– Не читай сейчас.
– Но…
– Ты хочешь эту записку или нет?
Я затолкала ее в карман раньше, чем он успел отнять.
– Ладно.
Мой живот заурчал. Я посмотрела на бутерброд и поиграла с хлебом.
– Что теперь? – Он сжал губы. Он провел рукой по волосам. Дважды. – Мать твою, просто съешь бутерброд.
Его настойчивость достигла той степени, что я уже не могла противиться ей. Я не понимала его мотивы, но я знала, что он искренне хотел накормить меня, и это давало мне рычаг давления. Вопрос, насколько сильный.
– Если я позволю тебе накормить меня, – начала я не спеша, – я должна попросить две вещи. Услугу и вопрос. Я ожидаю правду.
– На сегодня ты свой лимит исчерпала.
Я вздернула подбородок, бросая ему вызов.
– Нэш.
– Что?
Я уставилась на него. Я надеялась, он видел, насколько я серьезна.
– Пожалуйста.
Он не торопясь изучал меня. Я уже решила, что он отказался от мысли меня накормить, но он взял бутерброд и поднял его передо мной.
– Сначала откуси, потом поговорим.
Кровь прилила к моим щекам. Я наклонилась вперед и надкусила бутерброд, отшатнувшись, когда мои губы мазнули его по пальцу. Я спешно прожевала, не в силах наслаждаться вкусом, когда его взгляд был прикован к моим губам.
– Что за услуга? – спросил он, когда я проглотила.
– Я хочу фокальную точку в отеле.
– Почему?
Показалось, что дверь стала дальше. Я пристально посмотрела на нее и подумала, не кинуться ли туда.
– «Почему» что?
– Ты знаешь, о чем я. Перестань валять дурочку. – Кончик пальца коснулся моего подбородка. Легчайшее прикосновение заставило меня повернуться лицом к нему. – Почему тебе так нужна фокальная точка?
– Мы так не договаривались. – Его прикосновение обожгло мой подбородок. Я высвободилась, покачав головой. – Я ем, ты оказываешь мне услугу. Так мы договаривались.
– К черту договоры. Ответь на вопрос.
– Не можешь следовать правилам, да?
– Правила придуманы, чтобы отделить лидеров от стада. Я знаю, кто я, а ты, кажется, не та, кем я тебя считал. – Он положил бутерброд и скрестил руки на груди, изучая мое лицо так, будто он меня не вполне понимал и не вполне понимал, почему он хочет понять меня. – Ты могла попросить о любой услуге. Фокальная точка ничего тебе не даст. Зачем она тебе?
Меня возмущала безжалостность Нэша. Его упрямство было сопоставимо с моим, а это означало, что каждый раз, когда мы говорили, один из нас выигрывал, а другой – проигрывал. И обычно я оставалась в проигрыше.
Что там говорил Роберт Кийосаки?
«Иногда ты выигрываешь, а иногда учишься новому».
Я сглотнула свою гордость и уцепилась за эту цитату, невольно задаваясь вопросом, чему именно я научилась.
– Тебе плевать на стройку в бухте Хейлинг.
– Потому что ты так хорошо меня знаешь?
– Да.
Я перебирала пальцами, убеждая себя, что мои слова не станут моим проклятием. Что с того, что я знала Нэша? Он жил в поместье моего отца почти десять лет. Было бы ненормально, если бы я не знала Нэша. Я продолжила:
– Мне это не нравится, но это не меняет того факта, что я тебя знаю. Тебе плевать на бухту Хейлинг, но Бетти не плевать на тебя. Бухта Хейлинг находится недалеко от Истриджа. Это значит, что она будет тут во время открытия.
Мое сердце подскочило к горлу, едва не задушив меня, напомнив, какой занозой в заднице оно может быть. Любить кого-то, кого любил Нэш, в тот момент казалось более интимным. Как будто я подошла слишком близко к нему.
– И? – спросил он.
Я подумала о том, чтобы солгать, но какой в этом был смысл? Обычно он видел меня насквозь. Плюс ко всему ложь дороже правды. А я была на катастрофической мели.
– И, – я растягивала слова, переводя дух, – я хочу, чтобы она гордилась тем, что я помогала строить.
Его молчание заставило меня переступить с ноги на ногу.
Я ждала, пока пропадет блеск из его глаз. От этого блеска в комнате стало жарче, пол под ногами поплыл, а мой живот покалывали маленькие иголочки.
Я сдалась первой.
– Ты сделаешь это или нет?
– Считай, что сделано. – Блеск из глаз так и не ушел. Скорее стал больше, словно воздушный шарик, который вот-вот лопнет. – Ешь.
Завибрировал мой телефон. Мой взгляд метнулся к нему, надеясь, что это приложение «Объединенный Истридж», а потом я вспомнила, что закрыла приложение. На экране светилось имя Рида.
Я не пошевелилась, чтобы ответить.
Нэш снова взял бутерброд, но держал его на весу, глядя на телефон.
– Игнорируешь?
– Он хочет сделать предложение Бэзил, – я не стала вдаваться в подробности.
– Я этого не понимаю.
– Как и я. – Я машинально надкусила бутерброд, когда он поднес его ко мне, затем отступила, сообразив, что сделала. Он смотрел все так же с весельем, когда я взглянула на него, прожевала и проглотила. – Таким он мне больше не нравится, – добавила я, поскольку он продолжал смотреть на меня так, будто был уверен в обратном.
