– Ховало, – мертвым голосом сказала Аврора. – Ангел смерти из другой легенды… Когда откроются все двенадцать глаз, мы покойники.
Будто услышав ее, существо, стоящее за много километров, слегка повернуло голову. Один из глаз был приоткрыт.
Кира уже ждала в квартире. Она нервно теребила занавеску у окна и косилась на огромный силуэт, зависший над Городом, но вопросов не задавала. Когда мир рушится, и так ясно, что странный старик, высотой с небоскреб, – не к добру.
– Ты сходила наизнанку, – догадалась она, кивая Адаму. – Все настолько плохо?
– Феерично хреново. – Аврора добавила несколько непечатных слов для полноты картины. Адам послушал и добавил еще несколько от себя.
– Девчонки, я так надеюсь, что у вас есть план.
– Есть теория, – мрачно сказала Кира. – И она основана на Котерии.
– Час от часу не легче. Заменить один апокалипсис другим?
– А почему ты считаешь, что конец света выгоден Котерии? – Кира говорила, не глядя ни на кого, но ее новый жесткий голос пробирал не хуже, чем когда-то пронзительные глаза Криса. Люциан не ответил, поэтому она продолжила: – Ее символы появляются по всему Городу, с каждым днем все больше. Я считаю, что это подсказка.
– Подсказка?
– Да. Указание на единственную силу, что способна противостоять Рою, – теперь она повернулась и в упор посмотрела на Адама. – Дилеры.
– Поэтому вас подставляли, запугивали и выводили из игры с самого начала, – закончила за нее Аврора.
Адам присвистнул, падая на единственный в комнате стул. Он стоял в том углу, где обычно прятался Степан, поэтому был скрыт тенями. Но сегодня даже лихо не показывал носу.
– Так вот чего к вам шастают ведьмы… И много согласилось?
– После этого? – Аврора кивнула в окно. – Считай, что все.
– Как я вовремя вернулся! Когда приступаем?
Кира удовлетворенно кивнула, принимая его согласие, а Аврора, наоборот, вытаращила глаза.
– Ты серьезно? Пойдешь на это?
– Сотни сделок, и все мне. Да кто откажется? – Он усмехнулся, по-хозяйски вытягивая ноги. – Какая мощь, какая сила!
– Ты можешь погибнуть…
– Постараюсь обойтись без этого. Ладно, Аврора, я был не самым надежным партнером, согласен. Но бежать сейчас было бы глупо, – последнюю фразу он сказал уже серьезно, убрав лишнюю театральщину. – Бежать некуда. Когда?
– Мне нужен день, – вдруг сказала Кира, отлипая от окна. – Один чертов день у меня есть? Я постараюсь успеть…
Аврора печально кивнула, но не стала отговаривать подругу. На краю света можно откинуть условности и разрешить себе любые безумные попытки. Даже если они обречены на провал.
Когда за ведьмой закрылась дверь, она вернулась к Адаму. Он уже мерно потягивал какао, непонятно откуда взявшееся в его руках.
– Город горит. Ты точно не откажешься?
– Ну так я же факир!
– Ты испугался…
– Ты тоже, – мягко улыбнулся дилер. – Можем вместе порефлексировать, сходить к психологу. Кстати, я ходил.
– Шутишь?
– Отнюдь. Я очень долго боялся огня после встречи с Крисом. Но в начале двадцатого века психологи были так себе. Фрейд их опошлил.
Аврора рассмеялась впервые после возвращения с изнанки.
– Мы займемся этим после апокалипсиса, хорошо?
– Да, – она кивнула, – давай попробуем пережить это дерьмо.
Пропасть
Мне никогда не нравились истории, которые начинались со звонка в дверь.
Это был поздний вечер, и ледяной дождь барабанил по стеклу, как бешеный сосед в приступе безумия. Я сидел в полумраке и наслаждался бессмысленным потоком картинок по телевизору и раздумывал о том, что стоит покинуть Город. За последние недели улицы опустели и противный душок страха окутал даже обычных людей. Они чувствовали, что близится крах. Это странное существо, высотой с небоскреб, которое брело по Проспекту с пока еще закрытыми глазами, не сулило ничего хорошего. Кажется, в древних преданиях оно и звалось предвестником апокалипсиса…
Или это очередная игра разума, глупая шутка какой-то ведьмы. И все старые легенды о пробудившемся Рое, вырвавшемся на свободу хаосе, – просто сплетни. Я не знал и не желал знать истину. Честно говоря, я совершенно не понимал, почему не покинул Город еще месяц назад, как остальные дилеры, когда все это только началось. Но точно уеду завтра. Или послезавтра.
А тут звонок.
Я скажу еще одну пошлость, пусть она будет последней на сегодня, – у меня внутри все перевернулось от этого звука. Если бы ко мне в дверь звонила сама смерть, что в принципе невозможно, я бы чувствовал себя спокойней. Поэтому мое желание открывать застыло где-то между страстью к просмотру вечерних новостей о политике и стремлением спасать китов в Тихом океане. То есть нигде.
Еще я мимолетно подумал, мог ли этот звонок перевернуть мою жизнь, если бы она у меня была. Нет, технически я дышал, смотрел телевизор, жевал пиццу и делал много других, не менее приятных вещей. Но я не относился к числу живых людей. Хотя вот уже лет пятьсот я не относился и к мертвым. Наверное, к людям я тоже не причислялся, но это уже сложные теологические вопросы, которые я ненавидел, даже когда официально состоял в рядах служителей церкви.
