Среда, 6 октября 2010 года
10 часов 08 минут утра
Волк любовался пестрым, залитым солнцем садом, окружавшим величественное, старинное здание. На аккуратно подстриженной лужайке, в такт порывам нежного, выступавшего в роли хореографа ветра, танцевали редкие пятна света, умудрившиеся пробиться сквозь засохшие листья над головой. На измученный рассудок детектива отрицательно действовали даже усилия, прилагаемые им, чтобы любоваться этой тихой, мирной картиной. Из-за лекарств, которыми его насильно пичкали дважды в день, он постоянно пребывал в каком-то полусонном состоянии — отстраненном, деморализованном и апатичном, не имевшим ничего общего с приятным алкогольным расслаблением.
Волк прекрасно понимал, зачем это было нужно. В больнице соседствовали больные, страдающие самыми разными психическими расстройствами: те, кто пытался покончить с собой, сидели за одним столом с убийцами, а пациенты, погрузившиеся в пучину депрессии из-за ощущения собственной никчемности, вели беседы с жертвами мании величия. Для каждой подобной патологии существовал свой метод борьбы с помощью медикаментов, но чувства Волка, помимо его воли, до конца так и не притупились, подтверждая потребность не столько лечиться, сколько до конца держать ситуацию под контролем.
Он потерял счет дням и неделям, существовал в каком-то параллельном мире рутинных ограничений лечебницы, вместе с остальными пациентами бесцельно бродил по коридору в больничной пижаме, по команде ел, по команде умывался, по команде спал.
Волк не мог с уверенностью сказать, чем больше было обусловлено его нынешнее истощение — препаратами или же бессонницей. Даже в своем нынешнем состоянии, почти что кататоническом, он боялся наступления ночи, этого затишья перед бурей, когда санитары ночной смены, сверкая синяками под глазами, развозили пациентов по палатам. Заточение в четырех стенах благообразной на вид больницы вызывало у него настоящий психоз. Каждую ночь он мучился вопросом, почему все эти люди, боявшиеся даже пошевельнуться, продолжали, несмотря ни на что, жалобно стенать во тьме, оставаясь наедине с собой.
— Откройте, — нетерпеливо приказала стоявшая перед ним медсестра.
Волк открыл рот и высунул язык, показывая, что горсть ярко окрашенных пилюль отправилась в желудок.
— Теперь вы понимаете, почему нам пришлось перевести вас в охраняемую палату? — спросила она, разговаривая с ним, будто с ребенком.
Детектив не ответил.
— Если я скажу доктору Сим, что вы больше не отказываетесь пить таблетки, она наверняка переведет вас обратно.
Волк отвел глаза и уставился в окно, она раздраженно фыркнула и отправилась досаждать кому-то еще.
Детектив сидел в тихом уголке комнаты отдыха, почти полностью повторявшей очертания кабинета, в котором он учился в шестом классе. Впечатление также дополняли ярко-оранжевые школьные стулья. Мистер Настольный Теннис с каждым днем бесился все больше и больше, каким-то образом умудряясь проигрывать партии самому себе. Две Розовые Леди, которых Волк знал под этим именем благодаря цвету их пижам, лепили что-то из пластилина; еще несколько человек сгрудились вокруг большого телевизора. Едва Билл осознал, что на экране произнесли его имя, как санитар бросился вперед и на смену мэру Лондона тут же пришли Губка Боб и Квадратные Штаны.
Волк недоверчиво покачал головой, глядя на эту умиротворяющую картину, напоминавшую собой сценку в детском саду, — прошлая ночь в жилом крыле выдалась на редкость дикой и жестокой. На пластилиновый цветок в руках одной из Розовых Леди весело брызнула кровь, и детектива бросило в дрожь, когда она стала лепить дальше, не обращая внимания на боль в изуродованных ногтях, которые, вероятно, были сломаны, когда женщина остервенело кидалась на тяжелую, неподвижно застывшую дверь.
Интересно, а сам он, подобно всем этим людям, способен на такие крайности? В глубине души он знал, что убил бы Халида на глазах у всех, наплевав на последствия, презрев чувство самосохранения.
Разорвал бы на куски.
«Нормальные» люди, вероятно, лучше контролируют свои эмоции. Хотя то, что он считал «нормальным», на самом деле могло таковым и не являться.
Плавное течение мыслей Волка нарушил высокий чернокожий мужчина лет двадцати пяти, который встал со своего места перед телевизором, подошел к окну и встал у его столика. Оказавшись в психиатрической лечебнице, детектив избегал любых контактов, за исключением тех случаев, когда это было невозможно. Это правило распространялось даже на Андреа, которая, отказавшись от попыток созвониться с больницей, приехала и просидела весь день, но так и не дождалась его — он категорически отказался выходить из палаты.
Этого человека Волк видел регулярно, он всегда ходил в ярко-красной пижаме и неизменно босиком. Он всегда поражал детектива своей сдержанностью и задумчивостью, поэтому тот очень удивился, когда незнакомец жестом попросил разрешения сесть и застыл в ожидании ответа.
Билл в знак согласия кивнул головой.
Мужчина аккуратно выдвинул из-за стола пластмассовый стул, сел и протянул обе руки, скованные наручниками, которые персонал надевал ему каждый раз, выпуская в коридор. Детектив ощутил слабый запах лекарств.
— Джоэл, — сказал он с ярко выраженным акцентом обитателя южного Лондона.
Волк показал на перевязанное запястье, и пожимать протянутую руку не стал. Несмотря на внешнее спокойствие, незнакомец, похоже, был не в состоянии усидеть на месте, и Билл слышал, как он нервно притопывает под столом ногой.
— Мне показалось, что я вас знаю, — когда Джоэл ткнул в Волка двумя своими руками, лицо его расплылось в ухмылке, — когда вы переступили порог, я так и сказал себе: «я его знаю».
Волк терпеливо ждал.
— Увидев, что вы сделали, я сказал себе: «А ведь парень не думает, он знает, что это Киллер-Крематор». Да? Вы ведь были уверены, что это тот самый псих, который убивал девочек. Да? А они взяли его и отпустили.
Волк кивнул.
Джоэл выругался и покачал головой.
— Вы сделали все что могли. И поступили правильно, когда на него набросились.
— Знаете, — начал Волк, заговорив впервые за несколько недель и с трудом узнав звук собственного голоса, — я, конечно, ценю ваше ко мне отношение, но оно значило бы для меня больше, если бы вы каждый день не бормотали что-то, склонившись над тарелкой с хлопьями.
Джоэла его слова, казалось, задели.
— Человек, у которого в душе есть Бог, понимает разницу между бормотанием и молитвой, — осуждающе ответил он.
— А человек, у которого все в порядке с головой, понимает разницу между божеством и тарелкой готового завтрака «Коко Попс», — съязвил Волк, ухмыляясь помимо своей воли, и вдруг осознал, как ему не хватает мимолетных перебранок с коллегами.
— Ладно, будь по-вашему, — сказал Джоэл и встал, — увидимся, детектив.
Потом, уже собираясь уходить, повернулся к Волку и сказал:
— Мой дедушка говорил: не иметь врагов может только человек без принципов.
— Золотые слова, — кивнул Волк, которого эта мимолетная беседа утомила, — но я подозреваю, что вы оказались здесь как раз благодаря подобному совету.
— Нет. Я здесь по собственной воле.
— Как это?
— Пока я здесь, я живу.
— Человек, у которого нет врагов… — задумчиво протянул Волк.
— У которого не осталось врагов, детектив, — сказал Джоэл и повернулся, чтобы уйти, — …вот в чем проблема.
Наши дни
Глава 24
Среда, 9 июля 2014 года
2 часа 59 минут ночи
В три часа на руке Эдмундса запиликал будильник. Он сидел в круге света, который отбрасывала жужжащая лампа, болтавшаяся под высоким потолком Центрального архива. Для молодого полицейского это был уже четвертый визит в хранилище, и он вдруг осознал, что с нетерпением ждет этих ночей полного одиночества.
Вечный полумрак казался ему спокойным и тихим, а постоянная температура приятной — в помещении было достаточно тепло, чтобы снять пиджак, но в то же время достаточно холодно, чтобы чувствовать себя бодро и не засыпать. Он глотнул воздуха, посмотрел на вращающиеся вокруг пылинки и почувствовал, что его поглотил без остатка похороненный здесь пласт истории.
Это напоминало ему бесконечную игру. В каждой из десяти тысяч совершенно одинаковых ячеек лежала головоломка, которую следовало проверить, а может быть даже решить. Эдмундсу было значительно легче сосредоточиться на брошенном ему вызове, чем задумываться над тем, что эти стандартные коробки, стоявшие аккуратными рядами и почтительно молчавшие, будто могилы в склепах, содержат в себе загубленные, порушенные жизни.
События минувшего дня с лихвой подтвердили все его подозрения. Киллер и на этот раз прекрасно знал, где искать свою жертву, якобы надежно спрятанную.
Бакстер была слишком наивна.
Да, о местонахождении Эндрю Форда мог сообщить и кто-нибудь из посольства, беда лишь в том, что это был не единичный инцидент, их предавали уже в четвертый раз. Хуже всего, что кроме него этого никто не хотел видеть.
Он опять солгал Тиа, сказав, что ему поручили выйти на внеочередное дежурство, и таким образом выторговал себе еще одну бесценную ночь, чтобы попытаться обнаружить в прошлом следы убийцы. Эдмундс был уверен, что именно здесь, где-то в этом огромном хранилище, нужно было искать первые, робкие и неуверенные шаги монстра, который сейчас несся на них на всех парах.
Вечером в понедельник он застрял на нераскрытом преступлении две тысячи восьмого года. Жертвой был доморощенный исламский фундаменталист, умерший в тщательно охраняемой камере. Эксперты определили приблизительное время его смерти, но в этот период никого из посторонних в здании замечено не было, что подтверждалось соответствующими записями камер видеонаблюдения. На теле двадцатитрехлетнего парня, до этого вполне здорового, виднелись следы удушения, но в отсутствие других улик его смерть решили списать на естественные причины.
