Мы можем проследить, как статус кошки повышается, через фрески гробниц. Такую важную часть существования, как загробную жизнь, египтяне продумывали тщательно, и уже во времена Древнего царства появился устойчивый сюжет, изображающий владельца гробницы перед жертвенным столом, загруженным едой. Идея настолько прижилась, что существовала вплоть до конца Древнего Египта. Первое сохранившееся изображение относится к IV династии, и вскоре покойный оказывается не одинок в своей трапезе – под стулом гробницы Нефермаата в Гизе Четвертой династии сидит собака [16]. Неудивительно – к этому моменту собакой было никого не удивить. Дальше – больше: под стулом начинают изображать семью владельца гробницы, его слуг, пленников, еду, вазы, цветы, зеркала и так далее.
В 2015 году изображения на 120 гробницах проанализировали и составили каталог животных. Чаще всего египтяне, которые могли позволить себе гробницу, заводили собак, обезьян и кошек. Изредка появляются гуси – интересно, как их содержали? [16] Чаще всего кошки сидят под женскими креслами, иногда они могут грызть кость или есть рыбу, но чаще просто сидят, пока их хозяйки в лучших одеждах пируют и играют в сенет[11]. Мужчин обычно изображали с собаками или обезьянами. Уже на самом раннем, фрагментарно сохранившемся изображении кошки под стулом времен XI династии мы можем прочитать выражение «хороший день» (hrw nfr). Его и будет вечно праздновать знатная женщина. В нашем понимании кошка связана с женской сферой, так что нам это кажется логичным.
Уникальный сюжет найден в одной из гробниц, от которой сохранились только прорисовки. Глава семьи плывет с женой и детьми в лодке, а кошка стоит рядом, положив лапки ему на колени. Прямо домашняя идиллия!
Во времена Нового царства столицей были Фивы – как раз в это время кошки становятся домашними. Там почиталась триада богов – Амон с женой Мут и сыном Хонсу. В Карнакском комплексе Мут посвящен отдельный храм, и при раскопках 1979 года там обнаружили небольшую статуэтку кошки. На основании статуи была дарственная надпись с именем богини. Это довольно необычно, так как символом Мут в животном мире был стервятник или львица. Возможно, Мут «делила» кошку с Амоном-Ра, так как хвалебные тексты для обоих могли включать упоминания кошек [67].
Довольно рано кошку начали связывать с магией, и это выражалось не только в обилии божественных существ. Кроме того, кошек изображали на «магических ножах» с рукоятками из слоновой кости, датируемых между 2000 и 1500 годами до н. э. [67]. Кость украшали важными животными, и так как они должны были защищать людей от опасности, в том числе от укусов скорпионов и змей, на них часто вырезали кошку. По сути, это амулет удачи, который мы знаем по находкам в гробницах женщин и детей. Вплоть до IV века н. э. такие «счастливые ножи» можно было встретить в захоронениях, так что эллинистический и римский периоды сохраняли эти традиции.
Еще один мифологический сюжет, относящийся к Позднему царству, приписывает кошке важную роль в исцелении и возрождении. Скорее всего, это не реальная практика, а символическая. В Бруклинском папирусе времен XXVI династии (которая правила до 525 года до н. э., до завоевания Египта персами), бога-ребенка Хора-Хекену, божества, почитаемого в Бубастисе, загрызла львица. Далее она превратилась в кошку, в шкуру которой завернули израненного младенца, поместили его в ящик, где он возродился. Хор-Хекену как бы вернулся в материнскую утробу и вернулся оттуда целым и невредимым, обновленным [89].
Античность: женщина-кошка
На нескольких греческих сосудах есть изображения, которые мы можем использовать в качестве доказательств проникновения египетских миу в Грецию и дальше через колонии в Италию. Например, ваза IV века до н. э. из Кампаньи (Италия) изображает двух женщин, между которыми прыгает пятнистый котик. Несколько похожих изображений с животными в такой позе говорят о том, что это скорее канон, чем реальная бытовая зарисовка. Кстати, канон может изображать одного из спутников Диониса – леопарда, но в случае вазы ученые уверены, что это коты [28]. Несколько их скелетов из этого региона и изображения на монетах говорят о том, что греческие колонисты привезли с собой полезных в хозяйстве животных.
Однако не все так просто. В греческой Италии образ прыгающего кота был стереотипным. Интерпретация изображений на монетах оказалась связана с мифологическими сюжетами, поэтому не совсем понятно, повседневная ли сцена на сосуде. Что касается монет, обычно на них встречаются двое мужчин, легендарные основатели двух полисов – Фаланф и Иокаст. Может, рядом с ними изображена вовсе не кошка, а как раз детеныш леопарда. Кстати, останки кошек в Кампаньи были найдены, значит, у части горожан они жили. Возможно, такие изображения – часть отличительных знаков городов Южной Италии от других полисов по соседству.
В этрусском и римском искусстве это тоже были нечастые гости, но регулярные – начиная с V века до н. э. мы можем их увидеть, и наверняка это наследие греческого канона. Самые известные мозаики, конечно, можно найти в Помпеях – кот, охотящийся на утку в Доме Фавна и кот с голубями из Санта-Мария-Капуа-Ветере. К тому времени этими животными, как мы помним, римлян было не удивить.
