Казалось, плохие вещи случаются, когда мир выглядит лучше всего. Красные клены, которыми гордились жители Истриджа, начали опадать. Сангвинические листья окрашивали город в яркие оттенки. В этот сезон Истридж мог бы служить съемочной площадкой, но мы никогда не были слишком любезны к незнакомцам, особенно голливудским.
Температура колебалась где-то между свитером и узкими джинсами с топом на бретельках, поэтому я выбрала футболку с надписью «Укиё-э» и свои черные джинсы в обтяжку. Вирджиния взбесилась бы, если бы увидела меня, но в последнее время она вела себя очень странно, так что я, вероятно, вылетела у нее из головы. Я вернулась из продуктового с пакетом чипсов в руке, протестом на лице и черной маминой кредиткой в заднем кармане джинсов. От мысли о том, что Вирджиния поймает меня, дрожали руки и ноги. Я приветствовала эту дрожь, она означала, что что-то сдвинулось, пошатнулось, изменилось.
Строгий приказ прислуге конфисковывать у меня любые перекусы был проигнорирован, когда я открыла дверь дюжине незнакомцев. Я узнала их ветровки из фильмов, жирные желтые буквы «ФБР» на спине.
У некоторых красовалась надпись «Комиссия по ценным бумагам и биржам», и, живя в городе грешников, я знала и эти буквы. Только никогда не ожидала увидеть их в своем доме. Доме, которым владел отец. Безупречно чистый, во всем хороший парень Гидеон Уинтроп.
Должно быть, это была ошибка.
Люди входили в папин кабинет и выходили оттуда, держа документы и файлы, несколько картин и его ноут. Даже деревянные часы, которые я сделала для него: с кривыми краями и неумелой гравировкой – о ни забрали и их.
Мой взгляд искал и не нашел папу… или Вирджинию. Я позже узнала, что следователи не нашли ничего конкретного, папа не был арестован, но было найдено очень много незначительных косвенных улик, чтобы начать очень официальное, очень публичное расследование. Когда вскоре после этого папина компания распалась, это с успехом можно было бы считать признанием вины.
Но в тот момент меня не волновало будущее. Паника заставила меня бежать.
Никто не остановил меня, когда я выскочила через черный ход и побежала к коттеджу Прескоттов.
Дом выглядел заброшенным, потом я вспомнила, что Бетти уехала с Хэнком на ежегодную встречу с врачом, Нэш уже не жил тут, а Рид уехал с Бэзил на весь день на экскурсию по университету Дьюка. Отсюда мне не слышно было агентов в доме. Закрыв глаза, я могла убедить себя, что их не существует.
Ключ в моем кармане искушал меня. Я могла открыть дверь, но я не хотела впутывать Прескоттов в дела, которые не имели к ним никакого отношения. И мысль о том, чтобы посмотреть им в глаза, ужасала меня. Только не тогда, когда никто из нас уже не будет прежним.
Итак, я сложила руки на груди перед коттеджем, отказываясь пересекать невидимую черту за этим нелепым, наполовину черным, наполовину синим почтовым ящиком. Даже когда кто-то подошел и встал рядом со мной, глядя на крошечный домик.
Не помню, как долго молчание висело в воздухе, прежде чем он спросил:
– У вас есть ключ?
– Нет, – солгала я, отказываясь смотреть на него, потому что, посмотрев, сделала бы все еще более реальным, чем оно уже было.
Это была не я. Я была не из тех, кто стоит сложа руки, пока мой мир рушится вокруг меня. Я была из тех, кто сопротивляется, вгрызаясь в ту плоть, за которую могла ухватиться, ныряя головой вперед в любую пропасть, которая могла меня поглотить.
Но я знала – что бы я ни сделала сегодня, это будет преследовать меня до конца дней. Что-то в этот момент казалось решающим. Чихни я невпопад, и возникнет эффект бабочки. Я должна была действовать умно. Ради себя. Ради Прескоттов.
Мне хотелось войти туда, обнять Бетти и Хэнка, сесть рядом с Ридом на свободное место в столовой, которое Хэнк отвел специально для меня, и в последний раз попросить добавку курицы с клецками. Вот только это был не день праздника, и я поняла, что упустила свой шанс, как только услышала приближение этого человека. Кроме того, это был тот редкий день, когда коттедж стоял пустой.
Это само по себе было дурным знамением.
Незнакомец засунул руки в карманы.
– Препятствовать федеральному расследованию незаконно. – У него был молодой голос, но я отказывалась смотреть ему в лицо.
– Быть мудаком, вот что должно быть незаконно, – это соскочило с языка раньше, чем я успела прикусить язык.
Он засмеялся тем смехом, который рождается в животе и сотрясает все тело, оставляя за собой тепло.
– Так и должно быть, но это не так. Я рад, потому что не создан для тюрьмы. А вы?
Нет. Так же, как и Прескотты, хотя они вроде не собирались отправляться в тюрьму. Даже Нэш, которого я ненавидела за то, что он переспал со мной и вел себя после этого, как последний придурок.
– Я не собираюсь в тюрьму. – Я пнула расшатанный кирпич на дорожке к дому.
Он чуть шевельнулся, но остался неподвижной скалой, напомнив мне, что нужно взять себя в руки и остановить это безумие, чтобы оно не коснулось Рида и его семьи.
