– Когда-нибудь скажу, – вдруг согласилась она. – Ты ведь сам приходишь ко мне.
В ее словах была правда, которую я бы не хотел признавать.
– Это ты пришла в мой любимый бар.
– А мне теперь некуда идти.
Тут удивился даже я.
– Ты ведь не жила в вакууме до нашей встречи. Родственники, друзья. Почему ты не идешь плакаться к ним?
– У меня никого не осталось. За время бабушкиной болезни я потеряла тех немногих, что успели появиться в универе. Я не слишком хорошо завожу знакомства.
– Если ты со всеми такая же вежливая, как со мной, то я не удивлен.
Уголки ее губ дрогнули, но я видел, как пляшут сцепленные пальцы. Она боялась меня или искала повод сдаться?
Одинокая девочка, которая так и не нашла смысл в жизни ради себя. Растерявшая всех близких. Она казалась сильной до этого дня, но не осталось ничего, что бы держало ее на плаву.
Если она не выдержит своего горя, если погибнет сейчас – я буду наконец-то свободен.
– Крис, мне кажется, я умерла… – Она будто прочитала мысли.
– Уже не первый раз на моей памяти.
– Ты думаешь, тогда тоже была я?
Я пожал плечами. Всегда оставляю шанс, мне не ведомы законы мироздания, пусть я и являюсь их частью.
Быть может, девочка, это тоже была ты… Преданная своими же друзьями, соседями, мужем. Быть может, поэтому ты такая замкнутая колючка в этой жизни. Вопрос не в причине, а в том, как ты справляешься с ней.
– Кем стать – выбираешь ты, а не твоя судьба, прошлые жизни или обстоятельства.
– Разве мертвый человек может стать кем-то?
Я ухмыльнулся. Может ли?
– И на что похожа твоя жизнь после смерти?
– На тебя.
Я не сводил с нее взгляда, но так и не смог уловить иронии. Странная шутка. Но почему-то именно в этот момент я не захотел уточнять. Как не хотел знать ее имя и увязать в этой истории еще сильнее.
А потом Кира все же подняла глаза. И я понял, что не страх терзал ее руки.
– Со мной уже случилось все самое худшее, чего мне еще бояться?
Тут я засмеялся в голос. Юность так наивна.
– Бэмби, всегда есть, куда хуже. Всегда есть то, что выведет тебя из ступора и заставит бежать со всех ног, молить о следующем глотке воздуха без одуряющей боли…
Я бы побежал. Если было бы куда, если бы я мог. Я бы только и делал, что бежал.
– Я тебя задела? – Она искренне удивилась. Я не уследил, когда моя улыбка превратилась в гримасу.
Стоило что-нибудь соврать, но вместо этого из меня вырвалось:
– Я прошел две мировые войны.
– Ведь ты говорил, что дилерам нельзя влиять…
– Прошел обычным солдатом, наравне с людьми.
Мы надолго замолчали. Музыка играла все громче, но я больше не разбирал слов.
Где-то на танцполе Адам кружил Аврору, ее белоснежные волосы мелькали повсюду не хуже стробоскопа. Я бы счел ее везение на чертовски хреновых дилеров фееричным, но она взрослая девушка, и ей самой решать свою судьбу. И выбирать грабли, по которым пройтись.
Всего неделю назад, в этом же баре, я был умнее.
За столетия в этом мире я научился мастерски игнорировать свои страхи и не совершать тех ошибок, которые могли бы вновь приблизить их ко мне. Всего одна неделя, одно предсказание, один отказ в сделке так сильно меняют весь мир вокруг. Я будто только что умер и сам потерялся в собственной голове. Весь мой опыт, все, кем я стал, уже не имело значения.
На что похоже твое посмертие, Кира?
В полутьме ее карие глаза казались абсолютно черными, еще больше, чем обычно. Теперь они смотрели только на меня, и мне казалось, что я мог читать по ним. И то, что я читал, странным образом перемешивалось с языками пламени, пожиравшими меня сквозь воспоминания. Не стоило сегодня пить…
За сорок миль до солнца мир меняется. За сорок миль – он сгорает дотла.
Я поднимаюсь со своего стула, и она встает навстречу.
Я делал так сотни раз с такими, как она. Я должен ее оттолкнуть, это так просто.
Я делаю шаг ближе, ее дыхание обжигает.
Я не должен совершать ошибок. Сегодня они могут стоить мне всего.
Она ведь меня ненавидит. Она должна.
Я не встречаю препятствий, и ее губы открываются мне навстречу…
Уйти. Прямо сейчас я должен развернуться и уйти из ее жизни. Как уходил от сотен таких же милых и наивных, как она.
Мои руки скользят по ее спине, я вжимаю Киру в себя со всех сил.
Это тупик. Раз не будет продолжения, то не стоит и начинать.
Она обнимает меня в ответ так крепко и отчаянно, будто хватается за спасительную соломинку.
Я должен быть осторожным. Должен, но уже не хочу.
Я целую ее целую вечность и чувствую, что тону.
Кира плохо помнила, как они покинули клуб. Как и почему прервались, вышли под дождь, сели в его серебристый «Ягуар». Она снова не спрашивала, куда они едут, да это было и не важно. С момента, как Крис шагнул к ней в «Пристанище», все было как в тумане.
