ивное руководство ими в начальный период их формирования.
Решением Совета Евросоюза в декабре 2001 года был введён пост спецпредставителя по Афганистану, в 2002 году при ЕС аккредитован афганский посол. Среди объявленных приоритетов ЕС в Афганистане была борьба с наркопроизводством (на 2017 год проваленная полностью).
В 2003–2004 годах Еврокомиссия, помимо средств на поддержку полиции, выделила деньги на развитие восточных регионов Афганистана, укрепление афгано-иранской границы и развитие сельского хозяйства. Евросоюз привлекает в Исламскую Республику Афганистан донорские средства. В 2006 году в Лондоне – на конференции по Афганистану, инициированной Европейским сообществом, – были приняты Международный план по Афганистану и декларация ЕС – Афганистан.
За счёт ЕС в ИРА проводились разминирование, реконструкция дорог, восстановление ирригационных систем, очистка от мусора и доставка в города питьевой воды, поддержка начальных школ и больниц, раздача семян и продовольствия в сельских районах, помощь бездомным детям и афганским беженцам в Пакистане и Иране. Результаты реализации этих проектов достаточно скромны.
Сложности, которые испытывает ЕС в связи с экономическим кризисом, балансирование на грани банкротства ряда его членов, противоречия между ключевыми государствами по вопросу поддержки «слабых звеньев» и миграционный кризис ослабили заинтересованность и снизили возможности Брюсселя в участии в программах переустройства БСВ.
«Арабская весна» окончилась для большей части европейских инвесторов, которые вложили средства в послереволюционные Тунис, Египет и Ливию, потерями, которые разорили ряд крупных и многие средние и мелкие компании.
Проблемы Шенгенской зоны обострил выезд за пределы Италии эмигрантов из Ливии и Туниса, а волна эмигрантов и беженцев, попавших туда по Балканскому маршруту в 2015–2017 годах, поставила единство Европы под вопрос, ответа на который на момент написания настоящих строк у официального Брюсселя нет.
Волнения арабских и африканских нелегалов в Италии и Испании, проблемы эмигрантов с БСВ в Греции, попадающих туда через турецкую границу, стали дополнительным фактором напряжённости в этих странах, охваченных волной социального протеста.
Сокращение вложений в БСВ, снижение участия ЕС в региональных проектах и нарастание противоречий между членами Европейского союза и их ближневосточными соседями, включая Турцию, – доминирующая тенденция начала второго десятилетия XXI века.
Во всех районах операций Североатлантического альянса его бесспорным лидером являются Соединённые Штаты. При этом конфронтация в Сирии Турции и России осенью 2015 года поставила НАТО на грань конфликта с Москвой, спровоцированного Анкарой (которую союзники оставили с Россией один на один).
В военных операциях НАТО в Афганистане, Ираке и Ливии велика роль Великобритании, а в Ливии с 2016 года активизировались Франция и Италия, поддерживающие противостоящие друг другу ливийские силы. Германия активна в «гуманитарных миссиях НАТО» и несёт значительную часть финансовых расходов блока, но от участия в ливийской войне воздержалась, компенсировав это увеличением афганского контингента бундесвера в миссии ISAF в Афганистане, отправив туда разведывательные самолеты AWACS и 300 военнослужащих.
В миссии ООН UNIFIL участвовали 300 немецких военнослужащих, которые патрулировали до 30 июня 2011 года побережье Ливана, а в Судане, в том числе в Дарфуре, в миссии UNMIS присутствовал немецкий контингент. Как указано выше, Франция, соперничая с США, выступила инициатором военных действий в Ливии, фактически «втолкнув» в операцию по свержению Каддафи Вашингтон. Президент Барак Обама не мог допустить, чтобы операцию НАТО в Ливии возглавил президент Франции Николя Саркози, лишь в 2009 году вернувший Францию в состав военной структуры НАТО, из которой её в 1966-м вывел Шарль де Голль.
Ключевой частью стратегии НАТО на БСВ с начала 2000-х годов являлась деятельность альянса в Афганистане. На Лиссабонской встрече стран – членов НАТО в ноябре 2010 года были приняты Стратегическая концепция альянса на 10 лет, Соглашение о долгосрочном партнёрстве в сфере безопасности и обсуждена новая Система противоракетной обороны.
В Афганистане войска НАТО численностью до 130 тысяч человек, входящие в состав Международных сил содействия безопасности (МССБ), находились до 2014 года, поддерживая режим Хамида Карзая и его преемника Ашрафа Гани Ахмадзая в их попытках вовлечения в правительство пуштунских лидеров из числа «умеренных талибов».
Основой стратегии США и НАТО была идея передачи контроля над безопасностью в Афганистане правительству, в распоряжение которого следовало предоставить 300 тысяч местных военнослужащих, подготовленных НАТО, планировалась с июля 2011 года. Сами Пакистан и Афганистан просили МССБ и руководство США отложить вывод войск из Афганистана и предпринять меры для развития приграничного пуштунского племенного региона. К концу 2017 года было ясно, что американская стратегия провалилась и афганская армия и другие силовые ведомства неспособны контролировать страну.