Покопавшись в Интернете, он также наткнулся на подозрительную смерть моряка на одной военной базе. После того как Джо идентифицировал отпечаток ботинка, это направление показалось молодому полицейскому перспективным, и он послал коллегам из военной полиции официальный запрос с просьбой предоставить все материалы по этому делу, хотя ответа еще не получил.
Последние несколько часов он провел, изучая улики по делу об убийстве, совершенном в две тысячи десятом году. Наследник международной корпорации по производству электроники самым таинственным образом исчез из гостиничного люкса, несмотря на то, что в соседнем номере, в каких-то двадцати футах от него, дежурили два телохранителя. На месте преступления была обнаружена кровь в количестве достаточном, чтобы заявить о смерти молодого человека, но труп так и не нашли. Чтобы приступить к поискам убийцы, полиция не располагала ни отпечатками пальцев, ни образцами ДНК, ни записями камер видеонаблюдения, и у Эдмундса не было ни малейших оснований связывать это преступление с делом Тряпичной куклы. Он отметил у себя в блокноте дату убийства и вновь сложил материалы обратно в коробку.
Холодный воздух помогал ему быстро двигаться дальше. Он совершенно не чувствовал усталости, но еще вечером решил не позже трех часов ночи уехать домой и поспать хотя бы пару часов, перед тем как идти на работу.
Он заглянул в список, увидел, что ему осталось просмотреть еще пять дел, и тяжело вздохнул. Потом встал, поставил коробку обратно на полку и двинулся по длинному, погруженному во мрак проходу.
В конце длинного ряда высоких полок красовалась дата «Декабрь две тысячи десятого года». Вспомнив, что именно в том месяце было совершено следующее в его списке преступление, он взглянул на часы. Стрелки показывали три часа семь минут утра.
— Еще одно дело, и все, — сказал он себе, нашел нужную коробку и снял ее с полки.
В восемь часов двадцать семь минут утра Волк переступил порог негостеприимного многоквартирного дома на захудалой улочке, примыкавшей к проспекту Пламстед. Ночью он даже не пытался уснуть, прекрасно зная, что тревожный образ волчьей маски пополнит собой перечень причин, которые в течение еще очень долгого времени не позволят ему сомкнуть глаза. Невиданная самоуверенность убийцы его потрясла. Он не только появился у посольства, что само по себе уже было рискованно, не только принял участие в организованном им протесте, но и сошелся лицом к лицу с Волком, то есть поступил как склонный к саморазрушению эгоцентрист.
Волк вспомнил слова Эдмундса о том, что со временем киллер, не в состоянии устоять перед соблазном, будет подбираться все ближе и ближе, страстно желая, чтобы его наконец поймали. Детективу не давал покоя вопрос: может, инцидент у посольства был призывом убийцы о помощи? Может в своих действиях он руководствовался не столько наглостью, сколько отчаянием?
Детектив стал подниматься по грязным ступеням, пытаясь вспомнить, шел ли дождь после недельной давности бурь, добрался до второго этажа, потянул на себя облупившуюся дверь и оказался в выкрашенном желтой краской коридоре. Полицейских, которые должны были дежурить у квартиры Эшли Локлен, на посту не оказалось.
Он подошел к шестнадцатой квартире, единственной во всем доме, которая могла похвастаться свежевыкрашенной дверью, и уже собрался было постучать, но в этот момент створка распахнулась сама и в коридор, с сэндвичами и чашками кофе в руках, вывалились двое полицейских. Увидев перед собой внушительных размеров детектива, они здорово испугались.
— Доброе утро, — сказала женщина, усиленно пережевывая тост с беконом.
В животе у Волка заурчало.
Она предложила ему остатки своего завтрака, но он вежливо отказался.
— Вам известно, когда ее увезут? — спросил ее коллега, по виду совсем еще юноша.
— Пока нет, — чуть резковато ответил Волк.
— Нет-нет, вы меня не так поняли, я совсем не против, — быстро поправился парень, — она сама прелесть, и нам будет ее не хватать.
Женщина-полицейский согласно кивнула. Волк удивился. Опираясь на верный набор стереотипов, всегда служивший ему верой и правдой, он ожидал увидеть по ту сторону двери сварливую, насквозь прокуренную тетку в пижаме, но двое полицейских почему-то не изъявляли желания уходить.
— Она как раз пошла в душ. Я вас провожу.
Женщина-полицейский открыла дверь и ввела его в чистенькую квартирку, по которой плыли ароматы бекона и свежесваренного кофе. Нежный ветерок колыхал занавески и тихо теребил яркие цветы на столе в гостиной. Просторную комнату украшали пастельные полотна, свидетельствуя о хорошем вкусе хозяйки, и настоящие, хорошо подогнанные деревянные полы. Одна из стен была полностью увешана фотографиями, на столе рядом с мойкой сушился тостер. Где-то за стенкой шумела вода.
— Эшли! — крикнула женщина-полицейский.
Воду тут же выключили.
— С вами пришел поговорить детектив-сержант Коукс.
— Он так же красив, как и по телевизору? — отозвался голос с мягким эдинбургским акцентом. Женщина смешалась и в этот момент Эшли, к ее ужасу, добавила: — Я с вами согласна, судя по виду, его, перед тем как выводить на люди, надо хорошенько отмыть…
— Судя по виду, он сейчас уснет, — попыталась перекричать ее женщина.
— Когда войдет, скажите, что на кухне есть кофе.
— Эшли…
— Что?
— Он уже вошел.
— Боже правый! Он что, все слышал?
— Да.
— Ну я и дура…
Не зная, как выпутаться из неловкого положения, женщина-полицейский выбежала из квартиры и присоединилась к коллеге. Услышав, что женщина за тонкой перегородкой трет себя мочалкой, открывает какие-то флаконы и пользуется аэрозолями, Волк, застывший перед стеной с фотографиями, непроизвольно к себе принюхался. Снимки были простые, живые, без всякой обработки: приятная молодая женщина то на пляже с друзьями, то в парке с мужчиной старше ее, то в Леголенде с мальчиком, вполне возможно ее сынишкой. Когда он взглянул на их восторженные лица, явно запечатленные в погожий, солнечный день, у него упало сердце.
— Это Джордан, ему сейчас шесть, — прозвучал за спиной мелодичный голос, в котором и близко не было скрипучих ноток Финли.
Волк обернулся и увидел в проеме ванной комнаты ту же самую ошеломительную женщину, которая глядела на него с фотографий. Темно-русую голову венчал скрученный из полотенца тюрбан. Она надела лишь короткие джинсовые шорты и светло-серый топик. Волк прошелся глазами по ее длинным, поблескивавшим от воды ногам, пришел в смущение и вновь повернулся к фотографиям.
— Не трясись, — прошептал он себе.
— Простите, что вы сказали?
— Я спросил, где он.
— А по-моему, вы произнесли «Не трясись».
— Ничего подобного, — с невинным видом покачал головой Волк.
Эшли посмотрела на него каким-то странным взглядом.
— Я отправила его к матери, после того, как… Ладно, будем говорить прямо, после того, как этот свихнувшийся маньяк пообещал нас всех убить.
Волк прилагал титанические усилия, чтобы не пялиться на ее ноги.
— Эшли, — сказала она и протянула ему руку.
Детектив подошел ближе, вдохнул запах клубничного шампуня, которым она только что вымыла голову, увидел перед собой ясные, светло-карие глаза и темные пятна влаги на полотенце в тех местах, где она просочилась сквозь тонкую ткань.
— Коукс, — сказал он, чуть не раздавив ее хрупкую ладошку, и как можно быстрее отпрянул назад.
— Не Вильям?
— Нет.
— Тогда зовите меня Локлен, — улыбнулась она и оглядела его с ног до головы.
— Что?
— Ничего. Просто… вблизи вы выглядите иначе.
— Знаете, журналисты снимают меня, только когда я стою рядом с трупом… а в такие минуты у меня очень грустное лицо.
— Вы хотите сказать, что оно сейчас у вас веселое? — со смехом спросила Эшли.
— Сейчас? Нет, — ответил Волк. — Я вот уже неделю ношу физиономию никем не понятого героя, единственного человека, который достаточно умен и храбр для того, чтобы поймать гениального серийного убийцу.
— Может, так оно и есть? — вновь засмеялась женщина и окинула его заинтригованным взглядом.
Волк пожал плечами.
— Как насчет завтрака? — предложила она.
— А что у вас есть?
— Лучшее в мире кафе внизу на улице.
— Во-первых, лучшее в мире кафе находится на углу моего дома, в нем заправляет Сид, а во-вторых, вы находитесь под охраной и не можете выходить из квартиры.
— Вот вы меня и защитите, — небрежно бросила она, толкая створки закрытых окон.
Волка одолевали противоречивые чувства. С одной стороны он хорошо знал, что не должен ей потакать, с другой наслаждался этой беседой и не желал нарушать ее каким-нибудь необдуманным поступком.
— Я сейчас, только туфли надену, — сказала она, направляясь в спальню.
— Может, заодно и брюки? — предположил он.
Эшли остановилась, взглянула на детектива, притворившись оскорбленной, и увидела, что он, перед тем как отвести глаза, опять посмотрел на ее ноги.
— Почему? Я действую вам на нервы?
— Отнюдь, — безразлично сказал Волк. — Просто вы выглядите ужасно. Фу! В таком виде я не могу с вами пойти.
В ответ на его неубедительный упрек Эшли вновь засмеялась. Потом подошла к сушилке для белья, сняла бретельки топика, который тут же сполз ей на бедра, и стащила джинсовые шорты. Волк был слишком поражен и поэтому даже не подумал отвести глаза. Женщина натянула узенькие потертые джинсы с дырками на коленях и без труда стянула волосы в небрежный конский хвост, сделавший ее еще привлекательнее.
— Так лучше? — спросила она его.
— Ничуть, — честно ответил он.
Эшли самодовольно улыбнулась. Раньше она никогда себя так не вела, но теперь, когда ей осталось жить лишь три дня, она с удовольствием флиртовала с мужчиной, которому суждено было пережить ее только на двое суток. Женщина надела на ноги пару потрепанных кед «Конверс Олл Старз» и взяла с кухонного стола ключи.
