Двадцать четвертого июня Котовский пытался войти в Любар по мосту через Случь, однако белополяки, бросившись в контратаку, потеснили котовцев и подожгли мост. Котовский докладывал, что «сделанным налетом м. Любар захватить не удалось, так как противник прочно закрепился. Первый кавполк ворвался в конном строю в местечко, но был выбит противником, открывшим ураганный пулеметный и ружейный огонь. Потом спешился и в пешем строю выбивал противника, но не мог удержаться и вынужден был отступить. Второй кавполк действовал со стороны Гриневцы, переправился на другой берег реки, но по причине местности, не давшей возможности развернуться кавалерийскому строю, ввиду канав и трясин, вынужден был отступить».
Котовский решил атаковать Любар в пешем строю. После рукопашного боя злосчастное местечко было взято. Но в этом бою был тяжело ранен командир 1-го кавполка Илларион (Михай) Степанович Нягу, давний соратник Котовского. Он был направлен в Одесский военный госпиталь, где пробыл почти год. В марте 1921 года при переезде из Одессы в Таращу Нягу заболел воспалением легких и умер.
Двадцать девятого июня бригада Котовского заняла местечко Лабунь, выбив оттуда батальон 19-го польского пехотного полка.
Второго июля бригада Котовского, усиленная 400-м стрелковым полком 134-й стрелковой бригады, столкнулась у местечка Грицов с группой польского полковника Гогенауэра в составе 145-го пехотного полка и 1-го батальона 4-го полка подолянских стрелков, усиленной 6-м уланским полком. На этот раз удача отвернулась от Котовского. Поляки заняли Грицов, а бригада Котовского отступила к селу Большие Пузырьки, потеряв два орудия. На следующий день котовцы, поддержанные тремя стрелковыми полками 133-й и 134-й стрелковых бригад, попытались отбить Грицов. Местечко несколько раз переходило из рук в руки, но осталось за поляками, которые ввели в бой основные силы 18-й пехотной дивизии. На следующий день котовцы смогли остановить дальнейшее наступление 6-го уланского полка у Больших Пузырьков. 4 июля кавбригада Котовского взяла село Белополье, захватив там три орудия.
Тяжелые бои завязались за село Горынку, прикрывавшее дорогу на Кременец. Здесь 16 июля бригада Котовского была остановлена сильным артиллерийско-пулеметным огнем и проволочными заграждениями. Котовский поднял бойцов в атаку, но был тяжело контужен взрывом снаряда и больше месяца провел в госпитале, а потом отдыхал в Одессе и на Днестре. Вот как описал Шмерлинг со слов очевидцев обстоятельства ранения Котовского: «Дав шпоры коню, комбриг выехал на дорогу. Котовцы увидели своего командира. Над головой его сверкал обнаженный клинок. В нескольких шагах за комбригом следовали на конях штаб-трубач и коновод Васька. Все трое ехали легкой рысью.
Белополяки сразу заметили Котовского. По дороге застрочил пулемет. Через несколько секунд огонь прекратился.
Котовский, не останавливаясь, объезжал цепь. Начальник штаба кричал ему вдогонку:
— Товарищ комбриг! Укройтесь за деревом!
— Подымайся в атаку! Вперед! — бросал бойцам Котовский. Огонь усилился. Совсем рядом, на дороге, разорвался снаряд.
Недолет. Не опуская руки, не наклоняя головы, мчался Котовский. Снова разорвался снаряд — перелет. А за ним — третий… И вдруг бойцы увидели, что Орлик мчится без всадника.
— Убит! — пронеслось по цепи. Когда прошли секунды первого оцепенения, раздалось „ура“. Один за другим вскакивали бойцы. Без команды, без командира бросились котовцы в штыковую атаку.
Несколько человек подбежали к месту, где разорвался снаряд. Они увидели Котовского. Упираясь ладонями в землю, он силился приподняться.
— Комбриг жив! Жив! — кричали друг другу котовцы. Теперь никакой огонь не мог удержать их.
