– Ладно. Решать тебе.
К выжиганию старых деревьев Бо подходит с крайней осторожностью. У каждого пня стоят наготове несколько ведер воды и большая лопата – на случай, если придется гасить пламя. Он чиркает спичкой и поджигает первый ствол, затем переходит к следующим. Мы наблюдаем, как огонь неспешно пожирает древесину.
Солнце угасает, и языки пламени поднимаются вверх от высоких пней, словно руки, тянущиеся к звездам.
Я завариваю две кружки горячего черного чая с кардамоном и возвращаюсь с ними в сад. Воздух дымный и сладкий от яблок, которым не суждено созреть.
Мы сидим на бревне. Бо дует на чай и произносит:
– Я слышал, твоя мама гадает на чайных листьях.
– И где же ты это слышал?
– В городе, когда искал работу и наткнулся на твое объявление. Начал расспрашивать, как попасть на остров, а люди решили, что я хочу узнать свою судьбу.
– Она больше этим не занимается. С тех пор как исчез отец.
Я наклоняюсь, срываю пучок ломкой прибрежной травы, разминаю хрусткие волокна между ладоней. В памяти сохранилось, как отец идет по острову, время от времени опускаясь на колени, чтобы сорвать одуванчик, клевер или лишайник, а потом теребит их в обветренных руках. Ему нравилось пробовать мир на ощупь – камешки, растения, плодородную землю. Отец считал, что это открывает нам суть вещей, которые мы зачастую игнорируем. Я на миг прикрываю глаза и прогоняю воспоминание. Мне тяжело думать об отце. Сердце сжимается от боли.
– А ты гадаешь? – спрашивает Бо, вздернув бровь.
– Даже не надейся. Я не хочу раскрывать, что тебя ждет в будущем.
– Но ты можешь?
– Пробовала. Но всерьез не занималась.
Бо протягивает мне кружку.
– Ты так и не поверил окончательно в сестер Свон, зато веришь, что чаинки могут предсказывать чью-то судьбу? – спрашиваю я, игнорируя его кружку.
– Такой вот я непредсказуемый.
Я улыбаюсь ему.
– У тебя в кружке осталась жидкость, ничего не получится. Нужно допить до конца, и тогда рисунок чайных листьев на дне укажет, где живет твоя судьба.
Он пристально смотрит в кружку, будто сам пытается узнать свое будущее.
– Ты говоришь как настоящая ведьма.
Я с улыбкой покачиваю головой. Вряд ли это можно назвать ведьмовством. Ни заклинаний, ни снадобий, ничего интригующего. Но я его не поправляю.
Бо одним глотком допивает остатки чая и снова протягивает мне кружку.
Я медлю. Мне действительно не хочется этого делать. Но он смотрит на меня с таким неподдельным интересом, что я беру кружку двумя руками и наклоняю в одну сторону, затем в другую, изучая распределение чайных листьев по дну.
– Хм, – произношу наконец я, словно обдумываю ответ, и украдкой поглядываю на Бо. Он придвинулся ближе к краю бревна и, кажется, вот-вот свалится, если я немедленно не расскажу ему, что вижу. Поднимаю голову и смотрю ему в глаза. – Тебя ждут долгая жизнь, настоящая любовь и куча золота. – Ставлю кружку между нами.
Бо снова приподнимает бровь, глядит на кружку, затем на меня. Я пытаюсь держаться невозмутимо, однако губы сами собой растягиваются в улыбке.
– Ценное предсказание! – Он улыбается в ответ, потом начинает хохотать. – Может, карьера гадалки тебе и не грозит, но, надеюсь, насчет моего будущего ты окажешься права по всем трем пунктам.
– Конечно, права! Чайные листья не лгут.
Он снова хохочет, я же наконец делаю глоток из своей чашки.
Искры танцуют, кружатся и улетают в небо. И вдруг я осознаю, как легко и непринужденно мне рядом с Бо. Как будто уже много лет по вечерам мы сидим вот так в темноте у костра и смеемся.
Я не чувствую грызущую боль в затылке, которая обычно мучает меня каждое лето – словно тикают часы, отсчитывая, сколько осталось времени до солнцестояния и до конца сезона. Бо отвлек меня от того ужаса, что таится в городе, в бухте и в моей голове.
– Раньше люди считали, что груши и яблоки, выросшие на острове, волшебные; что они обладают целебными свойствами. – Я запрокидываю голову, чтобы видеть, как дым поднимается по спирали вверх. – Помогают при укусах пчел, сенной лихорадке и даже лечат разбитое сердце. В городе они стоили в два раза дороже обычных фруктов.
– И твоя семья их продавала?
– Нет. Это было очень давно, до приезда моих родителей на остров. Но если деревья снова начнут плодоносить и фрукты будут съедобными, мы сможем ими торговать.
– В следующем году на каждом дереве будет по пять-шесть килограммов плодов. Работы будет невпроворот, тебе придется нанимать помощников.
Он сказал «тебе». Будто сам не увидит урожая.
– Спасибо. Спасибо, что возвращаешь сад к жизни.
Бо кивает. Я касаюсь своего указательного пальца, обмотанного пластырем, – порез почти зажил и совсем не болит. Но крохотный шрам, наверное, останется. Кажется, пришло время узнать про шрам Бо.
– А тебя как угораздило? – Я провожу пальцем у себя под левым глазом.
Бо морщится, будто ему снова больно.