Звонок верещал, а я глупо застыл со своей стороны двери, прислушиваясь к угасающему волнительному дребезгу где-то внутри. Ждал, когда уляжется незваная буря. Даже слухи о хаосе не вызвали во мне такое цунами.
С другой стороны, если я уже не жив, уже не мертв, то почему медлю?
И в тот момент, когда навязчивый звон умолк, я выкинул из головы неясные подозрения и распахнул дверь.
На пороге застыла девушка лет восемнадцати. Курносая брюнетка из американских фильмов шестидесятых – такая спокойно позавтракает у Тиффани, если сменит свою толстовку на что-нибудь приличное и, желательно, разгладит глубокую морщину, гневно застывшую между бровями. Гневно ли? Я не мог подобрать термина точнее.
– Крис, – то ли спросила, то ли сообщила она.
По работе я встречал много людей и уж точно не помнил каждого в лицо. Но ее бы запомнил.
– Допустим.
Она молчала, выжидающе глядя на меня. И с каждой секундой этой вынужденной тишины гневная морщинка пропадала, а глаза девушки становились все грустнее.
– Или заходи, или пока. Я не хочу стоять тут как чучело.
Пусть моя квартира и была единственной на верхнем этаже, торчать на пороге без дела я не любил.
И она решительно шагнула внутрь. Один раз шумно выдохнула. А потом, не останавливаясь, прошла в гостиную и застыла у панорамного окна на фоне разыгравшейся грозы. Одернула серую толстовку, но так и не повернулась ко мне.
Очередной раскат молнии осветил ее силуэт, и даже мне стало жутковато. Девушка не двигалась, не оборачивалась. И молчала.
Я вернулся на свой диван и вскрыл бутылку пива, которая успела согреться. Сделал мерзостный теплый глоток, выключил звук на телевизоре.
В этих резких всполохах мы провели еще какое-то время. Картина была настолько сюрреалистичной, что я потерял счет минутам. Все смотрел на нее и ждал чего-то – что она заговорит или что мы проведем вечность в странном застывшем молчании и неизвестности.
Я не знал, чего мне хотелось больше.
– Можно выпить? – Она довольно грубо разорвала эту хрупкую магию.
– А тебе восемнадцать-то есть? – почти в тон ей ответил я, но не сдержал усмешку.
– Сделки заключать можно, а выпить нельзя? – Кажется, она тоже усмехнулась, но тон был грустный.
– Сделки честнее алкоголя. Ты знаешь, чем и за что платишь.
– И ради чего пускаешь жизнь под откос…
– Совершенно не обязательно, – привычно парировал я. – Если сделка обдуманный, а не импульсивный поступок.
– Иногда ты платишь больше, чем ожидаешь, – она запнулась, но я молчал. – И получаешь совершенно не то, за чем пришел. Мне уже есть восемнадцать.
На этой фразе она, наконец, повернулась. Темно-карие глаза были грустные, под стать голосу, и большие, как у олененка. От этой ассоциации что-то дернулось внутри.
Я не смог долго на нее смотреть, поэтому сходил на кухню и исполнил просьбу. Девушка неумело попыталась открыть бутылку.
Я понимал, что она пришла за сделкой и старается храбриться, но отчего-то совершенно не хотел помогать. Я не палач и, в сущности, даже не такой говнюк, каким меня хотят видеть. И срывать жизнь очередной импульсивной малолетки, – а связь с Котерией всегда выходит боком – не хотел. У меня нет недостатка в клиентах, и я всегда найду, за чей счет выжить.
Даже смешно – я могу быть избирательным. Я могу оградить чью-то жизнь от себя, хотя и не должен.
– Выпей и уходи, – вдруг сказал я. – И не придется ни за что платить.
Но она осталась стоять, не сводя своих оленьих глаз с меня. Ну что за черт.
– А ты не думал бросить Котерию? Отказаться от сделок, дожить оставшиеся годы как обычный человек.
Я засмеялся. Уже не раз слышал подобную святую чушь, но так трогательно – впервые.
Растянулся на дорогом сером диване, стильно вписывающемся в стеклянный дизайн пентхауса. За панорамными окнами молнии вовсю резали мрачный город, и я имел лучший вид на это бедствие. Жил ли я богато благодаря Котерии? Безусловно. Держался ли я за все это?
Деньги – пыль.
Так говорят те, у кого они есть, и я один из них. Но потратить деньги «с чувством» уже не смогу. Этот дар доступен только людям, да и то не всем. Чем грязнее душа, тем меньше чувствуешь.
А я и вовсе не чувствую.
Потому что я не человек. Я – тень, след Котерии в этом мире, и никогда не буду свободен или жив.
– Дилеры – часть Котерии, детка, – надо же, я так смеялся, а сказанное все равно прозвучало грустно. Видимо, мы оба невеселы сегодня. Но этой девочке стоит уйти. – Моя минимальная плата – пять лет. Кто знает, может, это все, что у тебя осталось.
Сверкнуло совсем близко, и в огромных оленьих глазах мелькнул испуг. Я зацепился за это чувство, поднялся и резко приблизился. Я почти на голову выше и, нависнув над ней, выглядел достаточно угрожающе.