– Ну да.
– Клянусь.
– Я тебе верю.
– Я серьезно.
Я откинула волосы с глаз и нахмурилась, сообразив кое-что. Рид никогда не заставлял меня чувствовать себя так, что я парю в воздухе, когда стою на земле. Чувство, которое было знакомо мне лишь потому, что оно охватывало меня всякий раз, когда рядом был Нэш.
Как будто воспоминание о том, кем он был раньше, делало того, кем он был сейчас, более привлекательным. Боец, который кормил меня, превратился в миллиардера, который кормил меня, и никто в этом гребаном мире не мог понять почему, но, по крайней мере, я подошла ближе всего.
– Мы бы с Ридом все равно никогда не ужились, – добавила я.
– Я знаю.
Я прищурилась.
– Прошу прощения?
Нэш склонил голову и осмотрел мое тело.
– Рид когда-нибудь заставлял тебя кончить?
– Мы оба знаем, что нет. Либо твой аргумент полностью пролетает мимо меня, либо он настолько бессмысленный, что я могла бы провести время лучше. Могла бы слушать вместо этого стихи Данеса Смита.
Он проигнорировал меня, слегка улыбнувшись.
– Он когда-нибудь заставлял тебя течь, не притронувшись к себе?
Я скрестила руки на груди.
– Не все в жизни завязано на сексе. Нэш опустил бутерброд.
– Я так не думаю.
Его улыбка расцвела в полную силу, и я поняла, что не помню, чтобы он улыбался так. Его улыбка могла бы излечить рак, отменить долги по студенческим кредитам и принести мир во всем мире. Я хотела положить ее в карман и приберечь для себя. Мир во всем мире – это все равно скучно.
– Ты когда-нибудь позволишь Риду прикоснуться к тебе так, как прикасался я? – спросил он, поглощая меня одними лишь словами. Как будто мы снова стояли в том номере и я не могла ощутить его вкус на своем языке.
Я сосредоточилась на пальцах ног, пошевелила ими в конверсах и, чтобы отвлечься, сосчитала каждый.
– Я с трудом могу поверить, что позволила тебе прикасаться ко мне, – пробормотала я.
Или что позволю тебе сделать это снова.
– Тебе когда-нибудь хотелось сражаться за него? – Его взгляд читал мое лицо, собирая все ответы, которые были ему нужны, по застывшему на нем ошеломленному выражению. – Если кто-то не так смотрел на него, не так разговаривал с ним, не так прикасался к нему, ты бы подняла свой гребаный меч и ринулась в битву, забыв о броне?
– Я бы боролась за него, – запротестовала я.
Я бы действительно боролась.
Рид был моим лучшим другом.
Если бы он позвонил мне в четыре утра и сказал, что убил кого-то, я бы помогла ему рыть чертову могилу под стеной полицейского участка, если бы нужно было.
Нэш покачал головой, будто считал меня унылой и жалкой. Его уверенность наказывала меня, потому что означала, что он верит в свои слова, а когда Нэш верил, верила и я.
– Ты бы сражалась рядом с ним, не за него. Две разные вещи. Если бы он попросил тебя опустить меч, ты бы послушала, потому что это не въелось в тебя до костей, не стало рефлексом, безусловным инстинктом. У тебя остается выбор, и это разница между тем, чтобы любить кого-то и быть влюбленным. Ты можешь контролировать одно, но, черт подери, ты не можешь контролировать другое.
– Что ты знаешь о любви? – выплюнула я, ненавидя эту разницу в наших взглядах.
Буду ли я говорить что-то подобное через десять лет? Пойму ли вообще подобные вещи? Он снял пиджак и бросил его на стол, остановившись лишь чтобы ослабить галстук.
– Достаточно знать, что ты никогда не любила Рида.
– Почему?
– Потому что я знаю, на что похожа любовь. Я видел, как мама и папа любят друг друга. У твоих родителей больше денег, чем у всех, кого я когда-либо встречал, но самые богатые люди, которых я знал, это мои родители. – Он сорвал галстук, расстегнул две пуговицы на рубашке и закатал рукава, остановившись как раз в тот момент, когда показался край татуировки «искупление». – Если я и скажу тебе нечто, что стоит запомнить, так это будет вот это. Любовь – самое дорогое, что у тебя когда-либо будет. Ты платишь за нее горем, слезами и частичкой своей души, но взамен получаешь счастье, воспоминания и жизнь.
– Почему ты говоришь мне это?
– Слова имеют для тебя значение, и все же ты бросаешься ими, не понимая, что они значат.
«Да, но почему это имеет значение для тебя? Почему это так беспокоит тебя, что ты меня поправляешь? Почему, почему, почему? Я не понимаю тебя, Нэш Прескотт. Ты сам себя понимаешь?»
– Свирепая преданность заставила тебя считать, будто ты влюблена в Рида, – добавил он.
– Потому что ты так хорошо меня знаешь.
– Да. Давай прекратим это дерьмо и перестанем притворяться, что мы чужие друг другу. Ты никогда не принадлежала Риду, Тигренок. Он одомашнен. Ты – дикая. Приручить тебя было бы издевательством. Чем скорее ты это поймешь, тем скорее сможешь двигаться дальше.
Он сказал это так небрежно, так буднично, что я почти не осознала весомости его слов.