Котовский поднялся, глубоко вдохнул в себя воздух и крикнул:
— Батарею сюда!
Он искал глазами Орлика. Раненый конь крутился на месте.
Вдруг Котовский побледнел, провел рукой по лицу и снова свалился на землю. Четверо коноводов подняли его и понесли на тачанку.
В нескольких шагах от места, где упал Котовский, стонал его коновод Васька…
В местечке Катербург, где стоял штаб бригады, Ольга Петровна, как всегда, ждала исхода боя, готовясь немедленно оказать помощь раненым. Вот уже прибыли первые раненые, вынесенные санитарами из-под огня.
Как ни тяжело был ранен боец, а всегда во время перевязки рассказывал „мамаше“ подробности боя, сообщал о том, что комбриг жив и невредим, и о том, как его самого ранило.
На этот раз раненые молчали. Ольга Петровна сразу поняла: что-то случилось. И только один боец сказал как бы про себя:
— А как там наш комбриг бедный, сильно его контузило…
Ольга Петровна впрыснула раненому морфий, чтобы успокоить боль. Несколько секунд она была в оцепенении, а потом быстро собрала медикаменты и на фаэтоне выехала вперед, по дороге к деревне Горинка.
С вечера тучи обложили небо. Как только стемнело, разразилась гроза. Казалось, что бой еще продолжается. Изредка молнии вспышками освещали дорогу.
Ольга Петровна остановила первую подводу, которая ехала со стороны Горинки к Катербургу. Она зажгла пучок соломы и на телеге увидела Ваську-коновода, своего старого приятеля. Еще вчера она заставила его остричь волосы и выстирала ему гимнастерку… Коновод узнал „мамашу“.
— Куда ранен? Сейчас перевяжу тебя.
— Не надо. Поспешите… Товарищ Котовский, должно, ранен, его перевязать надо. А я всё равно помру: в живот… Передайте командиру привет!
Ездовой светил, а Котовская перевязывала стонавшего Ваську.
Здесь же, на дороге, она встретила штаб-трубача. Он сидел на своем Бельчике, держа на поводу Орлика. Орлик шел медленно, низко опустив шею, израненную осколками.
Штаб-трубач ничего не мог ответить на расспросы Ольги Петровны.
Скоро показалась и тачанка, на которой лежал Котовский. В его голове не умолкал шум… Ему трудно было дышать. Горела грудь.
Григорий Иванович не узнал жену. В бреду он то вскакивал на повозке, размахивая кулаками, то хрипел и хватался за грудь.
Всю ночь он метался, звал жену, сидевшую рядом. Приходя в себя, он говорил Ольге Петровне:
— Я знал, что ты будешь со мной.
Утром Котовского в сопровождении жены отправили в тыл для лечения. Он очень тяжело переносил контузию.
Командование настаивало на том, чтобы как можно скорее доставить его в Одессу, к морю.
Котовскому было выдано удостоверение в том, „что он в славном бою под деревней Горинкой (в районе г. Кременца) тяжело контужен и направляется в тыл для лечения. Все гражданские и военные учреждения благоволят оказывать всемерное содействие для скорейшего восстановления здоровья выведенного из строя славного командира и возвращения его в дивизию“».
От Проскурова Котовского везли в Одессу в отдельном вагоне. Что, кстати сказать, было расточительностью. Ведь в вагоне, выделенном Котовскому, можно было бы эвакуировать несколько десятков раненых. В Одессе контуженный комбриг поселился в особняке на Французском бульваре. Когда Котовскому стало лучше, он переехал в Тирасполь, где и закончил лечение. Там как раз состоялся уездный съезд комитетов незаможних (бедных) селян, и Котовский был избран его почетным председателем.
