Я посмотрел прямо в глаза Эмери и сказал:
– Никаких настенных росписей. Это «Прескотт отель», а не развалины, существующие только для того, чтобы на них мог практиковаться очередной подражатель Бэнкси. Я ожидаю, что вы все отнесетесь к зданию как к одному из отелей сети стоимостью в миллиард долларов, каковым он и является.
У сети «Прескотт отель» был единственный достойный соперник: сеть отелей «Блэк Энтерпрайз», принадлежащая предпринимателю-миллиардеру Ашеру Блэку… и эта компания еще не ступила на территорию Северной Каролины. Я скупил все идеальные объекты недвижимости на побережье, фактически присвоив себе штат.
Откровенно говоря, как выглядит отель, не имело значения. Я мог арендовать аквариум размером с человека и продать места в нем на год вперед, потому что эти комнаты стоили две тысячи долларов за ночь, а люди были запрограммированы на то, чтобы верить – то, что стоит дорого, представляет ценность.
Плюс мое имя гигантскими буквами красовалось на здании. Как и Ашер Блэк, я получил свой стартовый капитал нелегальными путями. Но, в отличие от Ашера Блэка, люди в большинстве относились ко мне как к святому.
В их глазах я не мог сделать ничего плохого: привилегия, которую я не заслужил, но использовал в полной мере, несмотря на мучившее меня чувство вины.
– Но, – начала Ида Мари, мучительно подбирая слова, – если мы будем придерживаться приглушенных тонов без какой-то точки фокуса, не будет ли дизайн…
– Скучным, – закончила за нее Эмери.
В ее взгляде горел такой огонь, что, наблюдая за ней, я вспомнил, что значит быть живым.
Шантилья вздрогнула, ожидая, что я взорвусь.
У меня дернулась челюсть. Я взглянул на часы и ослабил ремень, придавивший вену, чувствуя жар всякий раз, как бросал взгляд на Эмери.
– Продумывать за вас дизайн этого отеля – не моя работа. Если вы не можете справиться, я найду других людей.
Когда она уставилась на меня так, словно хотела убить, я понял, что чувствую не только лишь раздражение. Ее неповиновение заводило меня. Я поставил дерьмовый кофе на стол, выдвинул и оседлал стул, чтобы никто не заметил, какой у меня стояк.
«Она и ее семья разрушили твою семью». Когда мой член не понял намека, я добавил: «Помнишь, как она фактически залезла на тебя и затрахала до смерти?»
Он дернулся, как будто эта мысль лишь подстегнула его желание.
– Нет необходимости искать кого-то еще, мистер Прескотт. – Шантилья бросила на Эмери злобный взгляд. Тот отскочил от нее, как от задницы Ники Минаж. – Вы будете гордиться нами.
– Посмотрим, когда макеты будут сделаны и готовы к рассмотрению. Мисс Родес, – я сделал ударение на ее новой фамилии, – на пару слов.
– Мне есть чем заняться.
– Это была не просьба.
Шантилья застыла первой, начала, не торопясь, собирать свои вещи. Кайден ушел быстро, покручивая на среднем пальце ключи своего «Сивика». Ханна вытолкала из комнаты Иду, тогда как та едва не кричала, пытаясь привлечь внимание Эмери.
Мы с Эмери ждали в молчании, пока все не выйдут и не звякнет лифт в коридоре. Я встал и прислонился к столу, вцепившись ладонями в его край.
– У тебя черные волосы, – это вырвалось само собой. Потеря контроля, за которую я сразу же укорил себя.
– Я в курсе, учитывая то, что это моя голова.
Мой взгляд пробежался по ней с головы до пят, отмечая, что осталось тем же, а что – изменилось.
Футболка облегала бы ее формы, если бы они у нее были, но их не было. Тазовые кости выпирали наружу.
Здесь освещение не было таким дерьмовым, как в лиф те, и я мог рассмотреть ее лучше. Она выглядела более худой, чем я когда-либо ее видел, ломкой и хрупкой, если бы не выражение ее лица. Она была похожа на девушку, которая может использовать как оружие собственный средний палец. И по личному опыту я знал, что она сделает это, пряча в другой руке нож. Более подходящий инструмент, чтобы ударить вас в спину.
– Ты странно одета для официантки, работающей на вечеринках. – У нее не хватило достоинства даже на то, чтобы смутиться. Я продолжил: – Если ты собираешься и дальше работать на меня, а это большое «если», тебе придется запомнить, что я не терплю ложь, – только если не лгу сам, – и требую уважения. О, и держи руки подальше от столового серебра. Мне не нужно, чтобы работающего на меня пубертатного подростка поймали на воровстве, тем более – на воровстве у меня.
– По крайней мере, мне не приходится платить кому-то, чтобы сходили со мной на вечеринку.
– Это выбор, а не необходимость. Кстати о свиданиях: в следующий раз оплати мой ужин, прежде чем оседлаешь меня.
Ее щеки вспыхнули.
– Не стоит беспокоиться. Если ты помнишь, свет был выключен. Знала бы я, что это ты, мне бы понадобился туалет, чтобы не сблевать на пол. Я ненавижу тебя, Нэш Прескотт, и каждый раз, когда ты входишь в комнату, где нахожусь я, мне сложно решить – то ли мне хочется блевать, то ли ударить тебя ножом.
– Я знаю, что вызываю у тебя рвотный рефлекс. Женщинам требуется время и опыт, чтобы отсосать у кого-то с моими размерами. Я бы не стал беспокоиться об этом, пока у тебя не начнутся месячные.