— Как вы относитесь к высоте? — спокойно спросила она Билла.
— Терпеть не могу с нее падать, — в замешательстве ответил он.
Эшли ухмыльнулась, прокралась на цыпочках мимо входной двери, вышла на балкон и повернулась к Волку.
— Рискнем?
Детектив сразу понял, что небольшое, унылое кафе Эшли явно перехвалила. Закуски на блюде скользили по пленке свиного жира и будто жили своей собственной жизнью. Молодая женщина даже не смогла доесть свой тост. Волк подозревал, что она просто нашла повод, желая уйти из дома, и что раньше ей не доводилось бывать в этом заведении — ни одна живая душа не повторила бы подобную ошибку дважды.
— Локлен, без обид, но это кафе…
— Я здесь работаю.
— …действительно замечательное.
Во время непродолжительной прогулки по проспекту на них то и дело поглядывали — может, узнавали его, может, пялились на Эшли. Они выбрали столик у окна, подальше от постоянных клиентов с лужеными желудками, и двадцать минут мило болтали обо всем и ни о чем.
— Я боюсь за вас, — вдруг выпалила Эшли, когда детектив свято верил, что они обсуждают их любимые альбомы «Бон Джови».
— Простите?
— Как… как вам удается с этим справляться?
— Послушайте, давайте говорить прямо. Вас через три дня грозят убить, но вы переживаете за меня. Почему? — спросил Волк и, пользуясь случаем, отложил вилку с ножом.
— Потому что через пять дней грозят убить вас, — пожала плечами женщина.
Эти слова застали полицейского врасплох. Он настолько увлекся расследованием, что только сейчас понял, как быстро приближается его собственный «день икс».
— Я постоянно смотрю по телевизору новости, — произнесла Эшли. — Знаете, когда сидишь дома взаперти, заняться особо нечем. Это что-то вроде игры в кошки-мышки — чем тебе пакостнее на душе, чем хуже ты выглядишь, тем больше тебя привлекают действия и поступки других людей.
— Не знал, что я плохо выгляжу, — пошутил Волк.
— Плохо, плохо… — простосердечно сказала Эшли. — В том, что случилось со всеми этими людьми, в том, что происходит со мной, вашей вины нет.
Волк, сам того не желая, фыркнул. Пытаясь его ободрить, она лишь зря теряла время.
— Странно, но у меня такое ощущение, что вас это не беспокоит, — ответил детектив.
— Я закоренелая фаталистка.
— Не хочу лишать вас иллюзий, но если Бог действительно существует, для нас это большая проблема — он ведь не на нашей стороне.
— Значит, я правильно делаю, что не говорю о Боге. Просто судьба порой ведет нас очень извилистыми дорожками.
— Например?
— Например, сегодня утром она привела вас ко мне, теперь мы, два человека, которые никогда не должны были встретиться, сидим за одним столом, и у меня наконец появился шанс искупить грех, содеянный несколько лет назад.
Слова женщины Волка заинтриговали. Он подсознательно посмотрел по сторонам, желая убедиться, что их больше никто не слушает. Эшли настолько его пленила, что он напрочь забыл, где находится. В столь убогом окружении эта безупречная женщина казалась совершенно неуместной. Полная противоположность Эндрю Форда, вторгшегося на территорию роскошного посольского особняка.
— Пообещайте, что не будете меня перебивать и дадите закончить. Обещаете?
Волк, будто защищаясь, сложил на груди руки и откинулся на стуле. И он, и она прекрасно знали о найденных Эдмундсом пяти тысячах со счета Виджея Рэны.
— Четыре года назад я работала в пабе в Вулвиче. Для нас то было трудное время. Джордану тогда едва исполнился год, и я разводилась с его отцом, человеком далеко не милым. Я могла устроиться лишь на неполный день и работать в часы, когда за сынишкой присматривала мама. Виджей был нашим постоянным клиентом. Приходил по большей части в обед, мы с ним очень дружили и он не раз видел, как я плакала из-за нехватки денег и проблем с разводом. Добрый человек. Оставлял по десять фунтов чаевых, я пыталась их ему возвращать, но он просто хотел помочь. Для меня это много значило.
— Может, помощь была только предлогом? — горько спросил Волк.
Брата Халида он не любил.
— Нет, он не из тех, у него была семья. Однажды Виджей обратился ко мне с предложением — сказал, что его друг попал в беду и оказался в полиции. Уверял, что он ни в чем не виновен и пообещал заплатить пять тысяч фунтов, если я скажу, что по дороге с работы видела его в определенное время и в определенном месте. Вот, собственно, и все.
— Вы дали ложные показания? — мрачно спросил Волк.
— Я была в отчаянии. Мне стыдно признаться, но я согласилась. Не думала, что мои слова что-то изменят, к тому же, на тот момент у нас с Джорданом оставалось всего четырнадцать фунтов стерлингов.
— В действительности они изменили все.
Волк в бешенстве посмотрел на Эшли, больше не чувствуя к ней ни капли симпатии.
— В том-то все и дело! Когда я поняла, что солгала по делу о Киллере-Крематоре, меня охватила паника. — Глаза Эшли наполнились слезами. — Я ни за что на свете не хотела, чтобы человек, против которого выдвинули подобные обвинения, разгуливал на свободе. Пошла к Виджею прямо домой и сказала, что опровергну свои слова. Я не вру, так оно и было. Пообещала не упоминать его и ничего не говорить о деньгах. Просто скажу, что ошиблась.
— И что он вам на это сказал?
— Попытался меня отговорить, но быстро понял, что это бесполезно. По дороге домой я позвонила в юридическую фирму, которая представляла в суде мои свидетельские показания.
— «Коллинз и Хантер».
— Меня соединили с одним из старших партнеров.
— С Майклом Гейблом-Коллинзом?
— Да… — удивленно протянула Эшли.
О том, что юрист убит, в СМИ еще не сообщалось.
— Я сказала, что хочу отозвать свои показания, но он стал мне угрожать. Принялся перечислять статьи, по которым меня можно было привлечь к ответственности: оскорбление суда, препятствование полицейскому расследованию, может, даже пособничество в убийстве! Спросил, хочу ли я в тюрьму, а когда я рассказала ему о Джордане, добавил, что к делу подключатся органы опеки и что сына, вполне возможно, у меня отберут.
Воспоминания о том страшном разговоре выбили Эшли из колеи. Волк, помимо своей воли, протянул ей салфетку.
— Дело было слишком громким, чтобы юридическая фирма его проиграла, — сказал Волк, — они были готовы заплатить любую цену.
— Он велел мне держать мой «идиотский рот на замке» и сказал, что вполне может сделать так, что в суд меня больше не допустят. Это было последнее, что я от него услышала. Мне не оставалось ничего другого, кроме как наблюдать за тем, как разворачиваются события. Я видела, как вы попытались остановить человека, которому я помогла избежать наказания. Простите меня…
Волк молча встал из-за стола, вытащил бумажник и положил банкноту в десять фунтов рядом с почти не тронутой тарелкой.
— У меня вам не за что просить прощения, — сказал он.
Эшли залилась слезами.
Волк вышел из кафе, оставив в одиночестве сидеть женщину, над которой нависла смертельная опасность и которую ему полагалось охранять.
Глава 25
Среда, 9 июля 2014 года
10 часов 20 минут утра
Эдмундс едва мог стоять на ногах от усталости. Из архива он ушел в шесть утра и меньше чем через час уже сидел за столом. Его надежды немного вздремнуть до того, как отдел заполнят счастливчики, заступающие в дневную смену, развеялись как дым после того, как в семь часов пять минут рядом на стул тяжело опустился Симмонс. Демонстрируя жесткие профессиональные принципы и маниакальное стремление побыстрее взяться за работу, потягаться с которыми могло только рвение самого Эдмундса, он с самого утра взял с места в карьер, желая навести справки о последних семи фигурантах своего списка.
Молодой полицейский послал Тиа смс, сообщив, что ее ему очень не хватает и что он сделает все возможное, чтобы сегодня вечером вернуться домой вовремя. Даже предложил сходить куда-нибудь поужинать. Но перед тем как нажать кнопку «Отправить», застыл в нерешительности. Мысль о том, чтобы провести вечером еще несколько часов без сна, ему не понравилась, но он все же решил поднапрячься, чувствуя в душе вину за ложь — невинную, но от того не менее предосудительную.
Обнаружив во время планерки свои познания в деле расшифровки рассылаемых убийцей посланий, он неофициально стал специалистом по психологии преступников, хотя у него для этого не было профильного образования, да и оклад ему никто не повышал. Он получил от коммандера приказ составить докладную записку о последнем сообщении, которое убийца так дерзко положил в карман Волку.
Джо понадобилось совсем немного времени, чтобы убедиться, что кровь на отпечатке с бумажки в точности соответствует образцам с колючей проволоки. Из чего Эдмундс мог с уверенностью заключить, что это послание представляет собой очередную насмешку. Таким образом, киллер недвусмысленно давал им понять, что промах в Уэльсе для него ничего не значит, и самолично вручил полиции образец своей ДНК, чтобы доказать ее вопиющую неспособность его остановить. То обстоятельство, что он решил подложить записку лично, в глазах Эдмундса свидетельствовало о том, что злодей все больше одержим манией величия и что через пять дней он собирается устроить им показательный финал.
Он вздрогнул и проснулся. На экране красовалась недоделанная докладная записка, в конце последнего слова нетерпеливо мигал курсор. Компьютер даже не успел активировать скринсейвер. Молодой детектив, должно быть, буквально на мгновение закрыл глаза, но от этого почему-то почувствовал себя еще хуже. Предложив принести Симмонсу чаю, он вышел на кухню и, дожидаясь, пока закипит чайник, несколько раз плеснул себе водой в лицо над мойкой, забитой грязными чашками.
— Опять не повезло?
Эдмундс вытер лицо и застукал на горячем Бакстер, которая в этот момент воровала у него кипяток.
После бессонной ночи у него под глазами залегли тени, от них синяки, которые он получил, когда разбил о дверь нос, казались еще чернее.
— Тиа тебя, наверное, колотит? — с насмешкой спросила Эмили, изобразив на лице притворную озабоченность.