Интересно, что Котовский писал письма жене, хотя они почти всегда были рядом, — от командного пункта бригады до лазарета было 10–15 километров. Григорий Иванович сообщал о мелких бытовых трудностях: «Ты напрасно сшила мне из зеленого сукна блузу. Я хотел отдать сукно хорошему портному. Жаль хорошего сукна. Черная рубашка, которую ты мне прислала, не годится, так как воротник не сходится на целых полтора-два дюйма. Выстираешь синюю, которую я тебе выслал позавчера, шитую в Одессе, и пришли мне». «Сапоги высылаю назад. Обую их зимой. Очень тяжелы. Желтые уже рвутся, я их донашивать буду».
И в этих же письмах Котовский признавался: «Милая, дорогая, желанная Лелечка! Каждый раз, когда приходит летучка „оттуда“, где ты, моя родная, ненаглядная, душа моя, переживаю какой-то удивительно сложный и сильный по остроте своего переживания момент. Каждый раз хочу послать тебе на бумаге то, что у меня на душе, — мое чувство… Эх, да разве вместит весь мир мою любовь?!!»
Тем временем 23 июля войска Юго-Западного фронта были развернуты на Львов, падение которого предполагалось одновременно с падением Варшавы. После взятия Львова часть войск Юго-Западного фронта, включая бригаду Котовского, планировалось направить в Бессарабию.
Бригада Котовского, которой временно командовал Ульрих, действовала южнее 11-й кавдивизии Первой конной армии. Она входила в группу Львовского направления в составе 45-й и 47-й стрелковых дивизий и 8-й червонного казачества. Эта группа 17 августа вела упорные бои за переправы через реку Западный Буг южнее местечка Белый Камень и овладела им к концу дня. Части 45-й дивизии, переправившиеся у Сассова, двинулись к Золочеву, который 18 августа был взят 8-й кавдивизией. Однако это был последний успех советских войск. К тому времени основные силы Западного фронта уже были разгромлены под Варшавой. Поляки перешли в контрнаступление, и бригаде Котовского пришлось отступить на восток.
Лишь 27 августа Котовский вернулся в бригаду, отступавшую из-под Львова, где она понесла тяжелые потери. Сразу же после возвращения комбригу пришлось выступать на траурном митинге по случаю похорон двух пулеметчиков, погибших накануне. Котовский заявил, что «каждая капля пролитой крови в будущем превратится в лучезарные звезды завоеваний пролетариата». Пополнение бригада получала исключительно из Тирасполя, где действовало вербовочное бюро. Бригада пополнялась только добровольцами из числа местного населения, в том числе беженцами из Бессарабии.
Ольга Петровна упорно лечила Орлика, раны которого все не заживали. Но Котовский не хотел расставаться с любимым конем.
В начале сентября командование 14-й армии для обеспечения фланга с севера вынуждено было выдвинуть к Топорову кавбригаду Котовского. Ей порой приходилось выступать в качестве заградотряда, останавливая и возвращая в бой бегущую красную пехоту. В одном из донесений Котовского читаем: «Задержал пехоту… Повернув ее на противника, я пустил в обход слева кавалерию, открыл ураганный огонь с конной батареи, и через минуту противник повернул назад и начал в панике бежать, бросая снаряжение, обмундирование». 9 сентября, отступая от Львова, во время контратаки, при форсировании Западного Буга погиб заместитель Котовского Михаил Павлович Ульрих, бывший прапорщик конной артиллерии, еще в 1917 году связавший свою судьбу с большевиками. Он временно командовал бригадой после контузии Котовского, а после возвращения комбрига стал командиром 1-го полка. Ольга Петровна писала о нем В. Г. Шмерлингу: «Ульрих для меня был загадкой. Я несколько его знала по Польскому фронту, когда мы штабом стояли в Жмеринке в вагонах. Из разговоров с ним видно было, что он карьерист и мечтал о наживе, стремился осуществить и то, и другое на передовой линии, кроме того, очевидно, была семейная драма, ибо его жена флиртовала с одним сотрудником штаба, б. офицером. Затем по его просьбе Григ. Иван, взял его на фронт. Григ. Иван, говорил, что он был храбр и рвался в бой».