– Мне было девять лет, я спрыгнул с дерева и напоролся на сучок.
– Пришлось зашивать?
– Целых пять швов. Больно было – просто ужас.
– А зачем же ты прыгал с дерева?
– Брат подначил. Целую неделю убеждал меня, что я смогу полететь, если наберу достаточную скорость. – Он улыбается своему воспоминанию. – И я повелся. А может, просто захотел похвалиться перед братом, он же был старше. Вот я и прыгнул.
Он запрокидывает голову и смотрит в усеянное звездами небо.
– Может, тебе и правда просто скорости не хватило, – смеюсь я и тоже закидываю голову – хочу видеть те же самые звезды.
– Наверное. Но еще раз проверять эту теорию я, пожалуй, не стану. – Он продолжает уже без улыбки: – Брат перепугался не на шутку. Всю дорогу домой чуть ли не на себе меня тащил, а я ревел в три ручья. А после того как наложили швы, неделю сидел у моей постели, читал вслух комиксы. Так винил себя, что можно было подумать, я ноги лишился.
– Хороший брат.
– Да. Был…
В воздухе повисает молчание.
От почерневшего ствола в темноту летят искры. Бо откашливается, не отрывая взгляда от пламени.
– Все хочу спросить тебя насчет парусной шлюпки. Она давно стоит у причала без дела?
Такого вопроса я не ожидала.
– Несколько лет. Вроде бы.
– А кому она принадлежит? – Он тщательно подбирает слова, словно не уверен, что такие вопросы уместны. Тема разговора моментально переключается с Бо на меня. С одной потери на другую.
Прежде чем ответить, я выстраиваю слова в голове, мысленно достаю образы из прошлого, которое дремлет в памяти.
– Моему отцу.
Бо медлит, чувствуя, что вторгается на чужую территорию. Не хочет проявить бестактность.
– И она на плаву?
– Думаю, да.
Я опускаю глаза и внимательно изучаю еще теплую кружку в своих ладонях.
– Хотелось бы как-нибудь выйти на ней в море, – аккуратно продолжает Бо. – Проверить…
– Ты умеешь ходить под парусом?
Он загадочно улыбается и смотрит под ноги.
– Я почти каждое лето проводил на озере Вашингтон, занимался парусным спортом.
– Ты жил в Сиэтле?
Вдруг наконец удастся выведать, откуда он приехал?
– Неподалеку, – отвечает он, почти так же расплывчато, как в прошлый раз. – В одном небольшом городке.
– Ты же понимаешь, что у меня больше вопросов о тебе, чем ответов!
Бо просто создан для того, чтобы хранить секреты; по его лицу не поймешь, что скрывается в голове. Меня это интригует и одновременно бесит.
– Могу сказать то же самое о тебе.
Я кривлю губы и крепче сжимаю кружку. Он прав. Мы оба зашли в тупик с этой своей игрой в секретность. Оба не хотим говорить правду. Оба не хотим пускать друг друга в свою жизнь.
– Можешь брать шлюпку в любое время. – Я встаю и убираю за ухо выбившуюся прядь. – Уже поздно. Я домой.
Пламя, горевшее в каждом пне, уже превратилось в раскаленные угли, медленно прогрызающие остатки дерева.
– Я останусь. Хочу убедиться, что огонь окончательно погас.
– Доброй ночи.
– Тебе тоже.
Глава 8
Сад теперь выглядит совсем по-другому. Подстриженный и аккуратный, ухоженный. И я вспоминаю, каким он был много лет назад, когда спелые крупные фрукты качались на ветках и привлекали птиц, которые всегда не прочь полакомиться упавшими на землю плодами. В воздухе пахло сладостью и солью. Фруктами и морем.
Ранним утром я иду вдоль рядов деревьев. Сожженные пни превратились в кучки пепла, над каждым еще курится тонкая струйка дыма.
Интересно, как долго Бо наблюдал за огнем, дожидаясь, пока дотлеют последние угольки? Ложился ли он вообще? Я подхожу к его коттеджу и поднимаю руку, чтобы постучать. Внезапно дверь распахивается, заставив меня вздрогнуть от неожиданности.
– Привет, – на автомате говорит Бо.
– Э-э… привет… прости, как раз хотела постучать. Я пришла сказать тебе… доброе утро. – Сама не знаю, зачем пришла.
На его лице недоумение, но тут же он расплывается в улыбке. На нем простая белая футболка и джинсы с заниженной талией; волосы всклокочены, словно он только что встал с постели.
– А я собирался проверить, что за последние часы пни снова не разгорелись.
– Нет, они едва тлеют. Я только что проходила мимо.
Бо кивает и приоткрывает дверь шире.
– Зайдешь? Я сварю кофе.
Я переступаю через порог, и меня окутывает тепло.
Отис и Ольга лежат на диване, свернувшись клубочком. Похоже, кошки решили переселиться сюда и считают Бо своим хозяином. Камин не растоплен, все окна нараспашку, по коттеджу гуляет теплый бриз. В последнюю неделю установилась чудесная ясная погода; ветер с моря сдувает скопившуюся пыль и разгоняет моих призраков. Каждый день, когда Бо здесь, на острове, я чувствую, как все пространство меняется и становится ярче.
Бо стоит на кухне спиной ко мне и лицом к раковине, набирает воды в кофеварку. За неделю работы на открытом воздухе он загорел. Под тонкой тканью футболки видно, как напрягаются мышцы спины.