— Прекрасно, — сказал капитан. — Просто превосходно: я не ошибся дверью.
Он извлёк из кармана красные корочки с золотистым изображением герба Советского Союза и надписью: «КГБ СССР». Открыл удостоверение, показал его толстяку; представился. Я заметил мелькнувшую чёрно-белую фотографию. Школьники будто по команде приосанились.
— Как вижу, собрание уже началось, — сказал Николай Григорьевич.
Райчук расстегнул верхние пуговицы на пальто, ослабил на своей шее хватку модного мохерового шарфа. Он снова взглянул на меня — неприветливо: так мне показалось. Капитан шагнул к моей парте, положил на столешницу папку и снова взглянул на замершего около классной доски комсорга.
Толстяк побледнел, но быстро взял себя в руки — вернул себе уверенный, начальственный и слегка глуповатый вид. Он окинул взглядом класс, будто в поисках поддержки. Комсорг приветливым тоном поинтересовался целью визита капитана КГБ на заседание комитета комсомола первой школы.
— Товарищи комсомольцы, прошу прощение, что опоздал, — сказал капитан Райчук. — Много работы. Только-только разобрался с дневной текучкой. Конец года, сами понимаете. Дел невпроворот. К тому же, после недавних наверняка вам всем известных событий добавилось немало писанины.
Он поднял руки — показал школьникам ладони.
Я не заметил на его пальцах пятна от чернил.
— Заглянул к вам, товарищи комсомольцы, буквально на минуту, — сообщил Николай Григорьевич. — По делам службы, так сказать. С конкретной целью. Мне сообщили, что сегодняшнее заседание вашего комитета касается событий, произошедших в первой школе третьего декабря этого года. Всё верно?
Он улыбнулся — его улыбка школьникам явно не понравилась: члены комитета побледнели.
— Уверен, товарищи комсомольцы, мне не нужно вам напоминать, — произнёс капитан, — о том, что некоторые из вас обязались не разглашать сведения государственной важности. Но это так: к слову. Все вы уже взрослые и сознательные. К тому же: комсомольцы и патриоты нашей советской Родины.
Райчук посмотрел на меня (недовольно, будто видел во мне причину той самой добавившейся нежелательной писанины) — я кашлянул, поправил очки. Начальник рудогорского районного отдела КГБ СССР качнул головой и перевёл взгляд на комсорга школы. Толстяк нервно послюнявил губы.
— Комсомол всегда был и будет главным поставщиком качественных кадров для Комитета государственной безопасности СССР, — заявил Николай Григорьевич. — Поэтому я решил лично поблагодарить членов комитета комсомола первой общеобразовательной рудогорской школы за правильное патриотическое воспитание молодёжи.
Капитан КГБ скользнул глазами по лицам школьников.
— Спасибо, товарищи! — провозгласил он. — Уверен, что именно благодаря вашему правильному влиянию и усилиям педагогов школы мы получили новое поколение советских граждан, способное противостоять любым трудностям и любой антисоветской агрессии. Что и продемонстрировали на позапрошлой неделе ученики десятого «А» класса.
Райчук схватил пухлощёкого комсорга школы за руку — энергично потряс её: толстяк дёрнулся, клацнул челюстями.
— Товарищ комсорг, благодарю вас за качественно проделанную работу, — сказал капитан.
Он выпустил пальцы толстяка, повернулся лицом к классу.
— События, произошедшие в нашем городе третьего декабря, привлекли к нам внимание не только высших чинов Комитета государственной безопасности, но и товарищей из Центрального Комитета КПСС, — сказал Райчук. — Я не сомневаюсь, что они внимательно изучили мои отчёты о тех событиях. И уже знают о героическом поведении наших комсомольцев.
Николай Григорьевич постучал рукой по своей кожаной папке. На поверхности папки скрестились взгляды учеников школы.
— В своём сегодняшнем докладе я подробно расписал действия всех школьников, проявивших героизм в тот злополучный день, — заявил капитан. — Пятерых десятиклассников и троих учителей я порекомендовал наградить благодарственными письмами. А самого отличившегося ученика представил к награждению медалью «За отличную службу по охране общественного порядка».
Райчук указал на меня.
— Товарищи комсомольцы, как вы наверняка поняли: к награждению медалью я представил ученика десятого «А» класса Ивана Крылова, — сообщил он. — Иван в непростой ситуации проявил небывалое хладнокровие, выдержку и храбрость. Ради высокой цели он подверг свою жизнь опасности. Он чётко выполнил все мои инструкции, не сломался под напором трудностей и спас своих товарищей.
Теперь Николай Григорьевич потряс уже мою руку. Райчук покровительственно похлопал меня по плечу. Он улыбнулся — его взгляд остался серьёзным, настороженным.
— Ты настоящий герой, Иван Крылов! — провозгласил капитан КГБ. — Мой сегодняшний доклад о твоём подвиге адресован лично Председателю Комитета государственной безопасности товарищу Андропову. Я уверен, что Юрий Владимирович согласится с моими доводами. И через три-четыре месяца мы на очередном комсомольском собрании поздравим тебя с получением медали.
Я сдержался — не обернулся: не взглянул на Кравцову и Сергееву. Заметил изумлённые и слегка завистливые взгляды членов школьного комитета комсомола. Прикоснулся к своему значку: словно проверил, не сменил ли его на медаль. Деловито кивнул головой, будто сообщение Райчука не стало для меня неожиданностью. Увидел ухмылку на лице Полковника.
