Снова посмотрел на Кравцова.
— … Она там больше всех воду мутит, — сообщил я. — Подбивала одноклассников на бунт. Смелая. Даже слишком. Но её не отдадут: она сейчас главный заложник. Хорошо бы от неё хоть Громова удалить: вот уж два сапога пара.
Под полковником скрипнул стул.
— За дочерью я присмотрю, — сказал Кравцов.
Начальник рудогорского районного отдела КГБ кивнул.
— Вот и хорошо, — сказал он. — Хватит нам и одного… активиста.
Взглянул на меня.
— Возвращайся в класс, Крылов, — сказал капитан. — Своё решение я лично озвучу… Новикову и Звонарёву. А ты постарайся не вмешиваться в нашу работу. Прекращай самодеятельность, Крылов! Понимаешь меня?
— Понимаю, Николай Григорьевич.
Я кивнул и добавил:
— Как лучше хотел.
Пожал плечами.
— Николай Григорьевич, москвичей-то когда ждать? — спросил я.
— Каких ещё москвичей? — сказал капитан.
— Этих…
Я взглянул на Михаила Андреевича — тот скромно восседал на стуле в самом углу своего кабинета.
— … Группу «Антитеррор».
Райчук тоже посмотрел на Полковника, постучал ручкой по столу.
— Не знаю, Иван, — сказал он. — Надеюсь, что скоро. Многое зависит сейчас ещё и от погоды.
Я посмотрел поверх плеча капитана: за окно. Отметил, что вьюга на улице не успокоилась. Она кружила сыпавшийся с неба снег, склоняла к земле ветви и вершины деревьев.
Я вернулся в кабинет литературы. Из динамика под потолком там уже звучал голос капитана Райчука. Я пропустил ту часть монолога, в которой представитель советской власти говорил об обмене полковника на детей. Но прослушал, как Николай Григорьевич объяснял террористам связанные с получением заграничных паспортов трудности. Со слов представителя КГБ, на оформление паспортов понадобится от четырёх до шести часов. Потому что бланки с нужными «печатями» доставят на вертолёте из Петрозаводска. Он сыпал на солдат терминами и подробностями — даже у меня не возникло сомнений, что капитан разъяснял обычные «технические» детали. Капитан предложил «срезать» для паспортов фотографии Новикова и Звонарёва с их водительских удостоверений — спросил на то их позволения. Попросил солдат не затягивать с «окончательным решением»: спешил оформить документы «до конца рабочего дня».
Динамик замолчал.
Военнослужащие взглянули на меня.
Я дёрнул плечами, сказал:
— Откуда ж я знал такие тонкости?
Посмотрел на автомат Звонарёва — тот рисовал на моём животе воображаемые восьмёрки.
— Я что, делал себе загранпаспорт? — сказал я. — Блин, ещё шесть часов торчать тут без жратвы! Пацаны, это долго!
Я сидел на полу, перебирал струны. Тихо напевал песню «Море» из кинофильма «Берегите женщин». Слушал перешёптывания одноклассников и наблюдал за спором Новикова и Звонарёва.
Новиков не горел желанием ждать паспорт. А вот Звонарёв в своём воображении уже прогуливался по Лондону — «свободно и с документами в кармане». Моим мнением парни не поинтересовались.
— … Море, море, мир бездонный… — бормотал я.
Представлял себя сидящим на берегу южного острова — там, куда судьба забросила героя моего романа. Воображал крики чаек над головой. Убеждал себя, что завывание ветра за окном — это плеск океанских волн.
— … Всего-то четыре часа!.. — говорил Звонарёв.
— … Шесть часов… — возражал Новиков.
Он стукнул по столешнице гранатой — у меня ёкнуло сердце. Новиков запрокинул голову, сощурил глаза — взглянул на часы. И я, и Звонарёв проследили за направлением его взгляда: тоже посмотрели на циферблат.
— … Нашей юности надежды…
Холодные плитки пола никак не походили на тёплый прибрежный песок. Моё воображение не справилось с задачей: на море меня не отправило. Я увидел, как Новиков махнул рукой.
— Очкастый, иди сюда! — сказал он.
Я накрыл ладонью струны — гитара замолчала.
— Вставай! — поторопил меня Звонарёв.
Он угрожающе повёл стволом автомата.
Я дважды выходил в коридор — договаривался об обмене заложниками. Солдаты упрямо твердили, чтобы я сперва привёл к ним полковника, и лишь потом выведу из класса девчонок. Кравцов не соглашался на такой вариант: говорил, что «отдаст» полковника, когда получит «обещанных девочек».
— Да не волнуйтесь, пацаны, — сказал я, во второй раз вернувшись с «пустыми руками». — Отдайте им девок. А если они в ответ не пришлют нам полкана, то пристрелите…
Посмотрел на десятиклассников.
— … Лёньку Свечина.
Мне почудилось, что Свечин пошатнулся.
— Я тебя пристрелю! — рыкнул Звонарёв.
Он снова направил дуло автомата мне между глаз.
Я поправил очки и устало пожал плечами.
Сказал:
— Или меня: не велика разница.
Новиков потёр пальцем ребристый корпус гранаты.
— Выбирай девок, — сказал он.
Звонарёв недовольно скривил губы, но промолчал.
Я по одной озвучил фамилии одноклассниц. Выстроил названных девчонок в шеренгу около окна. Новиков без особого интереса взглянул на раскрасневшиеся лица школьниц, хмыкнул.
— Забирай и того покалеченного, — сказал он.
Указал гранатой в направлении Васи Громова.