Осложнение отношений с Исламабадом после ликвидации Усамы бен-Ладена снизило уровень координации НАТО с руководством Исламской Республики Пакистан. Разногласия с Пакистаном вызвал и его отказ расширить операции против талибов на Северный Вазиристан.
Руководство пакистанской армии озвучило угрозу возможных осложнений в случае использования американских БПЛА на территории ИРП и неприятие усиления роли Индии в Афганистане. Острую реакцию Исламабада вызвала информация о планах США по захвату ядерных объектов Пакистана в случае возникновения критической ситуации в обеспечении их безопасности.
Итогом стало сокращение возможностей транспортировки грузов НАТО по пакистанскому коридору и снижение уровня экономической и военной помощи Пакистану – в том числе из-за отказа последнего отказаться от поддержки талибов, ведущих в Афганистане партизанско-диверсионную войну против американских военных.
Одним из следствий такого развития событий стало обострение ситуации на севере Афганистана, вплоть до границ с республиками Центральной Азии, которые, сохраняя сотрудничество с Россией в сфере обеспечения безопасности (кроме готового ориентироваться на Турцию, США, ЕС, Иран и кого угодно, кроме России, Туркменистана), завязали (или начали восстанавливать) отношения с США как ведущей военной силой НАТО.
На территории бывшего «Северного альянса» начали действовать талибы (особенно активно в 2015 году, с расколом «Движения Талибан», после объявления о смерти его лидера, муллы Омара) и боевики ИГ (как проводник влияния Катара, соперничающего с Пакистаном в вопросах влияния на талибов).
«Новая афганская политика» президента Дональда Трампа (или несколько скорректированная за счёт отказа от массированных прямых интервенций войск США на БСВ политика Дж. Буша-младшего) на конец 2017 года предусматривала отказ от опоры в Афганистане на Пакистан за счёт усиления при американской поддержке роли в ИРА Индии (концепция крайне сомнительная). Как следствие, Пакистан, Иран, Китай и Россия получили стимул для усиления координации по Афганистану.
Примечательно, что резкое снижение финансирования США пакистанских силовиков привело к переориентации значительной части талибов в 2016–2017 годах на Иран, что усилило антиамериканский альянс Тегерана и Исламабада, доказав, что финансовые стимулы для афганских племенных лидеров важнее противоречий суннитов с шиитами.
Следствием ситуации в Афганистане стало давление США на членов НАТО по вопросу увеличения финансирования операции в Афганистане (и расходов альянса) и разворачивания там военно-медицинской инфраструктуры. Из 28 членов НАТО пять стран вносят положенные взносы в размере 2 % от валового внутреннего продукта. Основные затраты НАТО несут США (26 %), ФРГ (13 %) и Великобритания.
В 2015–2017 годах из-за обострения миграционного кризиса в прибрежных водах Греции и Италии, внутренней ситуации в Ливии (укрепления там позиций ИГ) и ухудшения ситуации на Украине (при провоцировании обострения ситуации в Восточной Европе по инициативе Польши и государств Прибалтики) финансовые проблемы НАТО возросли, как и участие в его финансировании США.
Вовлечение НАТО в операцию «Одиссея. Рассвет» в Ливии (сначала под командованием АФРИКОМ) плохо повлияло на репутацию Североатлантического альянса. Завершение операции по свержению Муаммара Каддафи в Ливии позволило подвести реальные итоги того, что он представляет собой как военная сила. Оказалось, что в условиях отсутствия СССР как внешней угрозы НАТО характеризуют низкий уровень координации и нежелание участников альянса поддерживать инициаторов любой войны. Неготовность к ведению длительных боёв с применением высокоточного оружия, исчерпание дорогих боеприпасов в короткие сроки при несопоставимости уровня поражённых целей и затраченных для этого средств ставят под вопрос стратегию НАТО в современных условиях ближневосточного театра военных действий.
Низкий уровень допустимых человеческих потерь открывает перед противниками блока широкие возможности воздействия на общественное мнение Запада и давления на руководство НАТО с использованием террористов-смертников. Характерны и в Афганистане, и в Ираке слабость его местных союзников, не способных воевать без поддержки западной авиации и спецподразделений, приверженность их руководства радикальной идеологии.
Фактически НАТО в Ливии воевал в интересах «Аль-Каиды», а в Ираке в интересах Ирана. Повторение этого сценария в Сирии в пользу саудовско-катарско-турецкой оси могло стать для блока серьёзным испытанием, от которого НАТО избавило только появление там ВКС России – за что никто в Брюсселе Москве не благодарен.
Сотрудничество стран региона с НАТО определяется их историей, личными приоритетами лидеров, политикой самого блока и отдельных стран, входящих в альянс. Единственной ближневосточной страной – членом НАТО является Турция, что даёт ей возможность влиять на его политику (в рамках привычного для неё противостояния с Францией, нарастающего давления на Германию и дистанцирования от США), в том числе шантажируя Америку возможностью переориентации на других поставщиков вооружений (переговоры о поставках систем ПВО с КНР в 2000-х и С-400 с Россией в 2016–2017 годах).