Его пальцы пробежались вдоль моих трусиков, костяшки пальцев задевали кожу.
– Почему ты смотришь на меня так? – спросила я и отодвинулась, но он крепче сжал мою талию, придвинув меня ближе, прежде чем отпустить.
– Я думал о слове. – Он прошептал его одними губами, как делала я, выглядя немного нелепо и мило. – Так вот на что это похоже?
– На исцеление?
Взгляд Нэша замер в пространстве между нами.
– Нет.
Он не стал вдаваться в подробности, да я и не хотела, чтобы он делал это. Нет, если это разрушит мои магические слова. Он обладал силой, а я была слишком осторожна со словами, чтобы рисковать ими.
– Что за слово? – спросила я.
Отчаяние не шло мне, но я должна была знать.
Нэш провел большим пальцем по моей щеке и впился своими губами в мои. Он целовал меня так, словно я – ядерная бомба и он должен разрушить меня, чтобы спас тись. Его язык скользнул меж моих губ, задев мой. Я вцепилась в его рубашку, а он схватил меня за волосы, пропуская сквозь них пальцы так, будто умолял меня выдохнуть. Кафуне.
Все закончилось прежде, чем я успела осознать, что оно началось. Разочарование скользнуло внутрь меня, разрастаясь тем сильнее, чем больше становилось расстояние между нами.
– Поздно, – с казал он, отстраняясь от меня, – через час охрана совершит обход по площади.
Моя футболка была разорвана посередине, словно безрукавка, так что я надела ее задом наперед и воспользовалась пиджаком Нэша, чтобы прикрыть голую спину. Он как-то умудрялся выглядеть опасным с его растрепанными волосами и порванной рубашкой, тогда как я напоминала ребенка, играющего в переодевание.
Мы молча дошли до отеля, остановившись у входа. Я открыла рот, когда поняла, что он так и не сказал мне то слово, но я засунула свое любопытство поглубже и заменила его своими собственными магическими словами.
«Никтофилия.
Базорексия.
Ибрат».
Нэш смотрел на мои губы, наблюдая, как они формируют и складывают слова.
– Я отвезу тебя домой. – Он кивнул в сторону парковки. Я представила, какой это будет кошмар, когда он поймет, что у меня нет дома. – Прежде чем ты начнешь тратить время на споры – это не обсуждается. Уже поздно, темно и достаточно холодно для того, чтобы я замечал твои соски каждый раз, как мы проходим под фонарем. Я знаю, у тебя нет желания умереть, так что твое упрямство будет выглядеть просто глупо.
Игнорируя все, кроме первого предложения, я попятилась дюйм за дюймом.
– Я в порядке. – Я вздернула плечи. – Может быть, ты не знаешь меня так хорошо, как тебе кажется, Нэш, – поддразнила я, немного злясь из-за того, что он так и не сказал мне то слово.
– Эмери.
– Прекрати произносить мое имя так, будто это требование.
– Эмери.
Мой взгляд опустился на татуировку «искупление», которую мне хотелось попробовать на вкус. Я позволила себе две секунды рассматривать ее, а потом развернулась и пошла прочь.
Я снова развернулась, когда вспомнила, каким настойчивым он может быть. Лучше позволить ему строить козни там, где я могу его видеть. Он уже вынул свой телефон, когда поднял на меня взгляд, будто зная, что я вернусь.
Придурок.
Он уже открыл «Убер».
– Где ты живешь?
Дерьмо. Дерьмо. Дерьмо. Что мне делать?
Я молча протянула руку. Как только его телефон коснулся моих пальцев, я передвинула точку в приложении в случайный жилой район поблизости. Повернувшись к нему спиной, я прислонилась к отелю, постукивая пальцами по стеклу и пристально глядя в небо.
Я начинаю думать, что не Нэш злодей, беззвездное небо. Может быть, это ты.
Нэш протянул ладонь.
– Мой телефон.
«О».
Я взглянула на него, мой взгляд задержался на приложении «Объединенный Истридж», прежде, чем я вернула его. Конечно, у него было приложение. Он владел им. Но был ли у него друг по переписке? Он не казался тем, кому это нужно.
Хотя, опять же, если я использовала его для секса по телефону, может, и он делал то же.
Это я могла себе представить.
Ревность сжала мое горло. Я потянула воротник своей футболки, забыв о том, что она разорвана, и обнажила для Нэша изрядную часть груди.
Проигнорировав его, я запрокинула голову к небу.
Заткнись, чувак. Даже Луна ревнует к звездам. А у тебя, беззвездное небо, нет звезд. Ручаюсь, из-за этого ты завидуешь всем.
Когда я опустила голову, Нэш все еще изучал меня, так что я уставилась на него в ответ, провоцируя его на то, чтобы он нарушил молчание. Испытывая тайный восторг от его взгляда.
Я не собиралась целовать Нэша сегодня, но, если бы мне пришлось объяснять это, я бы списала все на его выражение лица, когда он рассказывал мне о беззвездной ночи в Сингапуре.
Нэш напоминал любимую песню. Которую слушаешь так часто, что она становится невыносима. Но в тишине, когда мир спокоен и твой мозг податлив, аккорды повторяются у тебя в голове, и ты понимаешь, что это – твоя любимая мелодия.