— Товарищи комсомольцы, — сказал Николай Григорьевич, — прошу прощения, что прервал ваше заседание и отнял у вас время. Но… такова моя служба, как вы сами понимаете. Ещё раз благодарю вас за работу по воспитанию молодёжи. Продолжайте трудиться в том же ключе. И тогда наши идеалы останутся незыблемыми; а на советский народ по-прежнему будет непобедимым.
Райчук взял со стола папку, сунул её подмышку.
— На две минуты уведу от вас Крылова, если не возражаете, — сообщил он. — Хочу уточнить у Ивана кое-какие анкетные данные для наградного листа. Знаю, что правильным шагом было бы выждать окончания собрания. Но… войдите в моё положение, товарищи: устал, проголодался, спешу домой. Вы позволите ненадолго отвлечь вашего товарища?
Капитан КГБ взглянул на комсорга школы — тот всплеснул руками.
— Разумеется… эээ… товарищ капитан! — сказал толстяк. — Мы в полной мере осознаём… эээ… важность вашей работы! Крылов в вашем распоряжении! Мы подождём! Рады, что вы почтили нас своим визитом. И благодарны вам… эээ… за высокую оценку нашего труда. Будем и дальше ковать кадры… эээ… для нашей великой страны.
Николай Григорьевич снова пожал руку комсоргу — тот вновь клацнул зубами. Райчук попрощался с комсомольцами и с директором школы. Указал мне на дверь.
Капитан скомандовал:
— Крылов, за мной!
Я вздохнул, прижал пальцем к переносице мост оправы очков и поплёлся к выходу.
Вслед за капитаном КГБ я шагнул в ярко освещённый школьный коридор; прикрыл дверь — спрятался от взглядов школьных комсомольских вождей. Райчук отвернулся, зашагал прочь от кабинета математики. Я поспешил за ним. Ступал по ещё влажному, пахнувшему хлоркой полу — удостоился недовольного взгляда технички, что орудовала большой деревянной шваброй в дальнем от лестницы конце коридора. Капитан остановился около тёмного окна, за которым блестели сыпавшие с неба мелкие снежинки. Он смотрел на меня исподлобья: неприветливо.
Николай Григорьевич тихо произнёс:
— Крылов, надеюсь, ты не ждёшь, что тебя действительно наградят медалью?
Он посмотрел мне в глаза.
Я пожал плечами.
— Какая медаль⁈ — сказал Райчук. — Я не идиот, чтобы предлагать начальству такую глупость. Ты не герой, Крылов. Ты малолетний придурок, из-за глупых выходок которого едва не погибли люди.
Капитан покачал головой.
— Тебе тогда очень повезло, что никто серьёзно не пострадал, — сказал он. — И только поэтому я посмотрел на твоё поведение в тот день сквозь пальцы. Только поэтому, Крылов! Ты меня понял⁈
Николай Григорьевич пригрозил мне пальцем.
— Но если бы хоть один ребёнок погиб!.. Ты даже не представляешь, Крылов, что я бы с тобой сделал!
Он поправил съехавшую ему на лоб шапку, на которой блестели похожие на мелкий бисер капли влаги.
— Исключение из комсомола, — сказал Райчук, — это как раз та награда, которую ты реально заслужил. Когда-нибудь ты и сам это поймёшь: когда повзрослеешь.
Капитан усмехнулся.
— И сними уже этот уродливый галстук, Крылов! Не знаю, из какого исторического музея ты его украл. Но уверяю: ты в нём выглядишь не взрослым, а смешным.
Николай Григорьевич прижал локтем к своему боку папку — застегнул пуговицы под воротником пальто. Я увидел, как позади него, за окном, с крыши бесшумно осыпалась лавина снега. На пару секунд она спрятала от моего взора тёмно-серое небо и тёмные окна третьего учебного корпуса. Райчук падение лавины не заметил. Капитан не обернулся. Он рассматривал моё лицо, натягивал на руки кожаные перчатки. И словно над чем-то раздумывал. Николай Григорьевич взглянул мне за спину — туда, где шаркала шваброй по полу техничка. Сделал крохотный шаг мне навстречу.
— Я выполнил своё обещание, — сказал он. — Сегодня тебя из комсомола не выпрут. Можешь мне поверить.
Райчук ткнул меня в грудь пальцем, обёрнутым в тонкую чёрную матовую кожу перчатки.
И произнёс:
— Передай своей подружке: если она всё же откроет рот, то вы оба об этом пожалеете!
Он заглянул в мои глаза.
— Я вас уничтожу, — пообещал Николай Григорьевич. — Клянусь! Так ей и скажи.
Я не отвёл взгляда — рассматривал большие зрачки капитана КГБ, похожие на две чёрные дыры.
Спросил:
— Я должен сказать… кому?
Капитан хмыкнул, скривил губы — не улыбнулся: уголки его рта смотрели на мокрые плитки пола.
— Этой своей… поэтессе, — ответил Райчук. — Алине Константиновне Солнечной. Или кто там она теперь? Волкова?
Он покачал головой и сообщил:
— Я ведь ещё два года назад понял!.. Ещё когда Солнечная вместе со своей бабкой только перебралась в мой город. Почувствовал: рано или поздно это «Маленькое чудо из СССР» создаст мне проблемы! Не ошибся.