— И передай этому кгбэшному капитану, что мы пристрелим одного школяра, если через пятнадцать минут сюда не придёт Кравцов! — сказал Звонарёв. — Пусть полковник явится к нам в наручниках, с руками за спиной! Ты понял меня, очкастый?
Я кивнул и ответил:
— Да куда он денется.
Вздохнул.
— Ещё бы пожрать нам принесли, — пробормотал я. — Было бы совсем здорово.
— Валите, — сказал Новиков.
Он махнул рукой.
— Слушайте меня внимательно, — сказал я девчонкам. — Медленно, без резких движений, одна за другой идёте к выходу. По моей команде. Не спешите и не толкайтесь. Громов, на выход!
Кравцова и Свечин помогли Васе встать. Наташа шептала парню наставления — я не разобрал ни слова. У Свечина дрожали губы. Василий пошатнулся, схватился за забинтованное плечо и застонал. Но устоял на ногах.
— Помочь? — спросил я. — Или доковыляешь до двери?
— Сам дойду! — сказал Вася.
Он одарил меня злым, презрительным взглядом.
Я усмехнулся.
— Тогда ковыляй за мной.
Взглянул на Звонарёва — тот указал мне на дверь.
Я посмотрел на стоявших около окон девчонок.
— Первым за мной идёт Громов, — сказал я. — Потом вы. По очереди! Медленно. Всё понятно?
Школьницы кивнули.
Я зашагал вдоль баррикады из школьных парт.
Скомандовал:
— Громов, тащи за мной свой тощий зад!
Свернул к выходу.
Стоял около приоткрытой двери. Смотрел, как дежурившие около лестницы милиционеры подхватили Васю. Наблюдал за тем, как неуверенно ковыляли к лестнице Лидочка Сергеева, Оля Ерохина и ещё три ученицы десятого «А» класса.
Подумал: «В этот раз выжили шестеро. Плюс Волкова. Минус… возможно, я. Уже лучше, чем было тогда». Усмехнулся, потёр испачканный кровью рукав свитера. Посмотрел на замершего у стены Кравцова.
— Входите, полковник, — сказал я. — Не стесняйтесь. Только не делайте резких движений. И тогда не пострадаете… почти. Радуйтесь, товарищ Кравцов: скоро мы с вами отправимся в Англию. Вы уже бывали в Лондоне?
Глава 5
Я заметил, что при появлении полковника школьники воспряли духом. Словно Кравцов въехал в кабинет литературы в качестве освободителя (на коне и с саблей в руках), а не вошёл в класс под конвоем (со скованными за спиной руками). Десятиклассники зашевелились, зашептались, сомкнули ряды. Смотрели на меня и на солдат уже не просто испуганно — с ненавистью и с вызовом во взглядах. Я видел, как отчаянно блестели Наташины глаза, когда хмурого полковника обыскивал Новиков (под прицелом автомата Звонарёва). Девчонка привстала и будто едва не бросилась на защиту родителя. Кравцов зыркнул на дочь строгим взглядом — Принцесса застыла на месте, обижено скривила губы.
Полковника я отвёл в угол комнаты, под окно — туда, где ещё недавно сидели девчонки. Кравцов ни о чём не спрашивал и не сопротивлялся — изображал послушного заложника. Наташа тут же перебралась к отцу, принялась шептать ему на ухо. Меня она словно не заметила. Я выглянул в окно — автобус с чёрными окнами не увидел. Не заметил и снайперов на крыше соседнего корпуса. Отчитался об увиденном перед солдатами. Поправил шторы, перешагнул через выставленные ноги одноклассников. Под присмотром дула автомата вернулся к тому месту, где оставил гитару. Уселся на холодный пол, вытянул и скрестил ноги. «Волкова уже в Петрозаводске, — подумал я. — Завтра будет первый тур конкурса».
Провёл пальцем по струнам. «Полковнику никто не пишет…» — прозвучали в голове слова песни. Но я ухмыльнулся и прогнал их. Решил: «Никаких песен из будущего». Поискал в памяти подходящий случаю репертуар. «Котёнка» и прочие песни с «детских танцев» забраковал. Прошёл и мимо конкурсных песен «Солнечных котят». Задержал внимание на композициях из нашумевшего в октябре фильма «Берегите женщин», но отринул и их. С грустью вспомнил о том, что «Чародеи» пока не вышли в прокат, а «Гардемарины, вперёд!» и вовсе существовали сейчас только в моей памяти, в мечтах сценаристов и режиссера. Но отыскал в воспоминаниях уже нашумевшие «хиты» кинопроката. Сыграл вступление.
— От героев былых времён, — затянул я песню из кинофильма «Офицеры», — не осталось порой имён…
— … Только чёрному коту и не везёт.
Я приглушил струны. Услышал слова Кравцовой о том, что «некоторых котят нужно топить в ведре сразу после рождения». Улыбнулся. Песню «Чёрный кот» на стихи Михаила Танича я исполнил дважды. Не потому что злил Принцессу, или меня попросили повторить композицию (как ни странно, заказы на песни мне не выдавали ни солдаты, ни заложники). Мне почудилось, что именно эта песня сейчас в полной мере передавала моё настроение: она звучала в унисон с моими мыслями. Мысленно повторил: «Только чёрному коту и не везёт». Заметил, что солдаты посматривали на циферблат висевших на стене часов. Поправил очки, тоже взглянул на положение стрелок. Прикинул: через десять минут истекало время ультиматума, который дали Новиков и Звонарёв капитану Райчуку.