Джон Талбот лишился рассудка.
Глава 13
Два дня проносятся как одно мгновение.
Бо сторожит мой сон, согревает в предутренние часы, когда ветер задувает сквозь щели в окнах коттеджа. Прильнув ко мне под шерстяным одеялом, гладит плечи, зарывается в волосы. Для меня ничего в мире не осталось, кроме этой маленькой комнаты и этого камина. Я так счастлива, что сердце щемит от боли.
На третий день мы идем прогуляться под теплым послеполуденным небом. В возрожденном фруктовом саду начинают распускаться листья и появляться первые бутоны. В этом сезоне яблоки и груши вырастут еще мелкими, твердыми и несъедобными, однако на следующий год наши старания должны окупиться, и сад принесет обильный урожай сладких, наполненных солнцем фруктов.
– А каким ты был в школе? – спрашиваю я, запрокинув голову и подставляя лицо солнцу. Яркие блики пляшут под полуприкрытыми веками.
– Что ты имеешь в виду?
– Ты был популярным?
Бо нагибает ветку и поглаживает мелкие зеленые листочки.
– Нет.
– Но друзья у тебя есть?
– Не особо много. – Когда он так смотрит на меня своими темно-зелеными глазами, мне кажется, что он заглядывает прямо в душу.
– А спортом занимался? – Я пытаюсь собрать образ Бо воедино. Но мне трудно представить его где-то еще, кроме как здесь – в Спарроу, на этом острове, рядом со мной.
Он качает головой, слегка улыбаясь, будто находит мои расспросы забавными.
– Каждый день после школы я помогал родителям, времени на друзей и спорт оставалось немного.
– На ферме?
– Вообще-то у них виноградник.
– Виноградник? – Я останавливаюсь у дерева. – В смысле, производство вина?
– Да. Небольшая семейная винодельня, но довольно успешная.
Я-то представляла ферму Бо несколько по-иному: коровы, навоз, руки в земле, грязные ногти. Но уверена, на винограднике работы тоже невпроворот.
– Я думала, что это такая – классическая – ферма.
– Почему?
– Не знаю. – Я разглядываю его серую толстовку и потертые джинсы. – А родители в курсе, где ты?
– Нет. Они не хотели, чтобы я сюда ехал. Сказали, что я должен отпустить Кайла. Таким образом они пытаются примириться с его смертью – просто игнорируют ее. Но я не мог поступить иначе. Поэтому, окончив школу, собрался – и вперед, автостопом вдоль побережья. Я даже не сказал им, что уезжаю.
– Ты с ними не разговаривал с самого отъезда?
Бо качает головой и засовывает руки в карманы джинсов.
– Они наверняка беспокоятся.
– Я не могу им позвонить. Не знаю, что сказать. Как объяснить, что здесь происходит? Что Кайл не покончил с собой, а его утопила девушка, которая сама уже двести лет как мертва?
– Этого им, наверное, лучше не говорить. Но надо хотя бы дать знать, что с тобой все в порядке… Придумать что-нибудь, может, даже соврать.
– Да. – Его голос срывается. – Может…
Мы дошли до дальнего конца сада, где раньше стояла одна из засохших яблонь.
– А когда все это закончится, ты вернешься домой? После солнцестояния?
– Нет. – Бо медлит и оглядывается назад, на идеально ровные ряды деревьев. С ветки одной из яблонь испуганно вспархивает маленькая серая птичка и перелетает на соседнее дерево. – Не хочу возвращаться. По крайней мере сейчас. Пока был жив Кайл, я думал, что после школы останусь работать с родителями. Они планировали, что я унаследую семейный бизнес. А брат хотел сбежать и жить другой жизнью. И я был не против такого расклада. Но после его смерти… – Бо смотрит вверх, на готовые вот-вот раскрыться цветки. – Я понял, что тоже хочу чего-то другого. Своего. С детства считал, что мое место дома, а Кайл должен посмотреть мир. Сейчас все изменилось.
– И чего ты хочешь теперь? – осторожно спрашиваю я.
– Я хочу жить где-нибудь у моря. – Бо поворачивается ко мне, будто не уверен, что я пойму. – Когда отец учил меня ходить под парусом, я был в восторге, но не думал, что можно заняться этим всерьез. А сейчас думаю, что, может, стоит купить парусник, уплыть и не вернуться.
– Похоже на план побега. И на желание начать новую жизнь.
Бо поворачивается ко мне с горящими глазами.
– Именно! Деньги для этого у меня есть – копил большую часть сознательной жизни. – Он внезапно становится серьезным. – И ты могла бы уехать со мной. – Я сдерживаю предательскую улыбку. – Тебе не обязательно оставаться в этом городе, ты же тоже можешь сбежать.
– Мне нужно хотя бы доучиться.
– Я подожду. – Он говорит так, будто вопрос решен.
– И мама…
Я понимаю – звучит, как еще одна отговорка. И огонь в глазах Бо мгновенно гаснет.
– Пойми, все не так просто. – Я чувствую, что разрываюсь между своими желаниями и островом, который стал для меня тюрьмой. – Я не говорю «нет». Но и сказать «да» тоже не могу.
Я чувствую, что ему больно. Он не в силах понять меня, даже если хочет. И все же Бо нежно обнимает меня – бережно, будто опасается, что я могу упорхнуть, как птичка, – привлекает к себе и говорит:
– Придет время, и у тебя тоже отыщется достойная причина уехать.