— Говорю же вам, я споткнулся о кошку.
— Да-да, я помню, «споткнулся о кошку». Уже во второй раз.
— Нет, я просто не спал.
— Что же тебе мешало?
До этого ему удавалось сохранять свои визиты в архив в тайне. Сначала он хотел рассказать обо всем Бакстер, но потом отказался от этой затеи.
— Диван, — сказал он, зная, что она с готовностью поверит в версию о семейных неурядицах. — Над чем вы сегодня работаете?
— Один малый сиганул вниз с моста Ватерлоо и утонул. Оставил после себя предсмертную записку и все такое прочее. Вероятнее всего, банальное самоубийство, но некоему констеблю, большому любителю историй о ЦРУ, дело вдруг показалось подозрительным. Потом надо будет съездить в Блумсберри, там обнаружена лужа крови. Парень, по всей видимости, самостоятельно добрался до больницы — вот тебе и разгадка.
Эмили тяжело вздохнула, но Эдмундс подумал, что ему самому придется заниматься делами куда более скучными.
— Волка видел? — спросила женщина.
— Он еще не пришел.
В проеме кухонной двери вырос Блейк. Поскольку его партнером теперь была Бакстер, он решил смахнуть с костюма несколько пылинок и причесаться.
— Готова? — спросил он.
— Иду, — ответила Эмили, вылила в раковину кофе и положила чашку на самый верх шаткой горки посуды.
Андреа нажала на телефоне кнопку отбоя и вышла из такси. Разговор с Волком — фоном для него на одном конце провода служил приглушенный рокот двигателя, а на другом гам толпы на оживленном проспекте, по которому в тот момент шагал детектив, — явно не сложился.
Она лишь хотела поговорить и убедиться, что с ним все в порядке. В редакции полным ходом шли приготовления ко дню, который станет последним в саге о Тряпичной кукле. На беду женщины, Волк был не в настроении с ней говорить.
Он набросился на нее, укоряя, что их канал раскрыл местопребывание прятавшегося в посольстве Форда, а ее саму необоснованно обвинил в том, что киллеру, когда по телевизору показали протест, стало проще манипулировать параноидальным, неуравновешенным сознанием Эндрю.
Журналистка безропотно слушала нотации бывшего мужа, хотя в его словах не было никакой логики, ведь так поступали все новостные каналы мира.
Когда она пригласила его на ужин, он попросил оставить его в покое и резко оборвал связь. Андреа сердилась на Билла за то, что он был таким мелочным и вечно критиковал ее во время последних бесед, вполне возможно, последних в их жизни, но ничего ему не говорила. По его тону можно было понять — мысль о том, что он может погибнуть и не проснуться утром в следующий вторник, ему даже в голову не приходила, и Андреа все чаще задумывалась, не пересек ли он хрупкую грань между оптимизмом и отрицанием.
Элайджа требовал как можно быстрее дать ответ по поводу новой должности и после их разговора занимал практически все ее мысли. Журналистка злилась, что никак не могла справиться с охватившими ее сомнениями и принять решение — либо взять расчет и уйти, прихватив с собой жалкие остатки морали и достоинства, либо принять предложение и получить должность, которая в любом случае вакантной не останется и достанется если не ей, то кому-то другому.
Этот вопрос они с Джеффри обсуждали накануне вечером, сидя в их маленьком, но ухоженном саду в лучах закатного солнца. Как всегда за все время их отношений, он не предпринимал ни малейших усилий, чтобы как-то на нее повлиять. Именно поэтому они так хорошо ладили друг с другом. Он уважал независимость Андреа, к которой женщина так привыкла в браке с Волком. Она решила проводить время с Джеффри, хотя на самом деле они никогда в этом не нуждались.
Джеффри следил за событиями вокруг Тряпичной куклы точно так же, как все остальные, но ни разу и бровью не повел, наблюдая сенсационный стиль ее репортажей и слушая беспочвенные предположения. Даже часы на экране, отсчитывавшие часы и минуты до смерти следующей жертвы, которые сама Андреа считала гротескным и позорным трюком, не вызывали его негодования. Он лишь один-единственный раз попросил ее соблюдать осторожность. Книжные полки, битком забитые военными мемуарами, приучили его к мысли, что в человеческой истории глашатаев всегда выбирали за их умение общаться с народом и быстро доносить до него мысли, а также с учетом того, насколько их легко заменить.
Джеффри терпеливо слушал, в саду становилось все холоднее, и в наступающих сумерках один за другим зажигались фонари. Он сказал, что если она согласится принять предложение Элайджи, то это решение будет продиктовано единственно амбициями. В деньгах они не нуждались, а Андреа и без того уже зарекомендовала себя талантливым, заслуживающим доверия репортером. Проницательный как всегда, он предложил ей поговорить с Волком, прекрасно зная, что мнение ее бывшего мужа — единственное, которое в этом вопросе для нее что-то да значит.
После неприятного утреннего разговора позиция детектива была ей предельно ясна.
Направляясь к столу Симмонса и Эдмундса, Финли искоса поглядывал на кабинет коммандера. Хрупкая, но ужасная женщина выглядела взволнованной и отчаянно жестикулировала, разговаривая с кем-то по телефону. Он присел на краешек стола, прямо на бумаги, над которыми работал Эдмундс.
— Что-то она нервничает, эта куколка, — сказал им Финли.
— Почему это? — спросил Симмонс.
Раньше все новости в отделе он узнавал первым, поэтому теперь ему было странно выуживать крохи информации и выслушивать сплетни.
— Билл, — пояснил Финли, — кто же еще. Он увел Эшли Локнел с охраняемой квартиры.
— Зачем?
— Позавтракать. А затем рассердился и ушел, оставив ее в кафе одну. Полицейские, которым было поручено ее охранять, накатали официальную жалобу. Теперь коммандер добивается, чтобы его отстранили от дела.
— Ну что ж, ей не остается ничего другого, кроме как смириться, — сказал Симмонс. — Чего он добивается?
Финли пожал плечами:
— Откуда мне знать, это же Билл! В офисе он сегодня вряд ли появится. Я как раз собираюсь поехать с ним встретиться. — Симмонс открыто наслаждался детской игрой в шпионов, которую они затеяли прямо под носом у начальства. — Если она спросит обо мне, скажете, что я поехал договариваться по поводу убежища для Эшли Локлен, — сказал Финли, — впрочем, это недалеко от истины.
— Мы тоже сейчас уйдем, — сказал Симмонс.
— Мы? — удивился Эдмундс. — Куда?
— В моем списке осталось четыре человека, — ответил тот, — один из них мертв, и мы поедем выяснять, кто именно.
Когда Симмонс и Эдмундс прибыли проверять третий по списку адрес, за ними по мостовой тянулся запах выпечки, свидетельствуя о том, что перед этим они подзаправились сосисками в тесте. С утра они заехали домой к стенографистке суда и выяснили, что в две тысячи двенадцатом году она скончалась от рака. Потом узнали, что Его Честь судья Тимоти Эррогейт с женой эмигрировали в Новую Зеландию. К счастью, у соседей был телефон их сына, которого они разбудили посреди ночи, чтобы узнать, что оба они живы и здоровы.
Когда они прошли мимо Брансвик-сквер-Гарденс и направились к ряду до боли похожих друг на друга таунхаусов на Лэнсдоун-Террас, из-за облака выглянуло солнце. Подойдя к двери, полицейские увидели, что она открыта. Эдмундс громко постучал, они переступили порог и оказались в вестибюле, выложенном замысловатой плиткой. Потом направились к лестнице, на которую указывала резная металлическая дощечка с надписью «Пентхаус», что для пятиэтажного дома показалось им несколько претенциозно.
По лестнице, на которой отдавался эхом каждый шаг, детективы поднялись в квартиру на последнем этаже. Стены в передней украшали выцветшие фотографии, на которых в самых экзотических местах был изображен пожилой джентльмен в компании с женщинами, куда более юными и привлекательными. Блондинка, которую мужчина обнимал за талию на яхте, похоже, не желала, чтобы он плыл к берегу, потому как на пляже, на следующем снимке, он уже отдыхал в обнимку с рыжеволосой девицей в бикини.
Донесся оглушительный грохот. Встревоженно переглянувшись, детективы двинулись вперед. Коридор был выложен той же плиткой, что и вестибюль на первом этаже. Из-под двери в его конце пробивалась полоска света и доносился звук шагов — кто-то ходил по деревянному полу.
— Скотина! Я же тебе сказала ничего не трогать.
Эдмундс застыл как вкопанный. И он, и Симмонс тут же узнали этот ехидный, пренебрежительный голос.
— Бакстер? — позвал молодой полицейский.
Затем выпрямился, вошел в гостиную и увидел Блейка. Тот стоял на коленях и собирал осколки вазы, по-видимому очень дорогой, которую перед этим уронил.
И он, и Эмили обалдело уставились на коллег.
— Какого хрена вы здесь делаете? — спросила она.
— Рональд Эверетт, присяжный заседатель на процессе по делу Халида, — сказал Эдмундс, — мы не можем его найти.
— Вот оно что…
— А вы?
— Я тебе уже говорила: лужа крови и полное отсутствие тела.
— Где? — спросил Симмонс.
— Да везде.
Она махнула рукой на пол за большим диваном, где на белых плитах вокруг пропитанного кровью коврика виднелось мрачное, подсыхающее грязно-коричневое пятно.
— Боже праведный, — произнес Эдмундс.
— Думаю, у нас есть все основания предполагать, что господин Эверетт перекочевал в мир иной, — безжалостно сказала Бакстер.
Глядя на кровавую баню у его ног, Эдмундс вспомнил архивное дело, которое просматривал ночью: лужа крови и отсутствие трупа. Это не могло быть простым совпадением.
— Что-то не так? — спросила у него Бакстер.
О своем частном расследовании молодой детектив решил рассказать, только когда ему удастся найти что-нибудь действительно стоящее.
— Да нет, ничего.
Эдмундс посмотрел на часы. Он хоть и обещал Тиа сводить ее поужинать, но у него еще оставалось время посидеть часок в архиве и вернуться вовремя, если поехать оттуда прямо домой.