Запомнилось только мрачное небо, рассеченное первой в этом году грозой. Вспышки молний пробуждали ее сознание из дурмана, в который Кира хотела погрузиться навсегда. Именно там она впервые осознала, что делает.
Мягкое кресло обволакивало, мотор мелодично урчал и гнал по ночному Городу на скорости ее бешено стучащего сердца. Крис так и не собрал волосы в хвост, и сейчас они волнами спадали на плечи. И то же сердце пропускало удар при взгляде на него.
Алкоголь сделал свое дело, оставив боль позади. Побитая и побежденная, она валялась на дороге, а Кира мчалась вперед. Испытывая то ли страх, то ли желание. Или просто боясь остановиться.
Она пыталась не забыть только одно – рядом с ней дилер. Он столько раз повторил, что дилер не человек, что впору было задуматься, есть ли у него сердце.
И дилер закрывал свой старый гештальт. Когда-то он сжег ведьму, которую не успел трахнуть. Он ведь честно признался в этом неделю назад, почти признался.
И вот она сидит в его машине, как сотня девушек до нее, не устоявших перед его холодным обаянием, и молится только о том, чтобы он не заметил, что у нее он первый.
Небо рассекают молнии, а дождь разбивается о лобовое стекло. В тумане не только ее голова, но и весь Город укрылся этой ночью, чтобы не смотреть за ее ошибками. За тем, как она падает все ниже в погоне от боли, на пути к отчаянию, которое источит душу завтра.
Падая в океан его глаз, в котором отражаются давно погибшие звезды. Но сегодня за штормовыми волнами их не разглядеть.
Город за окном сменяется черным туннелем и подземной парковкой. Скорость падает, и сердце все чаще пропускает нужный ритм.
Они выходят из машины под неоновый свет подземного мира. Крис идет вперед, вызывает вниз зеркальный лифт, в котором Кира впервые оглядывает себя. Рваные джинсы и растянутый свитер, давно потерявший свой цвет и ставший непонятным шерстяным комом, так сильно дисгармонируют с окружающим лоском.
Дилер становится за ее спиной и ловит взгляд в зеркале. Кажется, он ловит даже мысли и ухмыляется в ответ. Рука с дорогим перстнем ложится на шерстяной ком в районе талии, вторая крепко сжимает плечо. И, не отводя глаз от ее лица, он начинает двигаться выше, нежно гладя тело.
Кира замирает, не смея поднять свои руки, не смея протестовать или дышать. И когда рука достигает груди, из нее помимо воли вырывается тихий стон. Дыхание возвращается, но становится таким дерганым, будто воздуха больше не хватает.
Она старается не смотреть на его руки на своем теле, не пытается вырваться, потому что он держит слишком крепко. Лишь пронзительно-голубые глаза улыбаются и ловят каждую эмоцию на ее застывшем лице.
Дурман в голове окончательно уступает место желанию, стыду и страху. Эмоции такие яркие, будто она просыпается впервые за всю жизнь. Внизу живота тянет, и от этого почему-то хочется плакать.
Но она стойко выдерживает его взгляд, пока лифт не доезжает до последнего этажа. Двери распахиваются, но Крис медлит, не спеша прекращать свою пытку.
Кира вынуждена первой дернуться, боясь, что он не отпустит, заставит так и стоять посреди огромного пустого холла.
Но он отпускает, напоследок до боли сжимая ладони. Она снова охает, и ощущение внизу живота становится невыносимым.
Дилер довольно улыбается, зная, что испытывает «жертва» в его логове. Разворачивается к единственной на этаже двери, даже не сомневаясь, что Кира последует за ним, а не сбежит.
И Кира следует.
Несколько мучительных шагов и последние секунды, чтобы передумать. Кажется, что она еще может сказать «нет», может остановить эту игру и выйти на свободу. Но на самом деле сегодня свободы больше нет и позади нее пропасть. А ощущение, которое тянет вперед, такое же нестерпимое, как каждое прикосновение Криса.
Она перешагивает порог, и за ее спиной хлопает дверь. Просторный пустой холл сменяется такой же широкой, пустой прихожей, но здесь повсюду зеркала. Хозяин не страшится своего вида, а вот она сильнее жмется при взгляде на испуганный шерстяной комок, которым стала. Комок, который часто дышит, будто горит изнутри.
Крис разворачивается и долго смотрит на нее, по лицу не угадать его эмоций. Он оттягивает момент финального сближения так долго, будто сам готов передумать. Кира бросает короткий взгляд на зеркала – там еще несколько ее и его копий застыли в нерешительности перед последним шагом. Мир вокруг замирает в ожидании.
А потом он молча разрывает расстояние, которое разделяло их такие разные миры. Крис впивается в ее губы, мнет их и целует так жадно, будто ищет долгожданный глоток воды посреди палящей пустыни. Ноги начинают дрожать, и его руки обхватывают бедра. В следующую секунду Кира взмывает вверх.
Спина врезается в одно из зеркал, навстречу еще одной Кире, тонущей в чужих ласках. Воздуха нет – но больше он и не нужен. Она не дышит целую минуту и тонет, тонет все сильнее, пока Крис не разрывает поцелуй.
– Дыши, – насмешливо говорит он, и Кира с трудом дышит. – Это важно, Бэмби.
Кире кажется, что она разрушает собственные барьеры, застывает на острие иглы. Все эмоции обостряются до предела. И это насмешливое «Бэмби» просто выводит из себя.