Глава 19Нэш
Я прервал разговор прежде, чем он перерос в свару. Очевидно, та странная девушка, которую я помнил, превратилась в того еще психа.
– Если вам это поможет, в оригинале Ариэль совершает самоубийство и превращается в морскую пену, Мулан становится наложницей нового правителя и кончает с собой, а Белоснежка… – Пять пар глаз повернулись в мою сторону, когда я вошел в комнату. – Ну, там и в самом деле счастливая концовка. Белоснежка и принц Флориан женятся, приглашают Королеву на свадьбу и заставляют ее надеть раскаленные железные туфли и танцевать до смерти.
– Очаровательно, – пробормотала Эмери, как будто не она только что предлагала воспользоваться ножом и двумя мешками для тела.
Я прошел мимо троицы на диване, притворяясь, будто не знаком с Эмери, сел за один из столов, спиной к Шантилье, и обратился ко всем:
– Меня зовут Нэш Прескотт. Я тут, чтобы поделиться своим видением эстетики «Прескотт отеля», которая нужна в бухте Хейлинг. Кто из вас стажер? – Я устроил представление, внимательно разглядывая их лица, прежде чем остановился на Эмери, которая смотрела с вызовом. Который я принял, неодобрительно оглядев ее с головы до ног. – Вы похожи на стажера. Как вас зовут?
«Дерись, Тигр. Не будь слабой. Покажи мне свои когти».
Секунду она молчала.
Три.
Два.
О…
Наконец, она выдавила:
– Эм…
Я оборвал ее:
– На самом деле мне плевать. Мне нужен кофе из кафетерия вниз по улице.
– Я не стану носить вам кофе.
– Вы ведь работаете на меня, верно?
Мы сражались взглядами, никто не сдавал позиции.
«Я сделаю твою жизнь невыносимой», – обещал мой.
«Ты понятия не имеешь, во что ввязываешься», – дерзко отвечал ее.
«О, имею, Тигренок. Игра началась».
Будь она кем-то другим, я бы восхитился ее борьбой. Единственное чувство, которое я испытывал к ней, – желание ее уничтожить. Я не сомневался, она уволится к тому моменту, как я закончу с ней. Еще лучше будет, если за это время я узнаю местонахождение Гидеона Уинтропа.
– Эмери, принеси мистеру Прескотту его кофе, – вмешалась Шантилья после того, как молчание затянулось слишком надолго. Испуганные взгляды метались между нами в замешательстве с примесью ревности.
Я приподнял бровь, предлагая Эмери бросить мне вызов. Она неохотно встала, ее взгляд говорил, как сильно она меня ненавидит. Я вытащил из внутреннего кармана бумажник. Ее бумажник, если точнее. Потертый кожаный квадрат, испещренный ожогами сигарет и выглядящий так, будто он некогда принадлежал накачанной кокаином рок-звезде.
Ее дыхание стремительно сорвалось с надутых губ. Она сделала то, что делала всегда, когда бормотала кучу слов. Две крохотные ладони сжались в крепкие кулаки. Ее грудь дергалась с каждым вдохом.
Эмери смотрела с разрушительной силой. Она смотрела так, будто хотела обхватить руками мое горло, выхватить у меня бумажник и для убедительности – растоптать мой новый телефон.
«Уничтожить, уничтожить, уничтожить».
Но я знал ее. Если Шантилья ненавидела ее за то, что она получила работу через Делайлу, то Эмери ни за что не выдаст тот факт, что знает меня. Она протянула руку за двадцатидолларовой бумажкой, которую я вынул. Ее двадцатидолларовую банкноту. Одинокую купюру, хранившуюся в ее истерзанном войн ой бумажнике. Маловато для одной из богатейших женщин мира.
Я отдернул двадцатку раньше, чем она вцепилась в нее, подняв ее высоко над головой, будто Эмери была ребенком, выпрашивающим деньги на обед, и назвал самый отвратительный заказ, какой только смог придумать.
– Принесите мне кофе со льдом в самом большом стакане, – когда она снова потянулась за банкнотой, я фыркнул и снова поднял ее над головой, как, вероятно, единственный человек в ее жизни, рядом с которым ее рост в пять футов девять дюймов казался маленьким, – я еще не закончил. Три кубика льда. Две порции ванильного сиропа, только чистый тростниковый сахар. Одна порция фундука с корицей. Две капли мокко. Слой взбитых сливок, но я хочу, чтобы они были в чашке до того, как туда нальют кофе. Капелька овсяного молока. Две столовые ложки масла для печенья, размешать, не взбалтывать и не смешивать. Четыре порции темного кофе сильной обжарки. Двой ная смесь.
Она выхватила банкноту у меня до того, как я успел вручить ее ей, в спешке оторвав уголок. Прежде чем я успел добавить что-нибудь к заказу, она развернулась и бросилась вон из комнаты.
– Поторопитесь, или пропустите собрание, – крикнул я вслед, искренне улыбаясь.
Как только она ушла, атмосфера разрядилась. Я вздохнул свободнее, потратив время на то, чтобы прислониться к столу и изучить оставшихся четверых дизайнеров. Дыхание Шантильи на несколько долгих секунд согрело мою спину, прежде чем она обошла меня и села на диван, заняв место Эмери.
Она напоминала мне кого-то, но я не мог вспомнить кого.