Когда-то я читала стихотворение, где говорилось, что любовь хрупка, тонка, как стекло, и ее легко разбить. В местах, подобных нашему городу, такой любви не выжить. В наших краях даже любовь должна иметь крепкие зубы и уметь защищаться.
Но Бо сильный – эта мысль преследует меня с прошлой ночи. Он стоит рядом, и солнце, просвечивая сквозь листву, смягчает черты его лица. Бо сильнее многих. Он мог бы здесь выжить. Он сделан из другого материала. Его сердце обветрено и разбито, так же как и мое, но оно выковано из закаленного металла. Мы оба теряли близких. Мы сломлены, но боремся за то, чтобы остаться в живых. Вот почему Бо мне нужен – он чувствует то же, что и я; хочет того же, что и я. Он вновь запустил мое остывшее сердце – и я потянулась к солнцу, как цветущие ветви яблонь.
Я могла бы полюбить его.
И это нарушило равновесие моей вселенной. Любить опасно. Ведь теперь есть что терять.
Встаю на цыпочки, приближаюсь к нему. Он ищет ответа в моих холодных глазах. Но ответа нет, и тогда он прижимается своими губами к моим, словно хочет вытянуть из меня хоть немного правды. Но я могу дать ему только этот момент, и я касаюсь его груди, вдыхаю его запах, пробую соленый воздух на его губах.
Мне хочется пообещать ему вечность, пообещать ему себя. Но это было бы ложью.
Я вновь и вновь пытаюсь дозвониться до Роуз. Оставляю сообщения. Прошу ее маму передать, чтобы подруга перезвонила.
Где она? Почему не отвечает? Но я не могу рискнуть и уехать с острова, оставив Бо одного. Боюсь, что Оливия вновь заманит его в бухту.
Проходит несколько дней, и я не в силах больше оставаться в неведении. Это буквально сводит меня с ума. Я встаю до рассвета и выскальзываю из коттеджа, пока Бо еще спит. Ольга бежит к двери следом за мной; ее глаза слезятся от холода, и она моргает, словно интересуясь, что заставило меня встать так рано.
Я набрасываю дождевик и толкаю дверь; с улицы врывается поток воздуха, швыряет мне в лицо капли дождя. Ольга выскакивает наружу и устремляется вперед по дощатому настилу, но вдруг резко останавливается, навострив уши, и начинает водить хвостом взад-вперед. Что-то привлекло ее внимание.
До рассвета не меньше часа, но небо уже стало водянистым и ясным, утро заливает остров румянцем. И тут я замечаю, что привлекло кошку: вдалеке над водой колеблется огонек и слышится шум мотора – лодка приближается к острову.
– Что случилось? – раздается прямо у меня над ухом. Бо все-таки проснулся. Стоит за дверью и трет глаза ладонью.
– К нам гости.
Глава 14
Лодка, не сбавив скорость, ударяется бортом о причал. Я узнаю ее – это моторка Хита, та самая, на которой мы плавали к пиратам загадывать желания, а потом нашли первого утонувшего.
Но Хита на борту нет. Лодкой управляет Роуз. А с ней еще какая-то девушка.
Роуз с трудом справляется с веревками, и я уже было бросилась к ней на помощь, но Бо хватает меня за руку. Он успел рассмотреть вторую девушку – это Джиджи Клайн.
– Роуз!
Подруга только теперь замечает меня.
– Мне больше некуда было идти, – выпаливает она. Вид у нее, как у человека, сбежавшего из психушки: на лице шок и испуг, рыжие волосы торчат во все стороны.
– Что ты наделала!
– Я должна была помочь ей! Но в городе ее не спрятать – везде найдут. Поэтому я и привезла ее сюда. Вы можете спрятать ее на маяке или во втором коттедже. Я запаниковала, не знала, что делать. – Она тараторит без передышки, глядя то на Джиджи, то на меня.
– Ты выкрала Джиджи из лодочного сарая? – спрашивает Бо.
Джиджи молча сидит в лодке – вся такая кроткая, невинная. Она хорошо научилась соответствовать своей фальшивой внешности. Движения плавные и размеренные, каждый взмах ресниц отрепетирован.
– Я… Мне пришлось.
– Роуз! Это была очень плохая идея!
– Я не могла позволить им так с ней обращаться! Это жестоко! С таким же успехом они могли схватить любую девушку – меня, тебя, всех!
– И они так и сделают, как только узнают, что ты натворила.
– Пенни, пожалуйста! – Роуз выбирается из лодки. – Ты должна ей помочь!
Я и не думала, что пленение Джиджи настолько глубоко затронет Роуз. Настолько, что она решится освободить ее и привезти на остров! Я знала, что когда-то они дружили, и оказалось, Роуз невыносимо видеть человека, который когда-то был ей дорог, связанным и страдающим. К тому же ради глупого и жестокого спектакля. Роуз не понравилось все это с самого начала, и я не могу винить ее за это.
– Это опасно, Роуз! – Я встречаюсь глазами с Джиджи и одновременно с Авророй, которая выглядывает из нее, как зверь из норы, ожидая возможности выбраться из укрытия. Ей не пришлось опутывать чарами Дэвиса или Лона, чтобы они ее отпустили; Роуз все сделала по доброте душевной – она выпустила на волю чудовище и даже не осознает этого.