— Что-то не вяжется этот бардак с точными, методичными стандартами нашего киллера, — сказал Симмонс, — ведь в домах других жертв мы не нашли ни единой капельки крови.
— По-видимому, он не так уж непогрешим и мы слишком высокого о нем мнения, — предположил Эдмундс, опускаясь на корточки, чтобы присмотреться внимательнее к высохшим потекам крови рядом с диваном. — Может, где-нибудь по городу разбросаны и другие улики в виде таких вот луж.
В этот момент прибыла команда криминалистов, и Эдмундс воспользовался этим, чтобы улизнуть. Он извинился перед Симмонсом, сказав, что ему нужно поехать в отдел поработать с документами, скатился вниз по лестнице и помчался к станции метро.
Когда они возвращались пешком в Нью-Скотленд-Ярд, у Волка пискнул телефон. Он посмотрел на экран и прочитал сообщение.
Я это заслужила. Может, поужинаем? Л.
— Чего ты ухмыляешься? — спросил его Финли.
Волк ничего не ответил и набрал номер, с которого пришло смс.
— Здравствуйте, детектив Коукс.
— Здравствуйте, миссис Локлен.
Финли изумленно посмотрел на него.
— Откуда у вас этот номер?
— Помните Джоди? Вы с ней у меня встречались?
— Это та, которая подала на меня жалобу?
— Ну да. Она позвонила приятелю, а тот связался со своим другом, который вас знает.
— Ваше желание поужинать со мной меня удивило, — сказал Волк.
Финли бросил на него еще один недоумевающий взгляд.
— Ну… Видит Бог, что за завтраком ни вы, ни я поесть толком не смогли, — засмеялась она.
— Э-э-э… Думаю, мне надо перед вами извиниться.
— Я не держу на вас зла, вам ведь немного осталось. Может, в семь?
— Полагаю, у вас?
— Боюсь, что да. Вашими стараниями меня заперли здесь надежно.
— Мне за это устроят хорошую взбучку.
На этот раз Финли уже не отреагировал.
— Так вам и надо. До вечера, Коукс.
Не успел Волк ответить, как женщина дала отбой. Он остановился.
— Я так понимаю, тебя надо прикрыть? — спросил Финли.
— Мне нужно кое-куда сходить.
— Побрызгайся лосьоном после бритья, который мы подарили тебе на день рождения, но не напяливай эту жуткую щегольскую голубую рубашку.
— Она мне нравится.
— Ты в ней как беременный. Это не я сказал, это Мэгги.
— Тебе больше нечего добавить?
— Желаю приятно провести время, — с лукавой ухмылкой сказал Финли.
— Я безошибочно могу сказать, когда ты врешь, — сказала Бакстер.
Выйдя перед этим на кухню, она случайно столкнулась с Финли и невзначай спросила о Волке. А когда он в ответ что-то невнятно пробормотал, устроила ему форменный пятиминутный допрос. Эмили видела, что старый детектив вот-вот сломается.
— Он плохо себя чувствует.
— Голова разболелась?
— Ага.
— Но перед этим ты говорил про живот.
— Ну да, я и говорю живот.
— Нет, погоди, ты только что сказал «голова».
Издевательства над другом явно приносили женщине удовольствие.
— Ну хорошо. Ты выиграла. Он поехал к Эшли Локлен.
— Но ведь Симмонс сказал, что они поссорились.
— Как поссорились, так и помирились.
— А почему ты не поехал вместе с ним?
У Финли не было ни малейшего желания отвечать на этот вопрос, но он прекрасно знал, что Бакстер все равно не отвяжется.
— Меня не пригласили.
— Куда не пригласили?
— На ужин.
— На ужин?
Игривое настроение Бакстер тут же как ветром сдуло, и она непривычно умолкла. Финли понятия не имел, что сказать еще, поэтому усиленно принялся варить кофе. А когда повернулся, чтобы предложить чашечку и ей, Эмили уже ушла.
Глава 26
Среда, 9 июля 2014 года
7 часов 05 минут вечера
Волк очень надеялся, что дождь, моросивший, когда он шагал по проспекту Пламстед, немного смоет аромат его лосьона после бритья. Обрызгав себя поганой жидкостью, которую ему подарили из самых лучших побуждений, он не забыл окропить ею и стены квартиры, в надежде, что это остановит царапающуюся за гипсокартонной плитой живность. Вопреки привычкам, он целые полчаса нервно выбирал лучший наряд и причесывался, будто на первое за десять лет свидание, но под конец пришел к выводу, что выглядит точно так же, как и в обычные дни.
По дороге он остановился у бара, торговавшего выпивкой на вынос, и захватил две бутылки вина, красного и белого, единственных марок, которые были ему известны, и то только потому, что их любила Бакстер. Потом заглянул в расположенный рядом магазинчик и купил последний оставшийся у них букет. Подвянувшие цветы выглядели столь патетично, что он всерьез задумался, не выросли ли они прямо в старой корзине, из которой их вытащили. Затем вошел в высотный многоквартирный дом, поднялся на этаж и столкнулся нос к носу с двумя дежурившими у двери полицейскими. Те, казалось, его появлению не обрадовались.
— Мы подали на вас жалобу, — с вызовом в голосе заявила женщина.
— Если меня через неделю убьют, вы будете об этом горько жалеть, — сказал Волк.
Он улыбнулся, но она осталась беспристрастной. Детектив проскользнул между ними и постучал в дверь Эшли.
— Постарайся, чтобы на этот раз она не плакала, коллега, — сказал молодой человек, определенно завидуя, что на это свидание с ужином пригласили не его.
Волк пропустил его комментарий мимо ушей, но когда прошло двадцать секунд, а Эшли все не открывала, стал обдумывать ответ, которым можно было бы заполнить эту неловкую паузу. Когда же ей все же удалось справиться с новыми замками, установленными в качестве дополнительной меры предосторожности, выглядела она сногсшибательно. Волк отчетливо слышал, как полицейский за его спиной восхищенно ахнул. На ней было светло-розовое кружевное платье, волосы спадали вниз мелкими кудряшками. Для скромного домашнего ужина она выглядела до смешного строго и торжественно.
— Вы опоздали, — бросила она и отступила назад в квартиру.
Волк неуверенным шагом двинулся за ней и захлопнул дверь, задев при этом злополучные напольные часы с горгульями.
— Обалденно выглядите, — сказал он, жалея, что не надел галстук, которого у него и в помине не было.
Волк протянул ей вино и букет. Она вежливо поставила цветы в вазу, предприняв чисто символическую попытку воскресить их из мертвых.
— Я понимаю, это перебор, но… может случиться так, что у меня больше не будет возможности нарядиться… вот я и постаралась.
Эшли открыла красное вино для себя и белое для Волка. Они устроились на кухне, завели разговор, во время которого женщина время от времени помешивала что-то на сковороде, и обсудили все положенные в подобных случаях темы, от семьи и увлечений до надежд и чаяний, используя наиболее скользкие из них в качестве мостика, позволяющего рассказать очередную занимательную историю из своей жизни. Волк неожиданно вспомнил отца. Впервые после начала истории с Тряпичной куклой и он, и она почувствовали себя совершенно нормально, будто перед ними лежало неведомое будущее, будто этот вечер со временем мог перерасти во что-то большее.
Ужин, приготовленный Эшли, оказался восхитительным. Она постоянно извинялась, что у нее «немного пригорело», хотя Волк в упор ничего такого не видел. Подав десерт, женщина разлила по бокалам остатки вина, после чего разговор стал более меланхоличным, но от того не менее увлекательным.
Эшли предупредила детектива, что после кулинарных упражнений на кухне в квартире всегда становится жарко, и когда он смущенно закатал рукава, ожоги на его левой руке не столько вызвали у нее отвращение, сколько заинтриговали. Она подвинула ближе свой стул, внимательно к ним присмотрелась, а потом нежно и будто зачарованно провела пальцами по чувствительной, покрытой шрамами коже.
Когда она подняла глаза, буквально в нескольких дюймах от него, Волк вдохнул запах клубники, исходивший от волос женщины, и уловил в ее дыхании сладковатый привкус вина…
…Волчья маска.
Волк вздрогнул, Эшли отпрянула.
Образ тут же исчез, но было слишком поздно. Очарование момента куда-то ушло, и на лице женщины отразилось полнейшее неприятие. Волк предпринял отчаянную попытку спасти вечер, обещавший стать лучшим из всех, какие были в его жизни.
— Извините, — сказал он.
— Нет, это вы меня извините.
— Может, попробуем еще раз? Знаете… ваша ладонь на моей руке, устремленные на меня глаза…
— Почему вы от меня отстранились?
— Я отстранился, но не от вас. Последним, кто подходил ко мне так близко, был человек, пытающийся нас убить… вчера.
— Вы его видели? — спросила Эшли, широко распахнув глаза.
— Он был в маске.
Волк объяснил, что произошло накануне у здания посольства. Эшли вдруг представила, как над детективом угрожающе нависает человек в волчьей маске, как он встречается с ним глазами и отказывается отвести взор, и вновь потянулась к нему. Ее ладонь вновь легла на его руку. Он вдохнул едва уловимый аромат выпитого ею вина. Женщина судорожно вздохнула и приоткрыла рот.
У Волка зазвонил телефон.
— Да чтоб вам! — он посмотрел на экранчик, едва не нажал кнопку отбоя, но все же улыбнулся, будто извиняясь, и встал, чтобы ответить на звонок. — Бакстер?.. Кто?.. Не надо… Где?.. Я через час буду.
Эшли сразу погрустнела и стала убирать со стола.
— Значит, уходите?
Волк уже обожал этот акцент и, услышав в ее голосе разочарование, чуть было не передумал.
— У моего друга проблемы.
— Почему бы ему не вызвать полицию?
— Да нет, полиция здесь не поможет. Поверьте, будь на его месте кто-то другой, я послал бы его куда подальше.
— Вероятно, этот человек много для вас значит.
— Да… хотя и жутко раздражает.
