— Мне бы на воздух, — попросилась вдруг она, ее действительно тошнило; она никогда не пила столько водки, а тут целую рюмку.
Она попыталась встать и с ужасом ощутила, что не может этого сделать, ее не слушались будто отнявшись, руки и ноги. Боль, одолевшая голову, распространялась по всему телу, в горле пересохло. «Что со мной? — совсем испугалась она. — Что с Володей? Почему это все он обрушил на нее сейчас?.. Что с ними будет!..»
— Я открою окно! — он поднялся, но его уже опередил официант, не только открывший всю створку, но и ставя следом вентилятор на стол.
Струя воздуха ударила в лицо, но ей становилось все хуже и хуже, она бледнела на глазах, казалось, останавливалось сердце.
— Володя, Володя, дорогой. Я умираю, — прошептала она и потеряла сознание.
Второй скелет
Шаламов возвращался из больницы, где пытался увидеть Калеандрову и побеседовать с ней.
Не удалось бы ему ни того ни другого, не сработай известный всем принцип: ни злато, ни серебро открывает сердца и замки, а хороший друг. Дежурившую с ночи в реанимации «ведьму несносную» сменил Олежка Витков, известный криминалисту еще по «судебке», и Шаламов под большим секретом встретился с Софьей Марковной с глазу на глаз.
К его разочарованию, Калеандрова еще не способна была говорить и лишь моргала глазами на его вопросы, но и с помощью такого нетрадиционного метода криминалист скоро убедился, что Софья Марковна ему не помощница, она не успела увидеть злодея, который нанес ей удар по голове в квартире Туманских. Открыла дверь, ступила за порог, тень мелькнула, — большего он от нее не добился.
— Отойдет через пару деньков, Михалыч, — заверил Шаламова любезный Олежка, — звони, приходи.
— Как отойдет! — взмолился перепуганный криминалист, — она, вроде, ничего? Вроде, на поправку?
— Ну да! Наша отечественная медицина способна на чудеса!
— Ты выражения-то выбирай, эскулап, — буркнул Шаламов.
— А я что? Для тебя, Михалыч, — Олежка похлопал криминалиста по плечу. — Что надо, то болезная и скажет!
— Как?
— Не волнуйся. У нас не такие разговаривали. Затанцует еще Софья Марковна!
— Час от часу не легче, — покачал головой криминалист. — Таких спецов, Олежка, как ты, ждут не дождутся в уголовном розыске и космической медицине.
— А космос-то причем? — открыл рот тот.
— Там мы окно пробиваем, — буркнул Шаламов, чтобы быстрей отвязаться от разговорчивого врача. — В иной мир. Туда такие нужны.
— Я хоть сейчас, — не возражал тот. — Долго ждать только. А тебя, Михалыч, действительно, по проводу «уголовка» разыскивала. Какой-то Константин чуть свет орал. Главное, знает, где тебя искать.
— Константин? — не поверил Шаламов. — Вихрасов?
— Ага. Кажись, так.
— Вчера лишь расстались. Чего бы ему?
— Тебе лучше знать, — повел криминалиста в кабинет дежурного врача Олежка, — телепатия, не иначе. Я вот помню, нам одного чудика привезли…
— Погоди! — остановил его Шаламов. — Он не сказал, куда ему звонить?
— Звонить? Нет. К нему ехать надо.
— Слушай! — Шаламова передернуло. — Ты можешь нормально разговаривать? Ты что меня все время заряжаешь?
— Михалыч! Извини, — развел руки тот, — реанимация. Тут, брат, все время тысячу с лишним вольт. Иначе — не успеть.
— Куда мне ехать? — оборвал его начинающий закипать Шаламов.
— На труп.
Шаламов упал на стул.
— Вот дьявольщина! — он покачал головой, словно пытаясь сбросить с себя ужасное наваждение. — Кончай издеваться, Олег! Ты меня доконаешь.
— Я что, Михалыч? — забегал вокруг него, напугавшись, и сам дежурный врач. — Мне сказали, я передал.
— Какой труп? Где?
— Не знаю, — растерялся тот. — Этот Константин велел передать, что он выехал, а за тобой машину послали. А про труп ничего. Труп, он и есть труп. Сказал, что очень важно.
— Откуда он звонил? — взревел Шаламов, готовый ногами затопать. — Ты почему сразу мне ничего не сказал?
— А я что? Он позвонил. Отбарабанил, пока ты с Софьей Марковной душевно… Ну я и к тебе.
— А он?
— А он? Он, наверное, туда. А машина, сказал, сейчас к подъезду… За вами… — Олежка вытянулся по-строевому. — А что, Михалыч, серьезно что?
— Да пошел ты! — махнул рукой криминалист и помчался прочь из больницы.
«Воронок» милицейский действительно уже ждал у ворот.
Некто, без имени и лица
— Что это за институт такой, Виссарионыч? — расспрашивал Шаламов водителя «воронка», лихо выписывающего виражи на поворотах и проносящегося мимо красных очей светофоров с ревом ужасающей сирены. — Слышал, вроде, про все напасти, с которыми приходится у нас врачам бороться, а про эти мало что известно.
— Да какой там институт! — откликнулся седой как лунь, но с молодым веселым лицом водитель. — Смех один! А все потому, что и от болезни ничего не осталось, кроме одного писателя. Сам врач, но оседлал тему и людей пугает. А от учреждения кучка сотрудников и название страшное. Институт лесом и мхом зарос, раньше здесь люди гуляли, воздухом дышали, а теперь прочь бегут, как от заразы. Запустение и глушь!
