— А не боишься, что прибьют?
— А зачем им?
— Так. А про Светку же сам говорил?.. И про эту… вашу подружку?..
— Не знаю я ничего, — опустил голову Лаврентий. — Я и Димычу во всем доверял… А тут — на тебе! Запутался я.
Удивительно, но сколько он ни давил на кнопку звонка, к двери в квартире не торопились. Он еще раз нажал, ухо прижал к клеенчатой обшивке, прислушался, нет, внутри тихо. Вот почему света в окошках квартиры он с улицы не узрел! Лопух тот кучерявый уже завалился спать со своей уборщицей, или как там ее, Дунькой-почтальоншей! Хорошую бабу заимел. И главное, никто ничего не знает. Тихушник себе эротический смастерил втайне от родителей! Она его и обстирывает, и кормит, и уроки любовные устраивает. Хорош гусь!
— А ведь свет горит во всем доме, — шепнул он Гардову.
Тот молчал, жался к стенке.
— Точно легли, любовнички, — добавил он. — Не ломать же дверь. Не подумал я.
— У меня есть кое-какие ключи, — сунулся неуверенно бородатый. — Может, я попробую?
— А сможешь?
Тот пожал плечами, приник к двери сам, но только начал ее осматривать, пытаясь вставить свой ключ в замочную скважину… дверь отворилась сама!
— Гляди! — Гардов отскочил от двери.
— Чудеса! — замер и он.
Дверь медленно отворилась, внутри темнота и тишина.
— Неужели нет никого дома? — он заглянул внутрь. — Давай-ка за мной тихо. И осторожненько. Если нет никого, нам повезло.
— Лаврушка к бабе своей сбежал, Иван Владимирович, — шептал сзади Гардов. — Она тут недалеко от него со своей теткой проживает. Перепугался, наверное, от смертей-то всех. Прознал, конечно, прослышал, весь город шумит.
— Шумит?
— Шумит. Разное болтают. Вот и он прячется.
— Хватит. — Муракину не нравилась болтливость бородатого. — Дверь прикрой за нами, но не запирай.
— А чем? Я и ключа-то не подобрал.
— Тсс! — поднес палец к губам Муракин. — Теперь ни слова. Я как знал, фонарик прихватил.
Луч света упал на пол комнаты, побегал по прихожей. С пола на стены поскакал, попрыгал, замер у ног Муракина.
— Где они спят-то обычно?
— Не знаю. Он же без родителей. Где попало.
— На кухне, вроде, кушетки нет… — размышлял, вспоминая, Муракин. — В зале диван кожаный, у стенки справа, как войти… И, вроде, больше ничего.
— И еще у них две комнаты, — торопливо подсказал Гардов. — Родительская почивальня и Лаврушкина.
— Живут же буржуи, — позлобствовал Муракин. — С зала и начнем. Потом видно будет. Давай за мной.
Дверь не поддалась сразу. Муракин завозился возле нее, зашарил руками.
— Дайте я, — сунулся Гардов, — там у них шпингалеты вверху и внизу, дверь двухстворчатая…
— Нет тут ничего, она просто тугая…
Створки двери скрипнули так, что оба обмерли от неожиданности, и с громким визгливым скрежетом распахнулись перед ними. Что-то напугало обоих, хотя ничего еще не произошло. Зал тонул в полумраке, высвечивались с улицы только два окна напротив, но посредине зала, на месте отсутствующей люстры что-то чернело, громоздкое и длинное, чуть ли не до самого пола.
— Что там? — напирал на Муракина сзади Гардов.
— Сам не пойму.
— Висельник! — шепнул Гардов.
— Ты что?!
— Висельник точно! — рванулся назад к входной двери Гардов. — Лаврушку повесили!
— Куда? Дурак! Стой! — схватил его Муракин. — Стой на месте!
— Он висит! — дергался в его руках Гардов. — Я его сразу узнал! Его башка кудрявая!
— Чего ж бежать-то? — удерживал его Муракин. — Тем более бежать незачем.
— Он сам не повесится! — затвердил, забился, как в истерике, Гардов. — Его убили!
— Ну и хрен с ним! — рванул его за грудки на себя Муракин, приводя в чувство. — Нам какая разница! Кто повесил его, тот и отвечать будет! Одним уродом меньше! Нам тетрадку ту отыскать. Отыщем и ходу отсюда. Молчи!
— Далась вам та тетрадка, — не успокаивался Гардов. — Ну найдете вы ее. Что там особенного? Успокоитесь, наконец?
— Не твое дело, — огрызнулся тот. — Успокоюсь. И тебя перестану таскать. Нужен ты мне, как собаке пятая нога. Трус несчастный!
— В тетрадке, поди, и нет ничего.
— Не твоего ума! Не нужна была бы, сдались тогда мне твои дружки!
— Что ж в ней такого особенного? Инка за что разбилась?
— Перехитрить меня хотела, — осклабился Муракин. — Умная слишком оказалась. Только я тоже не дурак! И ты, борода, меня не раздражай. Пришел сюда, слушайся, поможешь тетрадку отыскать.
— И все?
— И все. Отпущу потом, как обещал, — хмыкнул Муракин. — Закрой окна шторами, я посвечу тебе, а потом свет включим, чтобы скорее найти. Тут в этих потемках черт ногу сломит.
Гардов, страшась висящего покойника, начал осторожно обходить тело, но наткнулся на стул, споткнулся, потерял равновесие и, падая совсем, схватился за ноги висельника. Веревка двоих не выдержала, лопнула, издав резкий звук, покойник заорал благим матом, валясь вниз, еще громче завизжал Гардов из-под него. Муракин едва успел отскочить от обоих, не успев ни понять ничего, ни издать крика. Однако вопли нечеловеческие послышались из другой комнаты, из кухни, где вдруг, слепя глаза, вспыхнул электрический свет, затем он зажегся в прихожей, откуда вылетела безумная Варвара, закрывавшая сама себе лицо обеими руками.
