ственную силу и часто представляются как секретные. Обычно ингредиенты, необходимые в таких рецептах, странные, неприятные или труднодоступные: глаза летучей мыши, мертвая кошка, превращенная в фигурку Осириса, травы, собранные в определенное время или в определенных местах, останки, взятые из могил – гвозди, материал, части трупов; а также такие ингредиенты, как мирра, соль, сера, свинец, воск, глина и лен [5]. С помощью этих ингредиентов составлялось заклинание, которое часто не произносили, а писали и клали к покойнику в гроб или отправляли в колодец. На худой конец, можно было найти специального человека с «дурным глазом». А чтобы заклинание не наложили на самого колдующего, он мог носить оберег.
Геродот не остался в стороне от «магического аспекта» кошки и вслед за египтянами заметил, что кошки любили Луну, а их светящиеся в темноте глаза олицетворяли фазы Луны. Как Луна то «расширяется» то «сужается», так же делали и кошачьи зрачки. Правда, животным Гекаты, которая была богиней магии и Луны, был хорек.
Вы можете сказать – не так уж и много. Может быть, но эти мотивы мы будем видеть и дальше. В Средневековье образ и символическое значение кошки будут сохраняться, только с другим знаком. Артемида-Диана из богини охоты и плодородия превратилась в демона, соблазняющего людей, а сравнение женщины с кошкой приобрело отрицательный смысл. Сытые времена для кошки заканчивались.
Скандинавия: кошачьи дети и кошки-колдуны
Кошки в сагах
Мы уже знаем, что викинги использовали кошек как промысловых животных, но придавали им и мифологическую роль. Да, останки кошек встречаются в их поселениях довольно редко, однако в скандинавской мифологии мы все же можем найти несколько упоминаний, причем довольно интересных.
Чаще всего в сагах и преданиях присутствуют потусторонние и магические кошки, как правило, связанные со злыми силами. Примеры этому можно найти, например, в исландской «Vatnsdæla saga», повествующей о первых жителях долины Ватнсдалюр. В ней упоминается владелец двадцати демонических кошек, которые защищали его. В другом произведении, «Orms pattr Storolfssonar», главный герой Ормр борется с великаном-людоедом по имени Бруси. Мать великана – огромная кошка. Естественно, крайне недружелюбная.
В довольно поздней саге XII–XIII веков «Tromdámh Guaire» («Тяжелое гостевание у Гуайре»), посвященной событиям VII века, происходит более прозаическая трагедия – главному скальду по приказу, собственно, ирландского короля Гуайре (реальный правитель умер в 663 году) готовят на завтрак яйцо. Еду крадут мыши, и поэт Сенхан (Senchán) сначала думает сочинить хулительный стих для короля, а потом приходит к выводу, что во всем виноват кот, недостаточно охотившийся на мышей.
Дальше мы снова встречаем демонического кота. Сенхан возводит хулу на короля котов Ярусана (Irusán), и тот в гневе утаскивает незадачливого скальда в логово, чтобы позавтракать. В сохранившейся версии скальда спас христианский святой Киаран – он победил короля котов, правда, не с помощью молитвы, а метнув в Ярусана расплавленный металл. Что интересно, это был реальный способ бороться с магией – такому металлу приписывались чудесные свойства для борьбы с нечистью [111].
Обозначение кошки может выступать как «кеннинг», то есть поэтический синоним великана вообще – такую замену мы встречаем в «Эдде». Кроме того, в той же «Эдде» Тор пытается поднять огромную кошку, которая на поверку оказывается змеей Йормунгандом. Возможно, под «кошкой» имелись в виду ассоциации с монстрами и подземным миром. Есть предположение, что это слово и вовсе могло играть роль оскорбления и ярлыка ленивого человека или похотливой женщины. Викинги, викинги, за что вы так с кошками?
К «кошачьему роду» мог принадлежать и драугр, живой мертвец, как в саге о Хромунде Грипссоне (Hrómundar saga Gripssonar). Кстати, драугра зовут Траин, король-чародей, похоронивший себя в могильном холме. Думаю, в книге про кошек вы не ожидали увидеть имя из «Хроник Средиземья» и «Хоббита», однако нет, без профессора Толкина никуда!