Эдмундс открыл глаза и несколько мгновений не мог понять, где находится. Потом до него дошло, что он уснул на кипе бумаг, подложив под голову руку, которую успел во сне обслюнявить. Молодой полицейский взглянул на ущелье, образованное двумя рядами полок, расходившихся в противоположных направлениях. Он полностью выбился из сил, поэтому сочетания полумрака и тишины для него оказалось слишком. Молодой детектив обхватил себя руками за плечи, чтобы немного согреться, и посмотрел на часы. Они показывали девять часов двадцать минут вечера.
— Твою мать!
Он похватал разбросанные на полу бумаги, засунул их обратно в коробку с уликами, забросил ее на полку и во весь дух помчался к выходу.
Когда Волк вышел из такси перед баром «Хемингуэйз» на Уимблдон-Хай-стрит, водитель заломил такую непомерную плату, что у него едва хватило денег, чтобы с ним расплатиться. Лавируя между посетителями, устроившимися за столиками на террасе, он подошел к стойке и показал удостоверение полицейского.
— Она в туалете, — сказала ему девушка, наполняя кружки пивом. — Мы хотели вызвать «скорую», но она попросила связаться с вами. Погодите-ка, вы ведь детектив… Волк. Тот самый Волк!
Пока она доставала из кармана телефон и включала камеру, он уже направился в туалет. Потом поблагодарил и отпустил официантку, которая по доброте душевной согласилась посидеть с Бакстер до его приезда. Он встал рядом с ней на колени. Она что-то еще соображала, но реагировала лишь когда ее щипали или орали что-нибудь прямо в ухо.
— Точь-в-точь как в старые добрые времена, — произнес детектив.
Предвидя, что девушка за барной стойкой разместит где только можно любительские фотки детектива, то и дело мелькающего в новостях, он накинул Бакстер на голову куртку, чтобы ее нельзя было узнать, взял на руки и понес к выходу.
Вышибала у двери расчистил ему в толпе дорогу. Волк подозревал, что он сделал это не столько ради ее благополучия, сколько из желания побыстрее выставить на улицу пьяную в хлам женщину, пока ее опять не стошнило, но все равно был благодарен ему за содействие. Он перенес ее через улицу и чуть не уронил на узкой лестнице, поднимаясь в квартиру. Когда он кое-как открыл дверь и переступил порог, на него обрушился грохот орущего на полную громкость радио. Детектив неуверенно сделал шаг в сторону ванной, но потом передумал и положил Эмили на кровать.
Затем стащил с нее ботинки и стянул в конский хвост волосы, как делал неоднократно раньше. После чего прошел на кухню, взял миску для мытья посуды, выключил музыку и накормил Эхо. В раковине валялись две пустые бутылки из-под вина, и Билл пожалел, что не спросил у девушки за стойкой, сколько Бакстер выпила еще.
Он налил два стакана воды, один залпом осушил, вернулся в спальню, поставил у кровати миску, а на тумбочку воду, сбросил туфли и лег рядом. Эмили к тому времени уже захрапела.
Волк выключил лампу, уставился в утопающий во мраке потолок и прислушался к первым каплям дождя, забарабанившим по оконному стеклу. Он очень надеялся, что последний рецидив Эмили вызван исключительно стрессовым состоянием, в котором все они находились, и что она вполне в состоянии контролировать пагубную страсть, никогда не отпускавшую ее до конца. Билл долго помогал ей скрывать от окружающих этот порок, пожалуй, даже дольше, чем нужно. Понимая, что ему предстоит провести еще одну бессонную ночь, периодически проверяя, дышит ли она, и убирая за ней, он вдруг подумал, а была ли это на самом деле помощь.
По дороге домой Эдмундс промок насквозь. Света в квартире не было. Молодой полицейский на цыпочках прокрался через прихожую, полагая, что Тиа уже легла спать, но когда заглянул в открытую дверь спальни, увидел, что постель не разобрана.
— Тиа? — позвал он.
Потом обошел все комнаты, включая свет и подмечая, что в квартире многого не хватает: сумки, с которой девушка ходила на работу, ее любимых джинсов и смешного дорожного знака с надписью «Осторожно, кошки!». Записки девушка ему не оставила, да в ней и не было необходимости. Она уехала к матери. Он слишком часто не выполнял данные ей обещания, причем не только во время расследования дела Тряпичной куклы, но и раньше, почти постоянно после того, как перешел работать в другой отдел.
Молодой полицейский неуклюже опустился на диван, на котором собирался спать этой ночью, и протер усталые глаза. От того, что она так расстроилась, он чувствовал себя ужасно, но ведь ей нужно было потерпеть каких-то пять дней и вся эта история так или иначе закончилась бы. Тиа не могла не понимать, что ждать развязки осталось уже недолго.
Эдмундс хотел ей позвонить, но знал, что она выключила телефон. Он посмотрел на часы: десять часов двадцать семь минут вечера. Поскольку машина осталась стоять у дома, девушку, по всей видимости, забрала будущая теща. Сняв с крючка ключи, он выключил в квартире свет и, несмотря на смертельную усталость, ступил в ночной мрак.
В пути он нарушал все мыслимые правила движения и преодолел намеченный маршрут в рекордно короткие сроки. Включил задний ход, заехал на парковку и направился к охраннику. Тот его сразу узнал и перекинулся с ним парой фраз, пока Эдмундс регистрировал удостоверение, сдавал личные вещи и оформлял пропуск в архив.
Вино помогло Волку уснуть, но меньше чем через час он проснулся — в ванной рвало Бакстер. Он лежал во тьме, через дверной проем сочился свет, открывались и закрывались какие-то ящички, потом сработал слив бачка. Через некоторое время он услышал, как Эмили набрала в рот жидкость для полоскания и сплюнула в раковину.
Он уже собрался встать и отправиться домой, радуясь, что она вполне может обойтись без посторонней помощи, но в этот момент Бакстер, шатаясь, вошла в комнату, рухнула на кровать и пьяным жестом закинула ему на грудь руку.
— Как прошло свидание? — спросила она.
— Закончилось, едва начавшись, — ответил Волк, злясь на Финли, что тот не сумел сохранить все в тайне, и подозревая, что Бакстер преднамеренно воспользовалась его болтливостью в самый неподходящий момент.
— Мне стыдно, — сказала она, опять засыпая, — спасибо, что приехал и забрал меня.
— Я решился на это лишь в последнюю минуту.
— Но ведь решился, — прошептала она, проваливаясь в сон, — я знала, что ты приедешь.
Интуиция Эдмундса не подвела. Убегая домой, он засунул совсем не на ту полку коробку с уликами, над которыми работал. Молодой полицейский вернулся к делу две тысячи девятого года: наследник могущественной корпорации, бесследно исчезнувший из охраняемого люкса отеля, лужа крови и отсутствие тела. Внимательно изучая фотографии с места преступления, он наконец нашел то, что полностью подтвердило его подозрения.
На стене над лужей крови виднелось восемь небольших пятнышек крови. Эксперты не стали обращать на них особого внимания, считая, что «это та же самая кровь», но картина почему-то как две капли воды походила на ту, что он видел накануне. Теперь он точно знал, что пятнышки оставил киллер, когда разделывал труп, чтобы избавиться от него и выпутаться из ситуации, которая в противном случае была бы безвыходной.
Да, теперь молодой детектив не сомневался — это был убийца, которого они искали.
Он стал взволнованно запихивать улики обратно в картонный ящичек. Наконец он нашел нечто перспективное, чем теперь можно поделиться с коллегами. Когда он поднялся на ноги, с крышки соскользнул листок бумаги и упал на пол. Стандартный бланк, прилагавшийся ко всем коробкам в архиве: список тех, кто работал с уликами, и даты посещения с указанием причин, по которым их запрашивали из архива. Эдмундс присел, чтобы подобрать и засунуть его обратно в коробку, но вдруг увидел внизу страницы знакомое имя — фамилию человека, который последним затребовал данное дело:
Детектив-сержант Вильям Коукс — 05.02.2013: анализ пятен крови на стене.
Детектив-сержант Вильям Коукс — 10.02.2013: дело возвращено в хранилище.
Эдмундс в замешательстве уставился на бланк. Ни выводов Волка, ни данных экспертизы, кроме тех, что были получены в две тысячи девятом году, в коробке не было. Скорее всего, Волк наткнулся на это дело, расследуя какое-то другое, или пересекся с предыдущей жертвой нынешнего убийцы, который по недосмотру привлек его внимание. Это не только объясняло личный характер брошенного ему вызова, но и свидетельствовало о восхищении: киллер считал его единственным полицейским, достойным звания противника.
Эта часть пазла тоже встала на место.
Эдмундс был в восторге. Утром он обо всем расспросит Волка, и тот, вполне возможно, расскажет ему о других эпизодах ранней деятельности убийцы, разыскиваемого по делу Тряпичной куклы. Ободренный находкой, он перешел к другому ряду полок и стал искать следующую по списку коробку.
Полиция наконец вышла на след охотника.
Глава 27
Четверг, 10 июля 2014 года
7 часов 07 минут утра
Сквозь открытую дверь в комнату врывалось яркое солнце, отбрасывая на кровать расплывчатые тени. Волк открыл глаза и посмотрел по сторонам. Он в одиночестве лежал в спальне Бакстер — полностью одетый поверх одеяла. Его разбудили грохочущие ритмичные шаги по беговой дорожке тренажера.
Сделав над собой усилие, он встал и поднял туфли, которые вечером оставил у кровати. Затем прошел в залитую солнцем гостиную и вяло махнул Бакстер, которая упражнялась на тренажере — в спортивном костюме и с тем же кривобоким хвостиком на голове, который он соорудил ей накануне. Любой, кто знал ее хуже него, сказал бы, что она выглядит отдохнувшей и посвежевшей. Она всегда восстанавливалась очень быстро. Именно поэтому ей так долго удавалось скрывать почти от всех свою пагубную привычку.
Волк подошел к кухонному столу и стал варить кофе. Эмили его напрочь игнорировала.
— Ты по-прежнему держишь дома… — начал он.
Кожа Бакстер блестела от пота, она стойко выдерживала довольно приличный темп. Чтобы ответить ему, она вытащила наушники и это, ее, похоже, разозлило.