Среди этого бедлама Муракин пришел в себя первым. Ударив фонариком в лицо ворвавшегося в дверь капитана Вихрасова, он рванулся вниз по лестнице, отбросил, сбил с ног опера Симакова и сгинул в темноте весенней, мокрой от начинавшегося дождя ночи.
Вывернулся было из-под ожившего Лаврентия его бывший приятель, бородатый Гардов, и тоже бросился к двери, но упал от удара очухавшегося Вихрасова и, уже не пытаясь поднять головы, затих.
— Симаков? — крикнул капитан в открытую дверь.
— Я здесь, Константин Сергеевич, — встрял в двери тот, держась за подбитый глаз.
— Упустил?
— Свалился прямо на голову… Догнать?
— Успеется. Куда ему теперь? Пусть побегает.
— А что?
— Давай этими займемся, — Вихрасов нагнулся над Фридманом и стал освобождать Лаврентия от сбруи веревок. — «Покойничек» наш как бы не задохнулся, экспериментатор бесстрашный.
— Что это вы? Кто? — таращил глаза на Вихрасова и Симакова Лаврушка. — Это ты все придумала, Варька?
— Молчи уж, Нат мой Убиенный, — бросилась к нему та. — Что было бы, если бы я тебя слушала? Милицию благодари. Вот товарищ Вихрасов. Если бы не он…
Она стаскивала пиджак с Лаврентия, теребила, помогала снимать с него опутавшую пояс и грудь веревку, тараторила, не переставая. — Что бы было, если бы они не успели.
— Опоздать мы не могли, — покачал головой Вихрасов, отодвинувшись от Лаврентия и наблюдая, как трепетно Варька освобождает того из пут. — Затея только пустяшная была. И без нее мы бы урода того взяли.
— Взять-то, как раз и не взяли, — заерепенился Лаврентий, освобожденный Варварой, потирая руки и поднимаясь с пола. — А я вот для себя все вопросы решил.
— Что же ты решил? — не отходила от него Варька.
— А тебе-то чего? — буркнул Лаврентий, не смирившийся еще с коварством подружки.
— И нам интересно послушать, — поддержал Варвару капитан Вихрасов, усаживаясь на диване. — Мы что же, Лаврентий Павлович, зазря по ночам шастаем, да от своих насущных дел? Мы запросто так к вам наладились? Отдаете себе отчет? Из петли вас вытаскивать? Висели бы себе… Отдыхали.
— Я не про вас, — смутился Лаврентий. — Тут, некоторые… Я про…
И замолчал, запутавшись.
— Варвара Исаевна верно оценила обстановку, — подбодрил его Вихрасов, улыбнувшись. — Не стоит ее корить. Вот меня, старого сыщика, надо. Знал бы я, что ты в петлю полезешь, для того чтобы гада того изобличить, разве бы позволил? Разве дожидался бы у дверей? Симаков!
Симаков, так и не отпуская рук от поврежденного глаза, встрепенулся.
— Проверь второго, жив? Что-то помалкивает. Ему слушать наши разговоры ни к чему.
Гардов зашевелился, застонал.
— Веди его отсюда, Симаков, — приказал Вихрасов. — Нечего ему тут делать. В отделе с ним будем разговаривать.
— Нет! — встрял Лаврентий. — Товарищ Вихрасов, не следует его уводить.
— Что так?
— Он нам поможет, — покосился на Гардова Лаврентий. — Я когда висел на крюке, весь разговор их слышал. Ради этого и все задумано было.
— Ну и что же?
— За тетрадкой они сюда пришли с «ушастым».
— С кем?
— Это мы его так прозвали, — замялась Варвара. — Уши у него больше головы.
— Бывает. А что за тетрадка-то? Зачем она им понадобилась, — заинтересовался Вихрасов, поманил к себе на диван Лаврентия. — Садись. Рассказывай.
— В ней все и дело, — сказал Лаврентий. — Теперь я твердо уверен. Все убийства из-за нее.
— Ну ты сразу-то что? Какие убийства? — покачал головой Вихрасов. — Умерло несколько человек, погибло, но убийства — не убийства, это, брат, пока рано говорить. Я сам не отважусь. Прокуратура занимается. Там Владимир Михайлович у нас еще такого себе не позволяет говорить. А ты уже все расследовал…
— Это в тетрадке все и будет. Все ответы там, — засмущался Лаврентий, но ненадолго, и снова уставился на капитана. — «ушастый» за ней и охотился. Вот до меня добрался. Ко мне лез, а у других моих друзей не нашел.
— Значит, друзья они тебе? — посуровел лицом Вихрасов. — Не отказываешься? И тех, кого арестовал Шаламов?
— Вадим и Эдик ни в чем не виноваты, — поднялся с дивана Лаврентий. — Поленов тоже, а Инка… не знаю еще. Подумать надо.
— Ну думай, думай, — потянул его к себе на диван Вихрасов. — Выходит, этот бородатый не из вашей компании?
— Был с нами, — нахмурился Лаврентий, — только не наш!
— Это как же понять? — хмыкнул Вихрасов. — Был? И не ваш? Загадка.
— Загадка, — глухо повторил Лаврентий, опустив голову.
— Ну ладно. Разберемся, — похлопал его по плечу Вихрасов. — Я понял, его сюда другой затащил, чтобы помог тетрадку отыскать.
— Выходит так.