В саге об Эйрике Рыжем (Eiríks saga rauða) вёльва Торбьерг (Þorbjrg) появлялась в черном капюшоне, подбитом кошачьей кожей, и носила перчатки с белым кошачьим мехом [70].
Возможно, именно так подчеркивалась связь этой женщины с колдовством-сейдом. В погребении из Осеберга мы находим подтверждение этому. В 1904 году около норвежского Тёнсберга нашли хорошо сохранившийся драккар с захоронением двух женщин. Возможно, они были вёльвами, а некоторые фрагменты кожи из захоронения интерпретируются как кошачьи [70]. При этом большинство других находок одежды из кошачьего меха (это можно понять по фалангам пальцев) – мужские, сначала у более знатных мужчин, а затем и у обычных горожан в первых скандинавских городах.
Помните богиню любви и плодородия Фрейю и ее знаменитую колесницу, запряженную котами? Это самый популярный образ скандинавских хвостатых, но, увы, не очень достоверный. Он встречается только один раз в «Младшей Эдде» Снорри Стурлусона и в еще одной эддической поэме, причем скальд употребляет именно термин «кот», а не «кошка». В большинстве записанных саг Фрейя передвигается на кабане Хильдисвини, а коты – единственные спутники богов, которые остаются безымянными. Значит ли это, что это был поздний образ? Возможно, ведь Стурлусон творил уже в христианское время.
Так что, несмотря на популярность образа, обоснований у него не так много: Фрейя и ее брат Фрейр, как боги плодородия, больше связаны с дикими кабанами. Связь между кошками и женской сексуальностью и женским колдовством, видимо, все-таки закрепилась, хоть и на излете существования скандинавской мифологии, под влиянием христианских и позднеантичных традиций. Простите, котики, но любимцами богини у вас стать не получилось.
Скандинавское изобразительное искусство тоже редко обращается к котикам. Кроме янтарной фигурки, о которой мы рассказали в прошлой главе, есть резное изображение на деревянной телеге, которое мы можем интерпретировать как кошачье. Также у нас есть пример «хватающего зверя» в стиле Борре, которого можно встретить на мечах, наконечниках мечей, конском снаряжении – в общем, на мужских предметах.
Йольский кот и кот ведьмы
Если уж мы говорим о фольклоре и сказочных котах, нельзя пройти мимо Исландии. Не зря мрачные саги о демонических котах были записаны именно здесь. Их железные когти доберутся до всех, кто окажется в канун Рождества без нового свитера или хотя бы шерстяных носков. Что же это за любитель шерстяных вещей?
Йоль – самое темное время года, период зимнего солнцестояния, когда границы между мирами истончаются, нечисть вылезает из-под земли и начинает пугать добропорядочных жителей по ночам. Этот период соответствует Святкам, но сохранил старое германское название. Вот и наш кот (Jólakötturinn, «Йолакоттурин» на исландском) приходит в начале этого темного периода. Правда, довольно поздно – только во второй половине XIX века в сборнике фольклора и народных сказок Йона Арнасона «Íslenzkar þjóðsögur og æfintýri» («Исландские легенды и сказки»), впервые опубликованном в 1862 году. Именно это собрание потом стало основой для стихов и представлений об исландском Рождестве вообще [58].
Надо сказать, что мифология вокруг этого времени в Исландии в целом отличается от наших представлений о европейском Рождестве. Санту в санях, запряженных оленями, вы не встретите, зато в тринадцать дней перед Рождеством к вам будут приходить Йоласвейнарнир (jólasveinarnir) – «Йольские парни», дети страшной великанши Грилы и ее ленивого мужа Леппалуди. Грила перед праздником забирает непослушных детей и уносит их в своем мешке, а Йольские парни со временем «подобрели» – они больше не похищают детей, а проказничают и оставляют небольшие подарки, и по современному канону их осталось именно тринадцать. Правда, если ребенок плохо себя вел, в башмаке для подарков он может найти картошку.
