бы внимание солдата от школьников и от гранат до появления бойцов группы «Антитеррор». Я так думаю. Хотя… допускаю, что у отряда из Москвы был совсем иной план освобождения заложников. Возможно, что они справились бы и без моей помощи. Но я не удержался: очень уж хотел врезать Новикову гитарой.
Я тряхнул дипломатом — словно вообразил, что вновь метнул в Новикова гитару.
Алина покачала головой.
— А они тебя за это исключили из комсомола, — сказала она.
— Во-первых, не исключили… пока, — возразил я. — Будет у меня ещё на следующей неделе разговор с комитетом комсомола школы. Ты сама об этом слышала. Кто из наших одноклассников в том комитете состоит? Кравцова и Громов? Ну… два голоса точно будут против меня. Но они не решают. Поглядим, чем вся эта клоунада завершится.
Пожал плечами.
— Мне наплевать на эти заседания, если честно, — сказал я. — Исключат, значит: так тому и быть. Проживу без комсомольского значка. Даже и не планировал карьеру по партийной линии. Да ещё и сэкономлю на членских взносах. Зато теперь я спокойно работаю над книгой. Не высматриваю этих Лёниных солдат. Так что всё хорошо, Волкова. Не переживай.
Мысленно пропел: «Я царевна: мне можно!» И тут же подумал: «Решено. Сделаю из этого стихотворения песню. Уж очень прилипчивые строки». Алина покачала головой, дёрнула меня за руку.
— Ваня, ты не понимаешь, — сказала она. — Это же несправедливо! Лёня говорил, что выжили пятеро. Получается: в четверг должны были умереть восемнадцать человек! Ты всех спас! А они теперь тебя из комсомола гонят! Это нечестно! Пожалуйся директору школы! Обратись за помощью к капитану Райчуку! Поговори с полковником Кравцовым: он же знает, как было дело!..
Я усмехнулся.
— Михаил Андреевич сегодня узнает о результатах собрания от жены. Если это в его силах, то поможет. Капитану Райчуку наплевать на меня и на моё комсомольское будущее. Он строчит доклады московскому начальству о своей блистательной победе. И думает, что пошёл на повышение. Уверен, что он видит себя уже подполковником и мысленно шагает по Невскому проспекту, а то и по Арбату.
Поправил очки.
— А полковнику Кравцову сейчас точно не до меня, — сказал я. — Сомневаюсь, что он бывает дома. У него в части случилось ЧП. Его подчинённые дезертировали. С оружием! Взяли в заложники целый класс. Ранили школьника. Это не шутки. С кого, по-твоему, за всё это спросят? С командира Рудогорского погранотряда: с полковника Кравцова.
Я хмыкнул.
— Не удивлюсь, если Наташин папаня сейчас днём и ночью мечется по территории погранотряда. А у его двери с конца прошлой недели уже выстроилась очередь из проверяющих. Это для Райчука в четверг всё закончилось отлично: он всех спас и обезвредил опасных террористов. А вот Кравцов, небось, уже жалеет, что Новиков и Звонарёв его тогда не застрелили.
Мы свернули на тропу, что вела через лесок к Алининому дому — словно вошли в тоннель: над нашими головами, сосны тянули друг к другу покрытые шапками снега ветви.
— Интуиция мне подсказывает, что Кравцов ещё до Нового года лишится своей должности, — сказал я. — Уж очень большую свинью ему подложили Новиков и Звонарёв. Что ещё нароют проверяющие, не представляю. Но из-за этих двух вооружённых дезертиров, что мечтали о загранице, Наташа с родителями может в январе переехать из Карельской АССР… на границу с Афганистаном, к примеру.
Ветер качнул деревья. Волкова взвизгнула; пугливо ссутулилась, когда на нас посыпалась с сосен снежная лавина. Алина взмахнула варежками: стряхнула с моих плеч и с шапки снег.
— Зато Кравцова отсюда уедет вместе с отцом, — сказала она, — а не останется здесь навечно: в земле на Рудогорском кладбище.
Она взглянула вверх, будто опасалась новой лавины.
— С этим не поспоришь, — согласился я.
Заметил, как большая снежинка опустилась точно на кончик носа моей спутницы и уже через мгновение растаяла. Она превратилась в крохотную каплю воды. Алина смахнула её варежкой, вздохнула. Я смотрел на лицо Волковой: на её порозовевшие от холода скулы, на влажные ресницы, на выглядывавшие из-под шапки волосы (сейчас они походили цветом на медную проволоку). Вспомнил, что после комсомольского собрания не замечал на щеках Алины ямочки. Хотя любовался ими сегодня едва ли не весь день. Поправил соскользнувшие к кончику носа очки. Волкова снова взяла меня под руку. Мы свернули за угол дома и вошли во двор — в тот самый момент, когда там зажглись фонари. Ветер метнул нам в лица снежинки. Сквозь мутные, запотевшие линзы очков я увидел дожидавшуюся нас около подъезда Лену Кукушкину.