– Прескотты не имеют к этому никакого отношения. Я даже не знаю, к чему этому, но тут живет семья, которая ни в чем не замешана и не заслуживает того, чтобы в их вещах копались и обыскивали.
– Кто живет тут, мисс Уинтроп?
«Лжец, – хотели кричать мои губы. – Ты уже знаешь, ты, змея».
Магические слова не могли исправить этого, но я все равно пробормотала одно.
«Кверенсия.
Существительное.
Место, в котором чувствуешь себя в безопасности. Место, из которого черпаешь силу или стойкость». Коттедж Прескоттов был моим местом силы.
– Кто живет в этом коттедже, мисс Уинтроп? – повторил он.
– Вы не знаете?
– Знаю. Хочу, чтобы вы это сказали.
– Прескотты.
– Нет, Эмери, – мое имя скатилось с его губ так естественно, как будто мы были друзьями. «Грязная змея», – их имена.
Не змея.
Огненный змей.
Это напомнило мне «Книгу чисел», историю, которую рассказывали некоторые няни, чтобы напугать нас и заставить вести себя прилично. Бог послал огненных змеев, чтобы наказать людей за то, что они выступали против него. Моисей создал Нехуштан для защиты от них. Посох в форме креста, который обвил медный змей.
Мои руки чесались взять его и использовать как оружие против мира. Оружие против него.
Вместо этого я прошептала их имена:
– Бетти. Хэнк. Рид. Нэш.
Может, не он был змеей.
Может, змеей была я.
Слабая, выросшая в неволе, не предназначенная для жизни в дикой природе.
– Расскажите мне о Нэше, – сказал он.
– Зачем?
– То, как вы произносите его имя…
– Это не ваше дело. – Яд скользнул по моему горлу. Если бы я была змеей, я бы отравила этого человека до того, как он прикоснется к моим Прескоттам. – Он тут больше не живет. Только Бетти, Хэнк и Рид. И прежде чем вы обвините их в чем бы то ни было, Рид просто подросток, а Бетти и Хэнк – хорошие люди.
– А Нэш? Он хороший человек?
Я обдумала это и поняла, что не знаю. Как бы я ни хотела сказать нет, я не могла. Не потому, что хотела защитить его, но потому, что действия Нэша всегда противоречили его словам. Я не считала его плохим человеком.
Он не был вежлив.
Он не был мил.
Записи, которые, вероятно, просматривали агенты, доказывали это.
Кроме того, Рид никогда не говорил об этом, но я считала, что Нэш через что-то прошел, а каждый человек заслуживает второго шанса.
Это не значило, что боль той ночи исчезла. Это не значило, что мои щеки перестали краснеть каждый раз, когда я думала о нем. Но это был приятный румянец. Такой, каким вспыхивают твои щеки, когда ты узнаешь секрет, который слишком хорош, чтобы держать его при себе.
Я слишком долго не отвечала, а когда повернулась направо, незнакомец уже ушел. Я развернулась и остановилась, услышав, как в лабиринте падает дерево. Подавив любопытство, я побежала по тропинке к дому как раз вовремя, чтобы заметить профиль мужчины, прежде чем он скользнул в мой дом через заднюю дверь.
То же лицо смотрело на меня с листа моего скетчбука.
Брендон Ву.
Глава 36Настоящее
Я должна была воспринять сегодняшнее беззвездное небо как предупреждение.
Ничего хорошего не случается в такие ночи.
Я распахнула дверь вестибюля отеля и уставилась в небо, перебирая тайны, которые могла ему предложить.
Тайна номер один: я могу прослезиться, если пойду в столовую и обнаружу, что она закрыта, затем я отравлю Шантилью за то, что заставила нас работать допоздна без сверхурочных.
Тайна номер два: когда прошлой ночью Бен заставил меня кончить, я громко выкрикивала имя Нэша. Ты представить себе не можешь, какой страх наполнил мою кровь, когда я выглянула из гардеробной, чтобы убедиться, что меня никто не слышал.
Тайна номер три: я стащила пакет кукурузных чипсов и холодную содовую из холодильника, когда сегодня все ушли на обед, а Делайла спустилась к Нэшу подписать несколько бумаг. Я спрятала пустой пакет и банку под подушками дивана, когда он вернулся раньше, чем я ожидала.
Шантилья села прямо на банку, и все тут же смолкли, решив, что она пукнула. Я ничего не сказала, даже когда она покраснела и взглянула на Нэша так, будто он должен был облачиться в рыцарскую броню и спасти ее.
Делает ли это меня драконом, а Шантилью – принцессой этой истории? Если тебя это утешит, она вступила бы в «лигу Белоснежек», а ты знаешь, как я к этому отношусь.
Вот. Достаточно ли тебе трех секретов, беззвездное небо? Ты пощадишь меня сегодня?
– Ждешь, когда небо рухнет, Уинтроп? Это случится, только если ты решишь вести себя нормально.
Мои ноги дернулись при звуке протяжного голоса Нэша. Я постаралась скрыть свою реакцию, выдохнув так, будто пробежала марафон за секунду. Мое отрывистое сердцебиение достигло пика, прежде чем оборваться.
– Преследовать меня бессмысленно, – я дала небу еще пятнадцать секунд, прежде чем ответить: падающая звезда, комета, что угодно – прежде чем опустила голову и пошла, – я никогда не приму твои двойные порции. Можешь уже прекратить.