Грила – персонаж, известный как минимум со времен нашего знакомого Снорри Стурлусона, который упомянул великаншу в «Младшей Эдде» [58]. Постепенно она обзавелась большой семьей – в ранних вариантах Йоласвейнарнир было до 80, и среди них были и сыновья, и дочери. А какая семья без кота? Вот и появился у Грилы жуткий кот под стать великанше. Его упоминает в своем сборнике Йон Арнасон вместе с обязательным ношением обновок на Рождество: «Тем не менее люди не могли наслаждаться рождественскими празднествами без беспокойства, потому что… существовало поверье, что чудовище, которое называлось “Рождественским котом” (Jólaköttur), бродило в это время. Оно не причиняло вреда тем, у кого была новая одежда, чтобы надеть ее в канун Рождества, но тех, у кого не было новой одежды, “одевали в Рождественского кота”, так что он забирал (съедал?) их или, по крайней мере, их “Рождественскую лису” – и они считали, что им повезло, если Кот довольствовался последним» [58]. «Рождественская лиса» – это мясные блюда, которые подавали в канун Рождества. Может быть, из этого оборота и родилась легенда?
Вполне может быть – собиратели фольклора XIX века могли вольно обращаться с материалом. Выражение «одеть кота» или «одеть рождественского кота», скорее всего, означало «не получить к празднику новую одежду» и ходить в старой – как коты ходят всегда в одной и той же шубке [2].
Тем не менее почва для персонажа оказалась удачной, и Йольский кот с конца XIX века стал привычным рождественским персонажем в Исландии. Его можно встретить на украшениях, иллюстрациях и в школьных пьесах. Только в 1911 году были записаны предания о Йольском коте, каким мы его знаем, со всеми приметами – черный пушистый кот размером с быка с горящими глазами и железными когтями. Он охотился за всеми, у кого не было новых шерстяных вещей на Рождество. В западной части Исландии кот еще и отбирал у нерадивых хозяев рождественский ужин. С 1932 года Йольский кот стал считаться частью старого фольклора и занял место рядом с рождественским козлом и «Йольскими парнями», «отобрав» у них часть функций. Те «перестали» поедать непослушных детей, хотя в ранних преданиях могли так делать, а вот черному коту лучше было не попадаться. Только самый младший из этих парней, Стуфур, мог договориться с питомцем своей матери – верхом на Йольском коте он катался по ночной Исландии и пугал припозднившихся путников [63].
Но когти кота не возникли из пустоты. Персонаж, который поощрял тех, кто трудился в течение года, и наказывал лентяев, есть во многих культурах. Далеко ходить не надо – вспомните сказку о Морозко: там тот же самый мотив, где награду получает трудолюбивая девушка, которая не выходит за рамки принятых тогда социальных ролей. Не носить новую одежду на Рождество в Северной Европе считалось дурным тоном как минимум с XVI века – это был показатель достатка семьи и ее трудолюбия, ведь большая часть одежды изготавливалась дома, а хозяйство было натуральным [64]. В Исландии, где разведение овец было одним из основных занятий, неудивительно, что демонический кот следил за наличием именно шерстяных вещей.
К Рождеству нужно было завершить все работы, в том числе и по дому. В Йоль среди прочих запретов был запрет и на шитье и прядение – он, кстати, был распространен везде, где отмечали Святки или Йоль. Так что мы можем назвать кота еще и хранителем этих святочных традиций.
В скандинавских странах подобные мифологические существа тоже были – это норвежская «новогодняя коза» (Nydrsbukken), которая должна забрать тех, у кого нет новой одежды на Новый год, видимо, «родственница» рождественского козла Юлебукке. В Норвегии был и свой «Йольский парень» (Julesvendene), который либо похищал людей без обновок, либо надевал недоделанную одежду и портил ее. Вся эта пестрая ватага обычно появлялась в одно время со Святым Николаем, как Крампус в Австрии. Так что где Святой Николай и подарки на Рождество, там и наказывающая за проступки нечисть, появляющаяся в это темное время года. Так как своего Санты в Исландии не было, и только в последнее время Йоласвейнарнир надели красные костюмы, то Йольский кот стал их спутником [25].
Ряжения на Йоль тоже были неотъемлемой частью праздника. Возможно, атрибуты кота были взяты именно оттуда, подобно образам рогатых коз, которые со временем трансформировались в спутников Святого Николая.
Образ черного кота так прижился в Исландии, что ему даже посвятили песню – чаще всего ее можно услышать в интерпретации Бьорк из сборника 1987 года «Hvít er borg og bær» [25]. В 2018 году в центре столицы Исландии, Рейкьявике, под Рождество поставили пятиметровую скульптуру, изображающую потустороннего гостя. Но ночам кот светится – в него вмонтировали 6500 светодиодов, так что зрелище получается жутковатое. Правда, некоторые жители остались недовольны – а вдруг у них нет денег на новый шарф или свитер, а тут Йольский кот собственной персоной?