— Ты по-прежнему держишь дома запасные зубные щетки? — спросил Волк.
Когда-то они заключили неписаное соглашение, обязывавшее Эмили хранить неприкосновенный запас туалетных принадлежностей на тот случай, если Волку вдруг придется у нее задержаться. На определенном этапе это случалось с завидной регулярностью. И какими бы невинными ни были их отношения, неудивительно, что у Андреа на этот счет зародились подозрения.
— Ванная, нижний ящичек, — коротко бросила она и опять вставила в уши наушники.
Билл чувствовал, что ей хочется устроить скандал, но решил не заглатывать наживку. Это было вполне в духе Бакстер. Ей было стыдно за то, что она устроила накануне, и выражалось это посредством крайне агрессивного поведения.
Когда закипела вода, Волк налил себе чашку кофе и жестом спросил, не желает ли она к нему присоединиться. Женщина раздраженно фыркнула и выдернула из ушей наушники.
— Что?
— Я просто спросил, не хочешь ли ты кофе.
— Я не пью кофе, и кому, как тебе, этого не знать. Я потребляю только вино и всякие сомнительные коктейли.
— Значит, нет?
— Да, невысокого ты обо мне мнения. Считаешь меня несчастным куском дерьма, который даже не может о себе позаботиться, да? Скажешь, я неправа?
Решимость Волка дала трещину.
— Ничего я не считаю, — ответил он, — просто спросил, не хочешь ли ты кофе…
— Мог и не приезжать за мной, понятно? Ну да, теперь у тебя есть все основания считать себя замечательным и благородным. Сделай одолжение: не заморачивайся в следующий раз.
Чем дольше она разглагольствовала, тем больше сбивалось ее дыхание.
— Я и в этот раз с удовольствием не поехал бы! — заорал он. — Надо было оставить тебя ползать в том долбаном туалете, а не портить себе ужин!
— Ах да, ужин с Эшли Локлен. Как мило. Знаешь, я просто в восторге от ваших отношений. Надо признать, они будут развиваться быстро и успешно… пока через пару дней вас не грохнут!
— Поеду-ка я на работу, — сказал Волк, направляясь к двери, — тебе, кстати, тоже пора.
— Что ты вытворяешь! — завопила вслед ему Бакстер. — Это ведь то же самое, что придумывать корове имя по дороге на бойню!
Грохнула входная дверь, и висевшая на стене картина с видами Нью-Йорка свалилась на пол. Возбужденная выбросом в кровь адреналина, Бакстер увеличила скорость дорожки на тренажере, воткнула в уши наушники и добавила громкости.
В отдел Волк приехал в самом скверном расположении духа и сразу же ринулся к столу Финли, которому не терпелось выслушать его рассказ о свидании с Эшли.
— Какого хрена ты это сделал? — набросился на него Билл.
— О чем ты?
— Зачем ты рассказал Бакстер, что я поехал ужинать с Локлен?
— Я не хотел ей ничего говорить, но она поняла, что я что-то скрываю, и все из меня вытянула.
— Надо было что-нибудь придумать!
— Ты что это на меня наезжать взялся?
Волк посмотрел на Финли: тот всегда был весельчаком и оптимистом всего их отдела, но теперь на глазах превращался в сварливого бобби из Глазго, которым был, когда только к ним пришел. На случай, если придется действовать быстро, Билл вытащил из карманов руки — хук Финли с левой давно стал легендой.
— Друг поступил бы именно так, — сказал Волк.
— Эмили тоже мне друг.
— Тем более. Не надо было уязвлять ее чувства.
— Это я уязвил ее чувства? Я? — спросил Финли тихо, что всегда было плохим предзнаменованием. — Я годами наблюдаю, как бедная девочка бегает за тобой, как на привязи. Что бы вас там ни связывало, из-за нее ты уже потерял жену, и вот теперь снова взялся за свое. Здесь одно из двух: либо ты хочешь ее, но не осмеливаешься сделать решающий шаг, либо тебе не хватает духу ее отпустить. Как бы там ни было, чтобы разрулить эту непростую ситуацию, у тебя осталось четыре дня.
Волк лишился дара речи. Раньше Финли всегда и во всем вставал на его сторону.
— Я пошел, мне в голову пришла мыслишка, надо ее проверить, — сказал Финли и встал.
— Я с тобой.
— Нет.
— В десять часов у нас планерка, будем обсуждать ход расследования, — возразил Волк.
— Прикрой меня, — горько улыбнулся Финли, с силой хлопнул Волка по плечу и вышел.
В девять часов пять минут он не ответил на звонок доктора Престон-Хилл и теперь ожидал телефонной взбучки от коммандера. После ухода Финли на душе было гадко; Бакстер, только что появившаяся в отделе, по дороге уже успела на кого-то наорать.
Эдмундс был поглощен своими мыслями. Последние десять минут он готовил бумаги, которые хотел обсудить с Волком, жаждая как можно быстрее увидеть его реакцию. Он собрал документы, еще раз прокрутил в голове вступительную тираду и направился к столу детектива.
— Гэбриэл Пул Младший, две тысячи девятый год, — заявил он.
Он надеялся, что в глазах коллеги мелькнет огонек понимания, но Волк лишь тяжело вздохнул, поднял глаза и окинул его нетерпеливым взглядом.
— Я должен его знать?
Отсутствие реакции с его стороны отнюдь не утешало, но Эдмундс с энтузиазмом продолжал:
— Думаю, должны — наследник империи по производству электроники, исчез из отельного люкса, тело так и не нашли. Ну, ничего не вспомнили?
— Послушай, не хочу тебе грубить, но обсуди это с кем-то другим? Я в этом деле тебе не товарищ.
Под ударами безразличия Волка уверенность Эдмундса пошатнулась. Он понял, что просто не сумел ничего объяснить.
— Простите, давайте я попробую еще раз. Я тут просматривал архивные дела…
— Я же тебе не велел!
— Да, действительно не велели, но я копался в хранилище в свободное время. Как бы там ни было, мне удалось кое-что найти…
— Ну уж нет! Если старший по званию отдает тебе приказ, ты его выполняешь, понятно? — заорал Волк, вскочил на ноги и все стали смотреть, как он будет ставить Эдмундса на место.
— Д-дайте мне объяснить, — заикаясь, произнес тот. Он не понимал, почему невинный разговор принял столь неприятный оборот, но не мог уйти, не получив ответа на свои вопросы. — Я действительно обнаружил кое-что важное.
Волк обогнул стол и подошел к нему. Эдмундс, подумав, что он решил его выслушать, протянул ему первый документ, но Билл выхватил у него из рук всю пачку и швырнул на пол. В ответ на это оскорбление со всех сторон посыпались глумливые смешки. К ним подошла Бакстер. Симмонс, вспомнив, что еще недавно был начальником, тоже встал.
— Мне нужно знать, зачем вам понадобились улики по делу Пула, — сказал Эдмундс.
Его голос стал громче, но задрожал, выдавая охватившее парня волнение.
— Что-то не нравится мне твой тон! — выкрикнул Волк и двинулся на нескладного молодого человека.
— А мне не нравится ваш ответ! — ответил Эдмундс, удивив всех вокруг, а заодно и себя. — Зачем вы затребовали эти материалы?
Волк схватил Эдмундса за горло и с силой ударил головой о стену совещательной комнаты. Матовое стекло пошло трещинами.
— Эй! — закричал Симмонс.
— Волк! — заорала Бакстер и бросилась их разнимать.
Детектив отпустил Эдмундса, по затылку которого текла тоненькая струйка темной крови. Эмили встала между ними.
— Волк! Что на тебя нашло? — рявкнула она ему в лицо.
— Скажи своему щенку, чтобы держался от меня подальше, — проревел он.
Эмили с трудом узнавала стоявшего перед ней человека, дико вращавшего глазами.
— Он больше не мой, — произнесла она. — Ты с ума сошел, Волк.
— Я с ума сошел? — вновь перешел он на крик с багровым, перекошенным от злобы лицом.
Бакстер уловила скрытую в его словах угрозу. Еще чуть-чуть и все узнают о тайне, которую она хранила столько лет. Эмили собралась с духом, в душе радуясь, что ей больше не придется притворяться.
Волк застыл в нерешительности.
— Вместо того чтобы разбрасываться обвинениями, пусть лучше займется делом! — выпалил он.
— Что он тебе сказал? — спросила Бакстер.
— Я вас ни в чем не обвинял, — вскинулся Эдмундс, — просто хотел помочь делу.
Пропустив начало конфликта, на пороге своего кабинета возникла Ванита.
— Что вы не поделили? — гаркнула Бакстер, обращаясь сразу к обоим.
— Чем копаться в моих старых делах, делал бы лучше свою работу!
— Ага! Да пошел ты! — ответил Эдмундс, опять повергнув всех в шок этим несвойственным ему ответом. Между пальцев в том месте, где он держался за голову, текла кровь.
Волк вновь бросился на парня, но Симмонс оттащил его назад. Бакстер наклонилась к Эдмундсу и прошептала:
— Ты правда копался в архиве?
— Я кое-что нашел.
— Ты все же меня не послушался.
— Я кое-что нашел, — повторил он.
— Ни в жизнь не поверю, что ты встанешь на его сторону, — сказал Волк.
— Не встану! — крикнула Бакстер. — Вы оба козлы, что один, что другой!
— Хватит!
В отделе повисла мертвая тишина. Ванита смертельно побледнела и подошла к скандалистам.
— Эдмундс, пусть кто-нибудь посмотрит, что у вас с головой. Бакстер, займитесь делами, которые вам поручены. А вас, Коукс, я с этого момента отстраняю от расследования.
— Не выйдет, — пренебрежительно бросил он.
— И кто же мне помешает? Уж не вы ли? Вон отсюда!
— Я согласен с Волком, коммандер, — выступил в защиту обидчика Эдмундс, — вы не можете его отстранить, без него мы не обойдемся.
— Внутренних конфликтов в отделе я не допущу, — сказала она Волку, — уходите, вам здесь больше делать нечего.
На мгновение все напряженно застыли и затаили дыхание, ожидая реакции Волка. Но тот, ко всеобщему разочарованию, лишь горько усмехнулся, вырвал руку из клещей Симмонса, похлопал Эдмундса по плечу и ушел.