Я сломалась первой, опустив взгляд, пока он не последовал примеру, далеко не так быстро, как я. Мы стояли в футе друг от друга, оба молчали, глядя в телефоны. Он, вероятно, играл в «Кэнди Краш», а я открыла «Объединенный Истридж», чтобы проверить, в сети ли Бен. Подавила улыбку при виде зеленой точки.
Дурга: Как прошла ночь?
Бенкинерсофобия: Удовлетворительно. Пока не стало неудовлетворительно. Твоя?
Дурга: Удовлетворительно. Пока не стало неудовлетворительно.
Бросив взгляд на Нэша, я отвернула экран от него. Мне не нужна была головная боль от того, что он поймает меня в своем приложении и обвинит во всех смертных грехах. Загадочные послания, расспрашивать о смысле которых мне не позволяла гордость.
Дурга: Скажи мне что-нибудь уродливое.
Бенкинерсофобия: Мое сердце.
Дурга: Это неправда.
Дурга: Если у тебя уродливое сердце, то у меня какое? Что я тогда?
Бен не отвечал минуту. Я искоса взглянула на Нэша. Нахмурив брови, он быстро что-то печатал. Я снова опустила голову, пока он не заметил, что я смотрю.
Бенкинерсофобия: Ты фантазия, богиня, героиня, мечта. Все, у чего счастливый конец.
Дурга: А что такое ты?
Бенкинерсофобия: Я Сизиф, коварное море, которое поглотит тебя.
Машина просигналила дважды. Отвлекшись от экрана, прежде чем подойти, я поискала эмблему «Убер». Нэш открыл для меня заднюю дверь, что я проигнорировала. Я скользнула на пассажирское сиденье впереди.
Одарив меня хмурым взглядом, Нэш постучал по окну, требуя, чтобы я опустила его. Я не стала, но водитель послушался. Морозный воздух ужалил кожу, когда тепло обогревателя улетучилось в окно. Нэш устроил представление, вытащив телефон, сделав фото водителя, потом сфотографировав его права.
– Деррик Аттерберри, Адэр-лейн 8143, у меня есть твое лицо, твои права, твои имя, адрес и номер лицензии, – предплечья Нэша покоились на раме открытого окна, его ладони были опасно близки от того, чтобы коснуться меня, – кивни, если понимаешь, о чем я.
Деррик сглотнул. Он закивал, словно болванчик на его приборной панели.
Нэш поднял свой телефон.
– У меня также есть номера всех важных политиков вдоль этого побережья, включая президента. Я могу сказать им о тебе, и мне поверят. Этический кодекс – что-то среднее между Джорданом Белфортом, нюхающим кокаин из жопы своей любовницы, и использованием младенцев как подопытных кроликов в пытках а-ля «МК-Ультра». И широкий репертуар для мести, включая, но не ограничиваясь, натягиванием твоей задницы на «Убер». – Он помолчал. – Я не велел тебе перестать кивать?
Деррик прокашлялся и вытер пот со лба.
– Нет.
– Ты следишь за моей мыслью?
– Нет. В смысле, да, – его пальцы вцепились в рулевое колесо крепче, – в смысле, слежу.
– Тогда, мать твою, кивни.
Деррик кивнул. И не прекратил кивать, даже когда Нэш продолжил:
– Довези ее благополучно до дома, дождись, пока ее гребаная входная дверь закроется, и я избавлю тебя от гнева, которого ты и представить, и пережить не сможешь. – Он полез в мой бумажник и бросил водителю три сотни. – Делай все, что она скажет, – он сунул еще три сотни во внутренний карман своего пиджака, который был на мне, коснувшись моего твердого соска, – и она отдаст тебе остальное.
Мое сердце все еще колотилось, замирая, когда мы оставили Нэша позади. В боковое зеркало было видно, как он наблюдает за машиной, пока она не завернула за угол. Я должна была заверить бедного водителя, что Нэш не имел в виду ничего такого, но:
А: Я думаю, что все-таки имел.
Б: Я вспомнила, что Нэш однажды сказал, что не целуется.
Я поднесла палец к губам, слегка коснувшись их. Я не могла выбросить из головы мысли о его губах на моих губах. Хуже, меня сводило с ума то, что я не знала, почему он сделал это.
– Вы можете отметить поездку завершенной, а потом отвезти меня обратно к отелю? – спросила я, когда водитель подъехал к случайному дому, который я выбрала.
– Эм-м…
Брови его нахмурились. Он посмотрел на три стодолларовые купюры, разбросанные по приборной панели. Он их не взял. Его руки слишком сильно дрожали по дороге сюда. Они все еще сжимали руль. На десять и два часа, словно бойскаут, даже после того, как припарковался.
Я полезла за деньгами в карман джинсов. Моя рука коснулась записки, которую Нэш дал мне в столовой, прежде чем я вспомнила, что он положил деньги в карман пиджака. Я вынула записку и достала сотенные из внутреннего кармана.
Размахивая купюрами, я изобразила на лице самое невинное выражение, какое только могла.
– Я отдам тебе их в любом случае, но он велел тебе делать все, что я скажу. Пожалуйста?
На обратном пути я включила в машине свет и прочитала записку, сведя плечи, чтобы скрыть ее собственным телом.
«Если задуматься, концепция фотографии чертовски крышесносна. Момент во времени. Запечатленный. Сохраненный. Навсегда. Я не должен был рвать твою фотку с Ридом.