Были в Исландии и другие мифологические коты, более привычные для европейских сказок. Целый цикл рассказывает о священнике церкви Одди, освященной в честь святого Николая. Его звали Сэмунд Мудрый (Sæmundr fróði Sigfússon), он жил в 1056–1133 годах и прославился как один из первых исландских хронистов [25]. Сразу же после его смерти народная молва объявила Сэмунда колдуном, который постоянно обманывал самого дьявола. В одной из легенд Сэмунд появлялся не иначе, как с демоническим котом на поводке. Сэмунд устраивал ярмарки в канун Рождества, где наверняка были представления, в которых святой Николай побеждал демонические силы: может быть, сказки родом из памяти о таких сценках.
В исландской магии без кошек тоже было не обойтись – кошачья шерсть считалась средством от бессонницы. Для крепкого сна необходимо было смешать молоко с паленой кошачьей шерстью и натереть зубы пациента. От магического сна предлагалось будить так – в рот спящему разбивали сырое куриное яйцо. Справедливости ради, от такой процедуры проснется любой человек [63].
Наконец, кельтская мифология не обходит кота стороной. Страшная демоническая кошка Палуга (или Шапалу во французских сказках) встречается в цикле легенд о короле Артуре. Она была потомком демонической свиньи и в валлийских легендах доплыла до Англии, где терроризировала округу, пока ее не победил сэр Кей из рыцарей Круглого стола. С ней сражался и сам король Артур – во французских преданиях Шапалу победила легендарного правителя, а после того, как король дал отпор, он приказал назвать ближайшую к месту сражения гору Монт-де-Ша (то есть «кошачья гора»). Перевал, где была повержена Шапалу, до сих пор называется Коль-дю-Ша (то есть «кошачий перевал»).
Этот сюжет дошел даже до Италии. На «каблуке» сапога Апеннинского полуострова есть город Отранто, куда «добралась» демоническая кошка. В городском соборе полы выложены мозаикой, выполненной в 1165 году монахом Пантелеймоном, и среди многочисленных сцен – битва короля Артура с огромной пятнистой кошкой. Король подписан «REX ARTVRVS», кошку, к сожалению, никак не обозначили. Пантелеймон, кстати, был образованным человеком и изобразил рядом с Артуром римскую Диану, Александра Македонского верхом на грифоне и Древо жизни вперемешку с библейскими сюжетами. Артура, например, поместили по соседству с историей Каина и Авеля. Почему? Видимо, это останется загадкой [116].
Еще одна британская сказка, «Король кошек», рассказывает, что у кошек есть собственное тайное царство в потустороннем мире, и правит им огромный черный котяра. В скандинавских сказках потусторонние коты обычно связывались с ведьмами, например колдовской кот (или troll cat, так как колдовство в Скандинавии называлось «троллеведением»). Их делали из человеческих волос, главной задачей ведьминских котов было красть молоко, а чтобы их не поймали за этим занятием, они превращались в клубки пряжи [63].
Подобный демонический кот есть в Шотландии и в Ирландии – это cat sí («кот ши»), гигантский черный зверь с белым пятном на груди. Иногда он представал в историях как Король котов, иногда просто как зловредный дух, который мог проникать в дома через дымоход и даже красть души умерших [64]. Поэтому тело стремились защитить всеми доступными способами – бодрствовали около него, раскладывали кошачью мяту и пытались обмануть духа загадками. Огонь в этом помещении не разводили, чтобы на тепло не пришел Ши. Иногда это по старинке могла быть ведьма, но так как у кошки девять жизней, она могла превратиться всего девять раз. В последнее превращение она оставалась кошкой навечно [64].
Правда, он мог и благословить человека – если оставить ему в Самайн, в нынешний канун Дня Всех Святых, блюдечко с молоком. У всех скандинавских котов как будто есть «ключик» – с ними можно так или иначе наладить отношения, оставив подарок или предъявив обновку. Жаль, не у всех получалось договориться с мифическими котами, поэтому страдали настоящие.