– Мне двадцать два, – вскипела она, невольно вцепившись в свою футболку, натянув ее на груди так, что я заметил, как затвердели ее соски.
– Вау, на две секунды ты выглядела взрослой. Мать твою, поздравляю. – Я отвел взгляд от ее сосков. – Как бы там ни было, я признателен, что на этот раз ты не стала распускать руки. Должно быть, это было непросто, учитывая, что, когда мы оставались вдвоем в последние пару раз, ты на меня вешалась.
Я прошел вперед, пока ее сиськи не уперлись мне в живот, как прошлой ночью, когда она прижалась ко мне в лиф те. Сердитое дыхание щекотало кожу.
«Она ровесница Рида», – напомнил я себе, когда мне страстно захотелось перевернуть ее, перекинуть через колено и отшлепать. Ей нужно было привить дисциплину, да, но она была слишком молода и слишком соблазнительна, чтобы я мог находиться рядом.
– Я не вешалась… – Она оборвала сама себя, бросила взгляд вниз, туда, где наши тела соприкасались, отступила и слащаво улыбнулась. – Мы будем уже говорить по существу или ты хотел остаться наедине со мной, чтобы мои коллеги ненавидели меня еще сильнее?
Я внимательно рассматривал ее. Дочь вора. Женщина, чьи поступки нельзя оправдать. Я не знал, кого я ненавидел больше, ее или себя за то, что хотел ее.
– «Прескотт отель» не «Уинтроп Текстиль». Я не позволю еще одному Уинтропу лишить тысяч людей средств к существованию. Любое воровство, интриги и дурное поведение – недопустимы.
– Ты – вор, – вскипела она. Проигнорировав мои слова о той шайке воров, которую она называла семьей. – Я хочу, чтобы ты вернул мой бумажник.
– Или?
Ее глаза вспыхнули, но она промолчала. Что она могла сказать? Единственное, чего я хотел от нее, – это местонахождение ее отца, но я не проговорюсь о своем желании. Только когда наступит подходящий момент.
Она отступила. Молча и вздернув подбородок.
Я остался один в комнате, наблюдая за ее удаляющейся задницей.
Победа горчила, и если она чувствовала свое поражение, мне хотелось бы знать, каково оно на вкус.
Глава 20Эмери
У меня всегда было навязчивое увлечение грозами.
Они напоминали мне о необходимости дышать, пахли свежестью, были учителями в мире, полном уроков.
В старших классах мы с Ридом пили на задворках нашей семейной собственности, там, куда никто никогда не заходил и даже не утруждал себя уборкой. Подвыпившая и, как всегда, безрассудная, я запрыгнула в один из папиных «Рендж Роверов» и помчалась по дороге на высокой скорости. Через полмили Рид на пассажирском сиденье выругался, когда дождь забарабанил по лобовому стеклу и видимость упала почти до нуля, а я съехала в кювет. К тому времени, как мы с Ридом выбрались из машины, гроза бушевала в полную силу.
Привлекать к этому Бетти или Хэнка означало навлечь на себя гнев Вирджинии и поставить под угрозу их работу, а Нэш к тому моменту уже уехал давно и показывался только раз в две недели на выходной, чтобы пообедать с родителями и испортить ту часть месяца, в которую он соизволил появиться.
Оставался отец.
Я почти умоляла Рида позвонить Вирджинии, потому что Вирджиния взбесилась бы, а папа был бы разочарован, и это было хуже.
Он приехал через тридцать минут, прервав встречу с поставщиком тканей, чтобы успеть до темноты. Дождь лил на грязную дорогу, я едва могла разглядеть его серебристый «Мерседес».
Мы с Ридом сидели, прислонившись к пню на тропинке.
– Как думаешь, он сильно разозлится? – прошептал Рид, постукивая пальцами по земле, пока папа подруливал ближе.
– Нет, – ответила я со стоном.
«Прошу, разозлись.
Прошу, разозлись.
Прошу, разозлись».
Я взглянула в лицо отца. Он хлопнул дверцей и пошел к нам, обойдя машину. Нет. Он не злился. Он смотрел с разочарованием. Это было намного, намного хуже. Нахмурившись, он смотрел на меня так, как родители смотрят на детей, когда видят в их табеле сплошные тройки.
– Я же говорила, что он не разозлится. – Я провела ладонью по подбородку.
Рид обнял меня за плечи, как будто мог защитить от печальных глаз отца.
Папа посмотрел на меня, бросил взгляд на Рида и пересчитал наши конечности, чтобы убедиться, что они все еще на месте.
– Что-нибудь сломали?
Рид поднялся вместе со мной.
– Нет, сэр.
– Эмери?
Я покачала головой.
– Нет, папа.
– Хорошо. Идем.
Мы с Ридом последовали за отцом. Он распахнул багажник своего внедорожника и вынул два детских велосипеда.
– Ни за что. – Я отступила на шаг, не обращая внимания на дождь. Он хлестал меня по лицу, наказывая меня за мои ошибки. Я могла догадаться, к чему идет дело, и ненавидела это изо всех сил.
– Папа, это наказание для детей.
– Вы двое сядете на эти велосипеды и поедете домой. Когда икры начнут гореть, а легким не будет хватать воздуха, я хочу, чтобы вы задумались о последствиях своих действий. А к тому моменту, как вы все же доберетесь до своих комнат, я хочу, чтобы вы поняли, что к чему. Ясно?