Возможно, эти фрески видел Плиний Старший, автор «Естественной истории». Мы знаем, что он был в Помпеях и погиб неподалеку, в Стабиях, во время извержения Везувия в 79 году н. э. Он довольно точно отметил охотничье поведение кошек:
Как молчаливы и легконоги кошки, когда преследуют птиц! Как ловко они прячутся, чтобы выпрыгнуть на мышей! Они закапывают свой помет, закапывая землю, так как понимают, что запах выдаст их присутствие [28].
Правда, на этом он остановился. Собакам он уделил гораздо больше времени. Видимо, несмотря на свой опыт встречи с полосатыми охотниками, он даже не посвятил им полную статью в книге о млекопитающих. Так что в городских джунглях Помпей их было не так много – ученым известно всего два кошачьих скелета оттуда. В сельской местности их, возможно, было больше – ученый и писатель Марк Теренций Варрон, живший в I веке до н. э., рассказывал в трактатах по земледелию, как строить загоны для гусей, чтобы их не разорили коты.
В классической литературе связь кошки и птицы была зафиксирована еще в баснях Эзопа. Мы не знаем, когда они были написаны, так как сюжеты дошли до нас только в переработке начала нашей эры.
Например, такой сюжет – кошка узнает, что на птичьем дворе разболелись куры. Она одевается лекарем, приходит к больным и справляется об их здоровье. На что куры отвечают, что у них все прекрасно, но только когда ее (кошки) нет поблизости. И мораль: «Так и среди людей разумные распознают дурных, даже если те и прикинутся хорошими» [86]. Басня с такой же моралью повествует о кошке, которая прикинулась мертвой, чтобы выманить мышей, но те распознают обман. В басне «Кошка и петух» первая собирается съесть второго под благовидным предлогом, но в итоге отметает все отговорки и все равно съедает петуха. Слава «убийцы птиц», закрепившаяся за этими хищниками, находит отражение и здесь.
Во всех этих баснях кошка – одно из животных, обитающих рядом с человеком, но его устойчивые характеристики отрицательные. Коварный, хитрый, безжалостный охотник, который однозначно сравнивается с дурным человеком.
Куда же без римских мозаик? Вот одна из них, приблизительно III–IV веков н. э. из Восточного Средиземноморья, выставленная сейчас в Швейцарии. На ней изображен симпозиум, попросту говоря, пир уважаемых мужчин, и интересная особенность композиции – «непрометенный пол» [59], или asarotos oikos на греческом, как будто покрытый остатками еды. Сюжет, как сообщает нам все тот же Плиний Старший, изобрел мозаичист Сос из Пергама, живший во II в. до н. э. Возможно, эта мозаика – копия работы этого мастера. Среди рыбьих костей, раковин, крошек и листьев салата по полу печально бредет палевый кот с белыми пушистыми щеками. Впрочем, судя по размерам кота и его круглым бокам, печален он скорее от того, что больше остатков еды в него не влезает [59].
Поздние римские авторы тоже чаще упоминают котиков, чем их предшественники, особенно греческие. Так, поэт начала VI века Луксорий упоминал их в своих эпиграммах «Латинской антологии», причем в одной из них, «О щенке-малютке», в довольно любопытном треугольнике: мышей ловит щенок, он же дерется с кошкой. Конкуренция ласок и кошек тоже нашла свое отражение у римских поэтов в баснях, таких как «Ласка и кошка», «Ласка и летучая мышь» и подобных, где главным животным-мышеловом выступает еще не кошка. Судя по всему, позднеантичные кошки чаще специализировались на ловле птиц, а также постепенно проникли в римские дома в качестве домашнего питомца, в первую очередь для детей. Одно из надгробий позднего античного периода, найденное в Аквитании (Бордо), изображает девочку, которая держит вырывающегося кота, а у ее ног стоит петух. Видимо, античные дети тоже таскали котиков как им вздумается. Еще один римский мраморный барельеф изображает кота, танцующего под музыку играющей на лире девочки [111].
У поэта и грамматика Симфосия, творившего тоже в конце V – начале VI века н. э., есть загадка с описанием охоты кошки. Это практически хоррор от первого лица. Точнее, от лица мыши, которая скоро станет жертвой охотницы, а пока сидит в норе.
У древних авторов практически нет описаний разноцветных кошек, а в изобразительном искусстве это полосатые маленькие хищники, что создает некоторую сложность, когда мы пытаемся отличить эти изображения от крупных кошачьих. Не все художники и скульпторы тщательно изображали гривы, пятнышки и полоски.
Связь кошки и магии встречалась у всех соседей греков – и у персов, и у египтян. Неудивительно, что на стыке этих культур, особенно в период Птолемеев, создавались целые сборники практических руководств по магии. Они дошли до нас в копиях III–IV веков н. э. и, видимо, копируют более ранние тексты [60]. Магические формулы обычно представлены в виде рецептов, начинающихся с инструкций по сбору определенных, часто экзотических, материалов. Они утверждают свою соб