— Что за зараза-то?
— И говорить не хочется, — махнул рукой водитель. — Подъезжаем уже, сам узнаешь, если захочешь. Я здесь был однажды. Темные места и дела темные.
— Что так?
— Застрелился тут, в лесочке этом, один их сотрудник. То ли сам спьяну, то ли сдуру кто его тоже по этой причине. Директора погнали тогда, а что, кто, так и не установили. В лесочке труп нашли, как и эту бедолагу.
— Ты про нашу-то?
— Ее, бедную.
— Так она не в лесу, Виссарионыч. Мне сказали, что нашли труп во дворе института.
— Так, конечно, — поправился водитель. — Я к слову. Хотя в тутошних местах и подбросят. И принесть могут. Глушь-то рядом. А то чего девке-то молодой из окна сигать на бетон?
— Виссарионыч! Да ты уже все знаешь! — улыбнулся криминалист. — Чего же Вихрасов за мной послал?
— Милиция, — солидно буркнул, не смутившись, водитель и отвернулся в окошко. — Приехали, Михалыч, вон тебя Симаков дожидается. До института здесь рядом, метров сто — двести пешком.
Вокруг почти настоящий лес, только с городскими приметами: кучками мусора, бутылками в кустах.
— Пойдем, Михалыч, не сомневайся. Сюда привез, — махнул рукой водитель.
После ночного дождя земля скользила под ногами, пришлось кое-где прыгать через лужи на песчаной дорожке, донимал ветер, едва не сваливающий с ног.
— Разыгралась природа-то, — поднял воротник плаща Шаламов, — в городе еще потише, а тут продувает, как в трубе.
— Замерз, вас дожидаясь, — оглянулся Симаков, скача вприпрыжку впереди. — Там следователь с медиком заканчивают уже.
— А Вихрасов? — спросил Шаламов.
— Вихрасов по начальству побежал.
— Что же это они подчиненных своих доводят до того, что те из окон вываливаются? — не удержался водитель.
— А кто тебе сказал, что она их сотрудница? — Симаков зло сплюнул.
— А чья же?
— Заблудшая какая-то девчонка. Никто ни имени, ни фамилии не знает.
— Это как же? — изумился и Шаламов.
— Не установили мы пока личность, Владимир Михайлович, — приостановился и оглянулся Симаков. — Сплетничают бабы, что видели ее раз-два у одного из сотрудников. Будто в гости наведывалась. А так никто ничего и не знает про нее.
— А сам кавалер? Чем отбрехивается с перепугу? — опять влез неугомонный Виссарионыч. — От знакомства-то?
— А его и нет совсем, — Симаков даже развел руки в стороны. — Он еще вчера после обеда поездом в Саратов укатил. Вместе с директором. На совещание научное. А иначе мы бы уже все выяснили.
— Ты это всерьез, Симаков? — затормозил от услышанного Шаламов.
— Не до шуток, Владимир Михайлович.
— Что же тогда меня Константин поднял сюда? Сам говоришь, районный следователь здесь?
— А где ему быть. Мальков с экспертом трупом занимается.
— Подожди, — Шаламов начал что-то подозревать. — А как фамилия этого?.. Который поездом?.. В Саратов который?..
— Того-то?
— Кавалера хренова! — не вытерпел неистовый Виссарионыч.
— Кажется, Деревянкин… Или Деревщиков… Что-то с лесом связано…
— Не Поленов, случаем? — подсказал Шаламов.
— Точно, Владимир Михайлович! — обрадовался Симаков. — Поленов и есть. Семен Аркадьевич. Младший научный сотрудник.
— Вот как, — приостановился Шаламов. — Я начинаю кое-что кумекать. Вот, значит, почему меня Константин сюда вытащил. Так, так… Интересно…
— А мы пришли уже, — ткнул в открывшееся глазам строение Симаков.
Они остановились возле видавшего виды, серого, с облупившейся штукатуркой понурого трехэтажного здания. Окна начинались только со второго этажа, однако на третьем их число уменьшалось вдвое, отчего строение еще больше поражало своей несуразностью. Входная дверь оказалась сбоку.
— Сейчас я вас по первому этажику быстренько проведу во дворик, — сказал Симаков. — А там как раз все сами и увидите.
Когда, поплутав изрядно по полутемным коридорам, выбрались, наконец, на свежий воздух, Шаламов вздохнул с облегчением полной грудью и первым шагнул с лестницы вниз. Его пропустила редкая молчаливая толпа.
Тело лежало прямо на бетонке под балконом, накрытое чем-то черным. Видны были босые маленькие женские ступни, странным образом разбросанные в разные стороны, голубые джинсы, продранные на коленках. Край материи сдуло ветром, и лужа крови, натекшая из-под головы, подсыхала, резала глаза и, казалось, неприятно пахла.
Шаламов сделал шаг в сторону. Следователь Мальков из районной прокуратуры, опустившийся на одно колено, быстро писал, низко склонив голову к планшетке и часто поправлял спадающие на кончик носа круглые очки. Над ним стоял медицинский эксперт Глотов, диктовал, издалека еще приметив Шаламова, протянул руку.
— Привет, Михалыч!
— Привет, Слава! — ответил тот и положил ладонь на плечо Малькова. — Что скажешь, сыщик?
— Заканчиваем, Владимир Михайлович, — приостановился следователь, и, сняв очки, начал усиленно их протирать платком, иногда шмыгая носом, как подросток. — Картина постепенно проясняется.