На планерке, назначенной на десять утра и посвященной ходу расследования, кроме Симмонса и Ваниты никого не было. На доске, гордо возвышавшейся посреди совещательной комнаты, сложились в пазл двенадцать имен. К сожалению, идентификация последней жертвы, Роналда Эверетта, не стала тем откровением, на которое так надеялся Симмонс. Им по-прежнему не хватало какой-то детали.
— Стало быть, кроме нас больше никого, — улыбнулся Симмонс.
— А где детектив-сержант Шоу? — спросила она.
— Понятия не имею. Он не отвечает на мои звонки. Эдмундса увезла «скорая», наложить несколько швов, а Коукса вы от дела отстранили.
— Так уж вышло. Судя по тону, вы, Терренс, считаете, что я поступила плохо.
— Не то чтобы плохо, — ответил Симмонс, — просто… смело.
— От него одни проблемы. С учетом обстоятельств, винить его нельзя, но мы подошли к этапу, когда он не столько приносит пользу, сколько вредит.
— Положа руку на сердце, я с вами согласен, но проводить расследование в одиночку не в моих силах, — сказал он. — Верните хотя бы Бакстер.
— Не могу. После ее провала с Гэрландом это невозможно. Я дам вам в подмогу кого-то другого.
— У нас нет на это времени. Через два дня должна умереть Эшли Локлен, еще через два Коукс. А Бакстер в курсе этого дела и если вы не дадите ей им заниматься, это уже действительно будет плохо.
Ванита покачала головой и что-то прошептала.
— Ну хорошо, под вашу ответственность. Но я все равно остаюсь при своем мнении. Мои возражения будут соответствующим образом задокументированы.
— «Красавица-Присяжная в Крови», — сказала Саманта Бойд, вглядываясь в печально известный снимок, на котором она стояла у суда Олд Бейли. — Пресса окрестила меня так. Для визитной карточки такая физиономия вряд ли подойдет.
Финли с трудом узнавал в своей собеседнице, сидевшей за столом напротив него, женщину с фотографии. Да, Саманта по-прежнему была привлекательна, но из длинноволосой платиновой блондинки превратилась в стриженную под мальчика шатенку. Лицо покрывал густой слой макияжа, на фоне которого терялись небесно-голубые глаза, пронзительные даже на черно-белом снимке, а исключительно дорогая одежда хоть и выставляла ее в выгодном свете, но в глаза не бросалась.
Госпожа Бойд, третья по счету знаменитость самого знаменитого за всю историю процесса, согласилась встретиться с ним в одном из модных кенсингтонских кафе. Приехав на место, Финли поначалу решил, что оно закрыто на ремонт, но ни клиенты заведения, щеголявшие сумками из дорогущих бутиков, ни татуированный персонал ничуть не волновались по поводу вызывающе торчащих труб, свисавших с потолка на скрученных проводах электрических лампочек и неоштукатуренных стен.
Финли отправился сюда отнюдь не потому, что поссорился с Волком, они с Самантой договорились встретиться еще накануне вечером. Отслеживание движения средств на банковских счетах, анализ крови, отпечатки пальцев — все это, конечно, было хорошо, но старый детектив свято верил, что лучший способ сбора доказательств заключается в том, чтобы задавать правильные вопросы тем, кто может на них ответить. Многие коллеги считали его пережитком прошлого, чем-то вроде динозавра. Он и сам признавал, что застрял во вчерашнем дне, но поскольку до пенсии ему оставалось только два года, что-либо менять не желал.
— Я приложила очень много усилий, чтобы от всего этого отмежеваться, — сказала ему Саманта.
— Не стоит видеть все только в черном свете. Тем более, что для бизнеса это очень даже неплохо.
Он сделал глоток кофе и чуть не поперхнулся. Вкус у него был такой, будто его готовил Волк.
— Отнюдь. Мы не смогли справиться с объемом заказов, особенно на вот такие белые платья, и люди в конечном итоге ушли от нас к конкурентам.
— Вот как? — спросил Финли.
Она подумала и ответила, взвешивая каждое слово:
— В тот день я не позировала для фотографов, я просто нуждалась в помощи. Мне никогда не хотелось прославиться, особенно в качестве участницы столь жуткой истории. Но вдруг я стала «Красавицей-Присяжной в Крови» и окружающие перестали видеть во мне что-либо другое.
— Я понимаю.
— При всем моем уважении смею заверить, что ничего вы не понимаете. Говоря начистоту, мне стыдно за ту роль, которую я тогда сыграла. Но на нас так повлияла бестактность детектива Коукса и обвинения против полиции, что мы так и не смогли принять объективного, беспристрастного решения. По крайней мере большинство. Десять из двенадцати совершили непоправимую ошибку, о последствиях которой я не забыла и по сей день.
В ее голосе не было даже намека на жалость к себе, лишь осознание меры своей ответственности. Финли взял фотографию Роналда Эверетта и положил ее на стол.
— Вы узнаете этого человека?
— Еще бы! Рядом с этим жутким старым извращенцем я просидела сорок шесть дней. И не могу сказать, что это было приятно.
— Как по-вашему, кто-нибудь мог желать господину Эверетту зла?
— Сразу видно, что вы с этим типом никогда не встречались. Давайте попробую угадать: он решил приударить за женой человека, от которого нужно держаться подальше? Нет? Что же тогда? С ним что-то случилось?
— Это закрытая информация.
— Я никому не скажу.
— У меня нет права сообщать вам эти сведения, — сказал Финли, чтобы закрыть тему.
Перед тем, как задать следующий вопрос, он надолго задумался.
— Как по-вашему, господин Эверетт чем-то выделялся на фоне других присяжных?
— Выделялся? — с озадаченным видом переспросила она, и Финли подумал, что встретился с ней зря. — Может только… но это так и не было доказано.
— Что вы имеете в виду?
— Как-то раз к нам подошли несколько журналистов и предложили за мизерную плату поделиться подробностями процесса. Интересовались, что мы обсуждаем за закрытыми дверьми, кто как собирается голосовать и тому подобное.
— Вы думаете, Эверетт купился на это предложение?
— Я не думаю, я уверена. Газетчики опубликовали сведения, которые можно было получить только от кого-то из жюри. А на следующее утро несчастный Стэнли, с самого начала добивавшийся обвинительного приговора, проснулся и увидел на первых полосах свою физиономию вкупе с обвинениями в радикальных антимусульманских взглядах, родственных связях с нацистскими учеными и прочей ерунде.
— Но ведь до окончания судебного разбирательства вам запрещалось общаться с журналистами, разве нет?
— Вы помните этот процесс? Легче было не дышать, чем увернуться от встречи с ними.
Финли в голову вдруг пришла мысль. Он покопался в папке и положил на стол еще одну фотографию.
— Вы говорите, что к вам обращались несколько журналистов. Вот этого среди них случайно не было?
Женщина внимательно всмотрелась в снимок.
— Да! — ахнула она, и Финли стал ловить каждое ее слово. — Это же тот человек, которого убили на глазах у зрителей! Джерред Гэрланд. Боже мой, я его сначала не узнала. Тогда у него были длинные сальные волосы и борода.
— Вы уверены? — спросил Финли. — Взгляните еще раз.
— А что тут смотреть? Эту пронырливую улыбку я бы узнала где угодно. Если не верите, можете сами проверить. Как-то вечером он явился ко мне домой. Я попыталась выставить его из квартиры, а когда он отказался, вызвала полицию.
Эдмундс, не отдавая себе в этом отчета, то и дело прикасался к шишке на голове, где медсестра наложила на кожу несколько швов. В больнице, дожидаясь своей очереди, он без конца прокручивал в голове разговор с Волком и почти дословно занес его в блокнот. Молодой полицейский никак не мог понять, почему старший коллега так превратно истолковал его действия.
У парня совсем не было сил. Почему Коукс воспринял его слова как обвинение? Он в чем-то был виноват? Волк действительно вспомнил то дело или это была ложь? Неужели он умышленно не вложил в дело результаты нового анализа крови? Его неожиданная реакция вполне могла оказаться самозащитой.
Единственным положительным результатом поездки в больницу стало то, что Тиа не только ответила на его смс, но и предложила отпроситься с работы, чтобы обеспечить за ним уход, но он успокоил ее и заверил, что с ним все в порядке. Они договорились, что до конца недели девушка поживет у матери, поскольку все это время его почти никогда не будет дома, а потом он все наверстает и уладит.
После этого Эдмундс с чистой совестью сел на поезд до Уотфорда, поймал такси, приехал в архив и с методичностью робота прошел все процедуры, необходимые для получения доступа в хранилище. Но у небольшой конторки рядом с лестницей вдруг остановился. Обычно молодой детектив проходил мимо этой двери с надписью «Администратор», но на этот раз вежливо постучал и переступил порог.
Невысокая, среднего возраста женщина за экраном древнего компьютера выглядела вполне предсказуемо: мертвенно-бледная кожа, очки с сильными диоптриями и растрепанные волосы. Она поприветствовала его с энтузиазмом пожилой, соскучившейся по общению родственницы, и Эдмундс понял, что стал первым посетителем, заглянувшим к ней за довольно долгое время. Он согласился сесть, но от чая отказался, опасаясь, что это обернется для него потерей целого часа драгоценного времени.
После того как она рассказала все о покойном муже Джиме и о дружелюбном привидении, которое, как она клятвенно заверяла, бродит в склепе, Эдмундс ненавязчиво вернул разговор в нужное ему русло.
— Значит, мимо вас пройти невозможно? — спросил он.
— Что вы! Мы сканируем штрихкоды, причем как на входе, так и на выходе. Стоит человеку сделать хоть шаг без действующего кода доступа, как в хранилище включается сигнализация.
— И вы всегда знаете, кто и зачем сюда приходит? — спросил Эдмундс.
— Разумеется.
— В таком случае мне нужны все дела, которые когда-либо запрашивал детектив-сержант Вильям Коукс.
— Все? — удивленно спросила она. — Вы уверены? Раньше Билл был у нас частым гостем.
— Все. До единого.