Я оглядел дизайнеров, толпу высокооплачиваемых детей, только что окончивших университет: шрамы от подростковых прыщей все еще были отчетливо видны на их лицах. Я как будто проводил кастинг для школьного спектакля. Когда я основал компанию, Делайла говорила, что молодые сотрудники – более целеустремленные, высокоэффективные и простые в управлении, универсальные и легко адаптирующиеся.
Я нанял их потому, что они стоили дешевле, но также и в силу вышеперечисленных качеств. Недостатком такого подхода было то, что люди, подобные Шантилье, получали повышение раньше, чем отрабатывали свое жалованье. Власть развращает дураков, а Шантилья в своем красном мини-платье на стройке выглядела стопроцентной дурой.
– Мистер Прескотт, чудесно снова видеть вас, – сказала Шантилья после двадцати долгих минут молчания, которые я потратил на то, чтобы игнорировать их.
– Мы знакомы?
Она помедлила, ее щеки стали ярче ее волос, она разгладила несуществующие морщинки на своем платье и рассмеялась.
– Вы такой забавный.
Бэзил.
Бэзил Беркшир. Эгоцентричная подружка Рида. Одержимая «Гуччи», «Бальман», селфи и асаи без сахара.
Вот кого она мне напоминала.
– Не особенно, – ответил я, и хотя Эмери тут не было, я знал, если бы она услышала меня, на ее лице появилась бы одна из призрачных улыбок: скрытых под маской пресыщенности, которую она носила так естественно.
Поскольку мысль об улыбающейся Эмери вызывала у меня тошноту, я добавил, когда она вошла:
– На самом деле я узнал только Кайдена.
Эмери протянула мне горячий кофе. Я поднес его к губам, пальцы сомкнулись на двой ном слое чехла для стаканчика. Судя по ее улыбке, она плюнула в кофе. И все равно я сделал глоток, глядя ей в глаза, – никогда не уступаю перед вызовом. В этом отношении мы были одинаковы.
Ее ухмылка и тот факт, что она стояла передо мной не отходя, должны были предупредить меня. Кофе был черным и почти кипящим – практически полная противоположность замороженному чудовищу, которое я заказал. Он обжег мне язык, но я все равно проглотил его и улыбнулся, даже когда жидкость хлестнула по миндалинам, прожигая путь вниз по горлу.
Я знал, что не почувствую вкуса, что бы я ни съел в ближайшие несколько недель. С улыбкой на лице она поджарила мои вкусовые рецепторы, а потом поднесла к своим губам смешанный напиток, на боку которого было накарябано множество похожих на иероглифы пометок, давая мне понять, что она пьет то, что заказывал я.
Улыбка на ее лице дразнила меня. Она прижала соломинку к губам и втянула то сладкое дерьмо, которое не нужно было ни мне, ни ей. Я потягивал черный кофе – который, кстати, я бы заказал в любом случае, – проигнорировав то, что она шепнула мне одними губами, развернувшись спиной к остальным, чтобы никто не видел: «Я плюнула в него».
– Сдачу, – потребовал я, протягивая руку. – Я не терплю воровства.
Паника в сочетании с яростью отразилась в ее взгляде. Она порылась в кармане и сунула мне в ладонь две пятерки и немного мелочи. Я сделал вид, что кладу деньги в ее бумажник и кладу его во внутренний карман пиджака, прежде чем повернуться к остальным, игнорируя ее, словно пустое место.
– Как я и говорил, – начал я. Эмери маячила рядом, без сомнения отговаривая себя от убийства с особой жестокостью, – я знаю лишь Кайдена. – Я кивнул ему и продолжил прежде, чем остальные начали представляться. – Но Делайла, которую вы, может быть, знаете как главу юридического отдела, дала мне ваши краткие характеристики.
Эмери села на диван, но Шантилья устроила целое представление, потянувшись, встав и закрыв Эмери собой.
Я проигнорировал их обеих и обратился к остальным.
– Давайте перейдем к делу. Мне нужно что-то темное и белое. Приглушенные тона. Это пляжный отель, но мы хотим оставаться верны своему бренду. Некоторые базовые покрытия и материалы уже были выбраны в соответствии с требуемым функционалом, но каждый отель по-прежнему сохраняет свою индивидуальность.
Шантилья пошевелилась, и Эмери наконец попала в поле зрения. Она сидела, закусив губу и сосредоточенно нахмурившись. Мысль в ее взгляде сделала его необыкновенно живым.
А также проблеск надежды.
Из порочного чувства справедливости я захотел погасить эту надежду.
После того как Рид перешел в старшие классы, мама сделала ему два подарка: дверь в комнату и разрешение все там переставить. У моего брата было эстетическое чувство больного прозопагнозией, так что он возложил всю ответственность на Эмери.
Бюджета моих родителей не хватило бы ни на один элемент декора ванной комнаты «Прескотт отеля», но его хватило на пару банок краски. Я невольно перечислил все, что Эмери сделала с комнатой Рида.
Темный на белом. Минималистичный дизайн. Но она добавила настенную роспись, которая заиграла именно потому, что вся комната выглядела приглушенно. Образы, спрятанные внутри образов. Серые оттенки, сливавшиеся в пятно, но стоило взглянуть на них, каждый раз виделся новый образ.
«Магия», – громко заявила она, представляя нам результат.